К власти пришел Р. Никсон. В его правительстве, как и раньше, ключевые посты заняли миллионеры, представители крупнейших банков и корпораций. Государственный секретарь Роджерс — коллега Никсона по юридической профессии, занимавший в правительстве Эйзенхауэра пост министра юстиции, министр финансов Кеннеди — председатель правления чикагского банка «Континентл Иллинойс нэшнл бэнк энд траст компани» и член совета директоров нескольких крупных корпораций. Министр торговли Стэнс — крупный банкир с Западного побережья, президент ряда компаний. Министр труда Шульц — директор нескольких компаний, а министр почт и телеграфа Блаунт — президент Американской торговой палаты. Богатый делец и губернатор Аляски Хикел — министр внутренних дел. Он владелец, председатель правлений и член совета директоров целого ряда торгово-промышленных фирм, Хардин, ректор Небрасского университета, тоже входящий в правление многих корпораций и в попечительский совет «Фонда Рокфеллера», занял пост министра сельского хозяйства. Мичиганский губернатор Ромни, миллионер, связанный с автомобильными корпорациями, возглавил министерство жилищного и городского строительства. Пост министра здравоохранения, образования и социального обеспечения был отдан Финчу, связанному с рядом компаний Калифорнии.
Та же картина и в нынешней администрации. Личное состояние министра обороны Уайнбергера оценивается в 2,2 —3,5 миллиона долларов, бывшего госсекретаря Хейга — примерно в 2 миллиона, нынешнего госсекретаря Шульца — тоже около 2 миллионов, других членов кабинета — от полутора до 9,2 миллиона. Сам Рейган с женой оценивают свою недвижимость в 1,2 — 2,4 миллиона, а движимое имущество — в 0,6—1,1 миллиона долларов[130]. Показателен и разброс этих цифр: за ним сквозит явное желание обладателей состояний по возможности скрыть их от учета, а тем самым и от налогообложения. Как не похоже это на мечту А. Линкольна о «правительстве народа из народа и для народа»!
Кабинет министров в Вашингтоне сформирован из представителей крупнейших корпораций, прежде всего связанных с военным бизнесом. Его состав отражает соотношение сил в экономической элите. Немало там представителей корпораций западных и среднезападных районов, которые проталкивали Рейгана в президенты. Серьезные позиции оставили за собой банковские и промышленные олигархии северо-восточных районов. Отмечается и та особенность, что за Рейганом стоят богачи новых поколений, которые нажили капитал жульническими махинациями, на основе подкупов, взяток, связей с мафией и т. д., что несет в себе большой «скандальный потенциал»[131]. Впрочем, скандалы уже начались.
К лету 1984 года стало известно, что уже более ста высших чиновников правительства республиканцев оказались замешанными в различных должностных преступлениях, связанных с коррупцией.
Слияние правительства с бизнесом становится все более открытым. Сегодня мало кого шокирует практика перехода руководителей корпораций в правительство, а потом — их возвращение в мир бизнеса, но на более высокие посты. Правительство Рейгана, например, часто называют правительством корпорации «Бектел» — ведущие его деятели пришли из этой калифорнийской строительной фирмы, специализирующейся на крупном энергетическом и промышленном строительстве, в том числе и за границей.
Широкое распространение получила в конце 60-х — 70-х годах и такая относительно новая форма взаимосвязей между правительством и деловыми кругами, как организация совместных комиссий — либо для анализа и выработки политической стратегии по каким-либо конкретным вопросам, либо широкопрофильных, универсальных, призванных формулировать политическую стратегию капитала в целом. Среди последних особую известность приобрела «Трехсторонняя комиссия», созданная в конце 1973 года по инициативе семьи Рокфеллеров. Здесь разрабатываются основы современного военно-политического курса империализма. Из недр этой комиссии немало деятелей было рекрутировано в правительство Дж. Картера, среди них прежде всего стоит упомянуть «ястреба» 3. Бжезинского. Не менее «достойно» «Трехстороннюю комиссию» у Рейгана представляет К. Уайнбергер.
Беспрецедентное влияние приобрела на политику Вашингтона военщина. Это отражение небывалого в истории государства взлета милитаризма. Многие генералы и адмиралы занимают важнейшие посты в корпорациях, другие — в правительстве. Союз военных и монополистов принимает все более опасные размеры. Широкое распространение получила так называемая практика «вращающихся дверей»: почти на каждом уровне военно-промышленного комплекса люди свободно переходят с работы в госаппарате на работу в частные корпорации, обслуживающие военную промышленность, и наоборот. Некоторые проходят через эту «вращающуюся дверь» по нескольку раз. В таких условиях чиновники в Пентагоне начинают работать на частную промышленность задолго до ухода с государственной службы. О размерах этого явления свидетельствуют следующие цифры: с 1979 по 1981 год на работу в военную промышленность перешли со своих постов 2,1 тысячи офицеров.
Процесс милитаризации захватил и внешнюю политику. Многие генералы и адмиралы сменили армии и флотилии на дипломатическую службу. Они там сейчас нужнее. Тотальная милитаризация общества нуждается в военных. Теперь уже, замечает Симпсон, президенты «больше ценят советы военных, чем дипломатов»[132]. Назначение военных на дипломатические посты — не простая механическая замена одного чиновника другим. Свой образ мышления вчерашние генералы и адмиралы переносят в сферу международных отношений. Внешнеполитический курс США становится все более воинственным. Гибкость и конструктивность в политике объявляются старомодными.
Военная элита, промышленный комплекс, занимающийся производством оружия, заняли прочное место в структуре власти и влияния в США. Наиболее заметно это проявилось в период правления Р. Рейгана, с самого начала поставившего на пост государственного секретаря бывшего главнокомандующего войсками НАТО в Европе А. Хейга. Если взять сенат на середину 1984 года, то и там бывшие военные играют решающую роль. Их в сенате большинство: из 100 членов этого законодательного органа 69 человек — бывшие кадровые военные. Все они тесно связаны с военным бизнесом. В сущности, милитаристские процессы в США развиваются во взаимодействии с общими реакционными сдвигами в этой стране, активизацией и консолидацией правых политических сил.
Американская действительность дает все новые подтверждения ленинскому выводу о том, что империализм «отличается наименьшим миролюбием и свободолюбием, наибольшим и повсеместным развитием военщины»[133]. Милитаризм реакционен по своей классовой природе. Будучи мощным орудием классового господства, он используется как сила подавления внутри страны и как орудие агрессии и экспансии за рубежом. Реакционность милитаризма резко обострена его направленностью против Советского Союза и социалистического содружества в целом, против сил, борющихся за социальное и национальное освобождение. Для США в наибольшей степени характерно переплетение захватнических и контрреволюционных черт милитаризма.
Соединение силы монополий и силы государства приобрело ярко выраженную военную окраску, что является важной особенностью развития государственно-монополистического капитализма после второй мировой войны. Во всем многообразии переплетающихся связей между монополиями и государством выделилась и получила активное развитие именно военная линия таких связей, сложился военный механизм взаимодействия монополий и государства, или, иначе говоря, военно-промышленный комплекс. Это, с одной стороны, крупнейшие военно-промышленные концерны, сосредоточившие у себя основную часть государственных заказов. Они выполняют роль организаторов военного производства, составляют ядро военного бизнеса и осуществляют групповое монополистическое господство. С другой — высшие военные звенья государственного аппарата, прежде всего Пентагон, которые по масштабам деятельности и средствам несравнимы ни с одним другим американским государственным органом.
Произошло, таким образом, объединение двух крупнейших милитаристских группировок. Естественно, это взаимодействие верхних эшелонов власти и военной индустрии происходит во имя развития и ускорения милитаристских процессов.
Довольно распространены в США попытки представить военно-промышленный комплекс как только лоббистскую группу. Это, конечно, упрощение, причем весьма зловредное, выгодное военно-промышленной элите. Комплекс — не обычное и не имеющее аналогий явление в американской государственно-монополистической структуре. Он представляет собой альянс милитаристских интересов и практического сотрудничества крупных консолидированных партнеров.
