Третье. Касаясь фактической стороны вопроса о Сахарове и Орлове, хочу сказать следующее. Академик Сахаров, начиная с 1968 года, систематически проводит подрывную работу против Советского государства. Он подготовил и распространил на Западе более 200 различных материалов, в которых содержатся фальсификация и грубейшая клевета на внутреннюю и внешнюю политику Советского Союза.
Его материалы используются империалистами для разжигания антисоветизма, для осуществления политики, враждебной нашему строю и государству. Как видите, тут уж не "инакомыслие", а действия, наносящие ущерб делу безопасности и обороноспособности Советского Союза.
Надо ли в этом вопросе делать, как Вы говорите, "задний ход", видно из всего сказанного выше. Собственно говоря, поставленные Вами вопросы не являются компетенцией ни моей, ни организации, которую я возглавляю. Откликаясь на Ваше письмо, я руководствовался, Петр Леонидович, чувством уважения к Вам.
Ю. Андропов.
19 ноября 1980 г.".
Тут мы снова готовы извиниться перед читателем за длинную цитату. Да, читать эти водянистые словеса скучновато, нет сомнений. Одна почтительная цитата из Леонида Ильича чего стоит! И это в письме, которое выглядит как частное! Но этот самый Ильич поминался не для почтенного академика, а на всякий случай: чтобы Цвигун или Цинев не шепнули тому же Ильичу, что не ценит, мол, вас наш начальник-то. И плевать было Андропову, что почтенный академик отлично все понимал, пожал плечами, небось, во время чтения. Таков был, таким всегда и оставался Юрий Владимирович - честолюбец, циник и молчальник.
А с Сахаровым еще долго возились, перекидывая его с ладони на ладонь, как горячий блин: и уронить нельзя, и съесть горячо. Но вот в декабре 1979 года наши войска вдруг ввели в Афганистан, о чем подробнее далее. В мире поднялся такой грохот, что нашему руководству стало уже все равно - одним воплем больше или меньше. Пусть уж будет больше: и сослали Сахарова в Горький. Выглядела эта ссылка странновато - огромный го-
род в сердце России, старейший образовательный, культурный и научный центр. А миллион его жителей, они что, тоже были ссыльными? Но Брежневу и Андропову плевать на все было, лишь бы прикрыть дело: въезд в город иностранцам был наглухо закрыт. И решили. Теперь сахаровское дело с андроповского ведомства не снималось, но уже в основном не для шефа, ибо принципиальный вопрос был решен.
На этом и закончим затянувшийся сюжет с участием Андропова в решении судеб Сахарова и Солженицына. Деятели они были весьма разные, побеги от них пошли в расходящихся направлениях, от первого - прямо к нынешним "реформаторам", разрушившим Советскую державу, второй в общем и целом был и остается русским патриотом. Но Андропов одинаково равнодушно преследовал обоих, выполняя указания Генсека. Как всегда, он ждал своего часа.
Теперь следует сделать совершенно необходимое пояснение для современного читателя про эти уже довольно далекие от него политические истории. Немало говорилось о двурушниках с партийными билетами и высокими постами. И не только о тех сомнительных деятелях, которых подбирал в свое окружение Андропов и которые так явно проявили себя во времена "перестройки" и "реформ". Таких, к сожалению для нашего народа, немало находилось и за пределами непосредственного влияния Юрия Владимировича. Но зададимся немаловажным вопросом: а имелись ли тогда в правящих верхах Советского Союза деятели, которые стояли на русско-патриотической почве? Те, кто сопротивлялся, каждый в меру своих способностей и возможностей, начавшемуся тогда же наступлению антирусских и антигосударственных сил?
Попытаемся ответить. Да, бесспорно, таких деятелей было много - и в Центральном комитете партии, и в Совмине, и в Минобороне и Г енштабе, в КГБ, но особенно - в провинциальных подразделениях названных ведомств, столь серьезных для жизни государства и его граждан. Подробнее об этом - когда-нибудь позже, ибо это отвлекло бы нас от "андро-повского" сюжета. Но об одном деятеле высшего партийного руководства той поры, который не скрывал своих патриотических убеждений и даже пытался действовать в этом направлении, мы расскажем.
Владимир Николаевич Ягодкин (1928-1985), коренной москвич, русский, окончил, и прекрасно, исторический факультет МГУ, потом, как и многие выпускники тогдашних гуманитарных факультетов столицы, попал в обновляемый Хрущевым комсомольско-партийный аппарат. Твердо верил тогда в возможность истинного обновления страны на благо народа. (Могу подтвердить из собственного опыта: меня тоже еще до окончания исторического факультета в Ленинграде в 1958 году направили на службу в райком комсомола, не очень хотелось, но тоже, как и многие мои ровесники, воспринимал это как нечто весьма серьезное и нравственно ответственное: мол, было у нас не очень, а мы-то все поправим...).
Ягодкин вступил в партию в 1950 году, а уже в конце шестидесятых стал секретарем по пропаганде столичного (!) горкома КПСС. Влияние его на идеологию не только Москвы, с которой тогда все брали пример, а тем самым на всю гигантскую страну, было очень сильным. И только потому, что он сам был личностью сильной и целенаправленной в сторону советско-русского патриотизма. В 1971 году на XXIV съезде КПСС Ягодкин стал кандидатом в члены ЦК. Это была неслыханная честь, ибо молодой по тем временам московский идеолог был в ЦК уже четвертым деятелем городского комитета столицы: шеф Гришин, второй секретарь Л. Греков, секретарь Р. Дементьева и Ягодкин. Поясним, что разница между членом ЦК и кандидатом в члены была весьма условной. Ягодкин был моложе и образованнее едва ли не всех своих сотоварищей, значит. Тем паче что Гришин, человек простой, весьма ему благоволил.
О деятельности Ягодкина пока не написано ровным счетом ничего, со временем, конечно, этот досадный пробел будет восполнен. Мы не можем в рамках работы сколько-нибудь подробно останавливаться на данном сюжете, однако о роли Андропова и его ведомства необходимо кратко рассказать. Ягодкин явно придерживался прорусской направлен-
ности, что резко противоречило общей линии Суслова и его идеологических служб. Он же решительно ненавидел всякие проявления того, что называлось тогда (и вполне справедливо, как ясно видно сейчас!) "буржуазным разложением". Человек он был лихой и совсем уж - в отличие от Андропова - неосторожный. Как-то на окраине Москвы художники-авангардисты устроили самочинную выставку явно вызывающего, до непристойности, характера. Ягодкин приказал вызвать бульдозеры и "выставку" на пустыре снести. Это вызвало чудовищный шум на Западе.
Но, как оказалось, не только на Западе... Известны симпатии Андропова к разного рода модернистам в области искусства. Он не преминул по этому поводу донести на Ягодкина (а заодно и на Гришина): вот, мол, Московский горком компрометирует в глазах "мировой общественности" политику "разрядки". Тогдашний начальник "пятки" генерал Бобков рассказал, хоть и очень прикровенно, о том случае: "В один из воскресных дней мне позвонил дежурный по 5- му Управлению В.И. Бетеев и буквально огорошил: в районе Беляева бульдозеры сносят выставку картин художников-модернистов. Я спросил, что он предпринял.
- Направил группу сотрудников спасать картины.
Я настолько был потрясен, что только и смог сказать:
- Позаботьтесь о художниках!
В памяти еще жив был разгром художественной выставки в Манеже, который учинил Н.С. Хрущев. Эта история уже не раз была подробно описана, но мало кто знает, как группа сотрудников 5-го Управления вместе с работниками выставки до глубокой ночи собирали сброшенные на пол картины, которые сочли недостойными советского зрителя. Запомнился поднятый с пола прекрасный портрет девушки-киргизки. Откровенно говоря, я и сейчас гоню от себя воспоминания об этом жутком погроме, чтобы не растравлять душу.
И вот новое дело: выставку картин бульдозерами сносят. Тут мало что спасешь!.
Так случилось и с выставкой в Беляева. Никакой опасности эта выставка, в сущности, не представляла - просто ее участники бросили вызов официальным властям. И те немедленно отреагировали - поспешили применить для борьбы с художниками-новаторами бульдозеры. Не разгроми Хрущев выставку в Манеже, вряд ли секретарь райкома принял бы такое нелепое решение.
Нетрудно представить, какой шум поднялся в мировой печати. Нам же, откровенно говоря, нечего было сказать в оправдание - случай беспрецедентный".
Привирает, сильно привирает бывший генерал "пятки". Он, видите ли, был за "худож-ников-новаторов"! Нет, тут была интрига его шефа в отношении партийного идеолога, оказавшегося вдруг противником "разрядки", то есть постепенной капитуляции Советского государства перед буржуазным Западом. А Ягодкин пренебрег этими замечаниями с Лубянки, более того, летом 1975 года в преддверии XXV съезда партии он начал готовить резкое идеологическое выступление. В свою "команду" он привлек и меня. Я составил ему довольно-таки крутую по тем временам записку, материалы которой он использовал в публичных выступлениях. В январе 1976 года усилиями Андропова и Суслова Ягодкин был из горкома изгнан и направлен одним из заместителей в ничтожное Министерство высшего образования. Это был пример для иных, и весьма показательный!
