На момент сдачи этого номера в печать сам господин Гурлитт находился на свободе и даже не был обязан сообщать полиции о своем местонахождении. «Ведущий дело прокурор уже заявил на пресс-конференции, что нам неизвестно, где находится этот человек. Сейчас нам необязательно знать это. Уголовное дело открыто, человек допрошен, но у нас нет улик, достаточных для заключения его под стражу», — сказал «Эксперту» представитель прокуратуры.
Председатель Центрального совета евреев Германии Дитер Грауманн уже потребовал «полного расследования» судьбы картин из коллекции Гурлитта, с тем чтобы «законные владельцы или их наследники были найдены». Впрочем, если прокуратура придет к заключению, что благодаря истекшему сроку давности претензий частная коллекция Гурлитта легализовалась, то пожилой житель Мюнхена превратится в одного из самых богатых коллекционеров живописи и угрожать ему может лишь моральное осуждение со стороны других любителей искусства.
Берлин
Ирина Осипова
В Третьяковской галерее проходит выставка «Наталия Гончарова. Между Востоком и Западом» — самая крупная за последние сто лет ретроспектива работ художницы и одно из самых удачных моношоу галереи
Картина «Феникс», 1911. Часть полиптиха «Жатва», впервые собранного вместе из разных музеев
Государственная Третьяковская Галерея
Масштабные ретроспективы — любимый жанр Третьяковской галереи. Там, где другие музеи ищут нестандартные ракурсы и новые повороты сюжетов, Третьяковка традиционно бьет объемом: если уж показывать художника, то целиком, вытащив на свет всю его силу и слабость. Результат зачастую получается спорным: суровые бородатые мужчины Ге или недописанные (в силу чрезмерного пристрастия к алкогольным напиткам) снулые пейзажи Саврасова в большом количестве кого угодно загонят в депрессию. С Гончаровой же все наоборот. Если от чего и может устать зритель, так это от поразительно мощного, жизнелюбивого многоцветья, которое захватывает в плен у входа и не отпускает до самого конца.
Четыре сотни работ иллюстрируют более чем полувековой творческий путь главной русской художницы-авангардистки — от ранних пейзажей, написанных в студенческие 1900-е под влиянием французов, до поздней абстрактной «космической» серии конца 1950-х, посвященной запуску в СССР первого спутника Земли. Между ними расположились угловатые крестьяне, неожиданно звучные религиозные сюжеты, изящные испанки и цветочные натюрморты, за которые так охотно борются коллекционеры на лондонских аукционах, пробы на кончике кисти всех актуальных «измов» (лучизм, футуризм, абстракционизм), книжная иллюстрация, театральные проекты, эскизы интерьерного убранства и платьев для парижских модных домов (одно из них, сшитое в 1930-е, даже представлено «живьем»). Последний раз с подобным размахом Гончарову показывали в Москве ровно сто лет назад: в 1913 году в художественном салоне Клавдии Михайловой была устроена ретроспектива, включавшая в себя 760 работ, написанных всего за тринадцать лет. Такой экспозицией тогда не мог похвастать ни один из русских художников. Годом позже, уменьшив объем, выставку повторили в Петербурге, и, как писал Сергей Дягилев, Гончарова повергла к своим ногам весь Петербург и всю Москву.
Нынешняя выставка в Третьяковке еще и достойный пример, который музей подает арт-рынку. Гончарова входит в тройку самых дорогих и востребованных русских художников и к тому же занимает почетное место самой дорогой женщины-художницы в мире. Рекордная сумма — 6,4 млн фунтов, или 10,2 млн долларов, — была заплачена в 2010 году за полуабстрактную, полукубистическую, словно скроенную из народных платков и подносов «Испанку», написанную в 1916 году, в период феерического успеха Гончаровой у Дягилева. Высокая цена, востребованность у коллекционеров и при этом редкость на рынке — у Гончаровой есть все условия, способствующие появлению подделок. Три года назад разразился скандал, связанный с выходом в Англии и Франции двух монографий — книги профессора Эндрю Партона «Искусство и дизайн Наталии Гончаровой» и каталога-резоне никому в профессиональных кругах не известной Дениз Базету «Наталия Гончарова. Творчество между традицией и современностью». По мнению экспертов Третьяковской галереи, порядка трехсот опубликованных в них работ с провенансом якобы из частных собраний имеют сомнительное происхождение и являются подделками. Так что не раз прозвучавшая на вернисаже фраза: «Ценность выставки в том, что все работы здесь подлинные» — не кулуарная шутка, а большой комплимент от коллекционеров. Впрочем, сомневаться в картинах из собрания Третьяковки, парижского Центра Помпиду, амстердамского Стеделека, Музея Людвига в Кельне было бы неразумно.
«Автопортрет с желтыми лилиями». 1907–1908
Государственная Третьяковская Галерея
Итак, она звалась Наталия
Наталия Гончарова родилась в 1881 году в семье архитектора и дочери одного из профессоров Московской духовной академии и приходилась внучатой племянницей другой Наталье, жене великого поэта. Художницу это родство не слишком занимало, но вот Марина Цветаева, услышав от знакомых в Париже такое сочетание имени и фамилии, была потрясена и со свойственной ей восторженностью взялась писать биографию новой Гончаровой. «Внешнее явление Гончаровой. Первое: мужественность. — Настоятельницы монастыря. — Молодой настоятельницы. Прямота черт и взгляда, серьезность — о, не суровость! — всего облика. Человек, которому все всерьез. Почти без улыбки, но когда улыбка — прелестная. Легкость походки, неслышность ее. То же с голосом. Тишина не монашенки, всегда отдающая громами. Тишина над громами. За-громная. Жест короткий, насущный, человека, который занят делом». Другой поэт Серебряного века, Бенедикт Лившиц, которому принадлежит определение «амазонки авангарда», приклеившееся к женщинам-художницам того поколения, писал о Гончаровой, что «пылающий взор и резкие угловатые движения придавали ей сходство с экзальтированными эсерками, которые в 1905 году звали нас из университетских аудиторий бросаться под копыта казацких коней».
С портретов начинается и выставка. На «Автопортрете с желтыми лилиями» Гончаровой 26 лет. Она уже знаменитость: годом раньше ее работы выставлялись в Париже на Осеннем салоне как одно из достижений современной русской живописи. Она стоит вполоборота на фоне картин, глядя прямо на зрителя, явно декларируя: «Я — художник». Рядом — портрет, написанный несколькими годами позже мужем Михаилом Ларионовым. Среди художественных пар авангардистов (Родченко и Степанова, Древин и Удальцова, Попова и Веснин) Гончарова и Ларионов были самой яркой и идеальной внешне. Он был организатором ее выставок и «пробным камнем на фальшь», она — первой последовательницей придуманного им лучизма. В футуристическом фильме «Драма в кабаре № 13» Ларионов с нарисованными на щеках слезами нес Гончарову на руках — настоящий рыцарь. В 1920-е годы, уже в эмиграции, она стала инициатором разрыва их семейных отношений при сохранении имиджа творческой пары. Но, глядя на этот портрет, открывающий экспозицию (и еще на один, который встретится дальше), не задаешься вопросом почему: дорогих сердцу женщин не пишут с такой чудовищной иронией, переходящей в откровенную издевку.
В качестве эксперимента художница обращается к беспредметной живописи. «Пустота». 1913
Государственная Третьяковская Галерея
Глаза на цвет
Первые опыты Гончаровой были связаны со скульптурой — в Московском училище живописи, ваяния и зодчества она училась на скульптурном отделении в классе Паоло Трубецкого и даже получила малую серебряную медаль. Но потом познакомилась с Ларионовым, и его замечание «У вас глаза на цвет, а вы заняты формой» побудило ее навсегда сменить резец на кисти. Учителями в живописи были современные французы (влияние Сезанна и Матисса легко читается в ранних пейзажах и натюрмортах), но еще больше — иконы, древние каменные бабы и лубок, которых у нее была целая коллекция. Одна из ключевых частей первого, «русского», раздела выставки — крестьянский цикл. Писать крестьян Гончарова ездила в родовое имение Полотняный Завод в Тульской губернии. Но в ее «Сборе яблок» или «Мытье холста» не остается и следа от традиционного бытового жанра. Ее крестьяне как архаические идолы, первобытную силу которых искали многие авангардисты и находили кто где: Пикассо — в негритянской скульптуре, Гоген — на Таити, Гончарова — в русской деревне. «В начале моего пути я больше всего училась у современных французов. Эти последние открыли мне глаза, и я постигла большое значение и ценность искусства моей родины. Мой путь к первоисточнику всех искусств — к Востоку. Искусство моей страны несравненно глубже и значительнее, чем все, что я знаю на Западе», — писала Гончарова в предисловии к каталогу выставки 1913 года.
