V.
В приговоре сказано, что единственными покупателями буторфанола в Подольске являются наркоманы. Коллектив аптеки суд признал организованной преступной группой, причем в приговоре отдельно указывается, что деятельность группы «была направлена не только на обогащение, но и подрыв авторитета такой гуманной области здравоохранения, как фармацея, что, в свою очередь, приводит к утрате доверия населения, в том числе и к органам власти, допускающим возможность ухудшения социального положения слоев населения с низким достатком». Еще там написано, что вину Душина смягчает «сравнительно незначительная по меркам населения сумма легализованных денежных средств», и что поэтому суд, «руководствуясь принципом гуманизма, назначает Душину наказание ниже нижнего предела». Легализация (отмывание) незаконно полученных денег признана судом доказанной на основании показаний Кулиева, который сказал, что буторфанол продавали дешевле той цены, которая проходила по документам. О каких суммах идет речь - неизвестно, потому что в обвинительном заключении сказано, что «точный подсчет суммы дохода неважен для обвинения, так как суд может сделать это сам».
На момент ареста Федор Душин был женат вторым браком - первая жена от него ушла, двоих детей он воспитывал сам, вторая жена тоже родила ему ребенка. Когда Федора арестовали, вторая жена тоже от него ушла и сейчас подала на развод. Вагиф Кулиев, не дожидаясь окончания суда над Федором, уехал в Абхазию, но, судя по тому, что новая аптека Кулиева продолжает работать, собирается вернуться, тем более что у него в Москве живет и работает сын - сотрудник той же самой седьмой службы Госнаркоконтроля, в которой работает Акакий Хорава. Нина Душина, конечно, уверена в том, что внимание силовиков к аптеке «Федор и Доктор» началось с Кулиева-младшего, но в подольской прокуратуре говорят, что сын Доктора в расследовании не участвовал, но вряд ли это можно считать аргументом в пользу непричастности родственников Кулиева к делу. В своем последнем слове на суде Федор Душин сказал, что вообще не понимает, почему административное правонарушение, в котором его обвинили при задержании, стало уголовным преступлением.
- Я тоже не понимаю, - говорит Нина Душина. - Сначала мы думали, что это такое рейдерство, но Кулиев не пытался отобрать у нас аптеку. Может, просто отомстить хотел за то, что Федор не вышел из бизнеса? Тогда я не понимаю, как он, православный человек, себя сейчас чувствует, какие у него отношения с Господом Богом после того, как он посадил Федора?
Рассуждать об отношениях фигурантов дела с Богом можно, очевидно, долго - в конце концов, как бы Федор ни отрицал свою вину, поддельные рецепты приобщены к материалам дела, то есть, по крайней мере, их Кулиев не выдумал. Но, если уж совсем честно, пачки фальшивых рецептов, по которым якобы были проданы тонны препаратов, подлежащих предметно-количественному учету, - это совсем не эксклюзивная черта подольской аптеки. И если сажать всех аптекарей, которые таким способом повышают доходность своего бизнеса, то можно сразу строить десяток новых колоний, потому что в существующих места на всех не хватит. Но массовых арестов не происходит, происходят точечные, и почему-то очень часто в каждом таком точечном случае всплывает какая-нибудь трогательная подробность вроде сына Кулиева в Госнаркоконтроле. Когда закон применяется точечно - это уже произвол, а не закон, даже если его жертва действительно в чем-то виновата.
Федеральная служба по контролю за незаконным оборотом наркотических средств - может быть, самая странная из российских спецслужб. С самого возникновения этой структуры, то есть на протяжении уже шести лет, в сводки новостей постоянно попадают сообщения о разоблаченных бойцами Госнаркоконтроля садоводах, выращивающих на своих клумбах мак, о ветеринарах, колющих кошкам и собакам какие-нибудь запрещенные лекарства, о химиках, экспериментирующих с какими-то непонятными веществами, и так далее. На этом фоне сообщения о реально арестованных наркоторговцах и дилерах теряются - и вполне возможно, что теряются потому, что никаких реальных достижений нет.
Официальной статистики по количеству доведенных до суда дел по выявленным Госнаркоконтролем случаям нарушения закона не существует (принято считать, что этот показатель так же низок, как и у налоговой полиции, на базе которой создан Госнаркоконтроль). Зато существует неофициальная тарификация стоимости закрытия «наркотических» дел; наверное, у каждого есть знакомые, которым вначале что-нибудь подбрасывали, а потом за деньги признавали это ошибкой или просто теряли протокол об изъятии.
Наверное, суд следующей инстанции смягчит приговор Федору Душину - например, заменит семь лет строгого режима на пять общего. Кому-нибудь из провизоров заменят полтора года колонии-поселения на год условно. Но на состоянии системы это, конечно, никак не скажется.
* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Искусство капитулировать
Кто пойдет в атаку
Я уже почти обо всем написал.
О том, что профессия военного - отнюдь не такая же, как все остальные профессии. Потому что только она, одна единственная, подразумевает обязанность умереть.
О том, что за деньги можно убивать, но за них нельзя умирать. Поэтому «профессиональная», т. е. наемная армия страну от внешней агрессии защитить не способна, у нее не та мотивация. Умирать можно только за идею.
Про то, что с идеями, за которые можно умирать, сейчас большие проблемы. Постмодернизм, гедонизм и феминизм, поразившие западный мир и часть развивающегося, убивают воинскую службу. Поэтому начинают «ломаться» и утрачивают боевой дух даже такие образцы стойкости и готовности воевать, как Израиль и Тайвань. А уж европейские армии превращаются в какое-то позорное недоразумение, паразитов, бессмысленно пожирающих деньги налогоплательщиков. Единственная цель их военнослужащих, если таковые случайно оказываются в боевых условиях, - сохранять целостность собственных шкур любой ценой. Поэтому совершенно непонятно, в чем смысл существования этих армий.
Про то, что в связи с утратой гражданами западных стран желания умирать за что бы то ни было, в их армиях все большую долю военнослужащих составляют иностранцы, представители развивающихся стран. Они весьма неприхотливы, но высокими боевыми качествами не отличаются, причем не только из-за более низкого уровня образования и технической подготовки. Они ведь тоже пошли в армию отнюдь не за тем, чтобы умирать, а наоборот - чтобы хорошо жить: наградой за службу должно стать гражданство той страны, в армии которой они служат.
Еще я много писал о тех, кто сознательно выбирал смерть, причем это был именно свободный выбор. Про четырех неизвестных танкистов, два дня сдерживавших наступление целой немецкой дивизии в июне 1941 г. под городком Расейняй в Литве. Про моряков лесовоза «Ижора» (гражданских моряков!), не сдавшихся линкору «Тирпиц» и ценой своих жизней спасших два союзных конвоя. Про отряд боевых кораблей под командованием адмирала Маньковского и про тральщик «Китобой» под командованием лейтенанта Ферсмана, готовых сражаться с многократно превосходящим противником исключительно за честь Андреевского флага и умереть за нее (в обоих случаях это было даже не на войне). Про бриг «Меркурий», принявший бой с двумя линейными кораблями турок и выигравший это невероятное сражение (в данной ситуации, как это нередко бывает, добровольный выбор смерти помог выжить тем, кто сделал такой выбор).
Для журнала «Русская жизнь», будучи сам русским, я писал про русские подвиги. Хотя можно было писать и про иностранные. Даже если взять только Вторую мировую. Можно было написать про подвиг Мальты, два с половиной года просидевшей в жесткой блокаде, под беспощадными немецкими бомбардировками, но так и не сдавшейся. Про подвиг английского эсминца «Глоууорм», 8 апреля 1940 г. принявшего заведомо безнадежный бой против немецкой эскадры, включавшей тяжелый крейсер и четыре эсминца, и перед гибелью таранившего вражеский крейсер. Про исключительный героизм американских летчиков и техников аэродрома Гендерсон-филд на острове Гуадалканал, воевавших в тяжелейших природных условиях под непрерывным обстрелом с земли, моря и воздуха на протяжении нескольких месяцев. Или, с противоположной стороны, про подвиг японского летчика Сабуро Сакаи, во время боев за тот же Гуадалканал долетевшего с тяжелым ранением в голову до своего аэродрома (он пролетел над океаном, постоянно теряя сознание, более 600 км!). И даже про своеобразный героизм японских «камикадзе» и «кайтенов».
И еще я писал о наших современниках. О тех наших воинах, кто со второй попытки выиграл чеченскую войну, хотя выиграть ее было невозможно. Этим победителям было, пожалуй, во многом тяжелее, чем воинам Великой Отечественной. В тех хотя бы не плевал собственный тыл, да и не жировал этот тыл в мирной жизни. До сих пор подвиги воевавших в Чечне российских солдат и офицеров ждут своего описания, и не факт, что дождутся. Хотя они победили формально более слабого, но нисколько не менее страшного врага, чем те, кого со все более истерическим надрывом страна как бы чтит 9 мая каждого года.
