— С Лебедем в тот период много приходилось работать?
— К Александру Ивановичу Лебедю я летал еще тогда, когда он был назначен командующим армией в Приднестровье, а я был членом Верховного Совета России. Сейчас уже можно сказать, летали под легендами, под кличками. Одна поездка особенно памятна. После того как страшные бои произошли в Приднестровье, Лебедь вынужден был раздать оружие, и люди, осевшие там офицеры запаса, отбросили тех, кто на них нападал, за Днестр. В нашей группе от силовиков был генерал КГБ Прилуков Виталий Михайлович. Так получилось, что в документах мне указали звание майор, а ему капитан. Сидим в Ростове, нам Украина не дает коридора, ветер жуткий, гуляем по бетонке, он что-то занервничал и ругаться стал, я ему говорю: «Капитан, вы что себе позволяете?» На самом же деле он генерал-лейтенант. Мы рассмеялись, напряжение спало. В Тирасполе встретил Лебедь, ему только что генерал-лейтенанта дали. Так и познакомились. С тех пор друг друга понимали.
— В чеченских делах Лебедь проводил линию президента?
— Несомненно. Хасавюртовские соглашения, которые он подписал, разрабатывались, конечно, под руководством администрации, и Борис Николаевич дал ему четкое и прямое указание: войну прекратить. Поэтому Лебедь и подписал Хасавюртовские соглашения с Асланом Масхадовым. В подготовке соглашений ему помогал Владимир Лукин, и присутствовал при всем, конечно, Магомед Толбоев, в то время секретарь Совета безопасности Дагестана, летчик-испытатель нашего «Бурана», Герой России.
Говорили, что Лебедь сдал победу и генералы на него обижались. Мол, Михайлов и Вольский уже договорились о другом варианте урегулирования. Но между теми переговорами, прошедшими в Москве и Назрани в мае — июне, и хасавюртовскими, августовскими, был штурм Грозного, страшные бои, когда людей полегло с двух сторон море. По сути дела, Грозный оказался взят сепаратистами. И с этим не считаться нельзя. Я внутренне поддерживал Хасавюртовские соглашения, но когда Лебедь, выступая в Думе, говорил: все, войне конец, дальше не мое дело, думал: «Начинается самое сложное». Лебедь потом вообще ушел с поста, сказав: «Двум пернатым в одной берлоге (почему-то в берлоге!) ужиться нельзя». Это Куликову и Лебедю. Куликов — министр внутренних дел в то время.
— Ожидали ли, что Лебедь будет передавать дела в Совбезе именно вам?
— Это сюрприз от президента. 19 октября 1996 года Борис Николаевич выдернул меня с заседания Совета по внешней политике. Приехал в Барвиху, в санаторий. Ельцин готовился к операции, похудел, говорит: «Вот хочу предложить вам должность секретаря Совета безопасности, но сначала хочу наградить. Завтра 50-летие у вас?» — «Да». — «Мне сказали, что у вас ни одной награды нет». «Неправда. Есть, — говорю, — Борис Николаевич. Золотая медаль за школу». «Ха-ха-ха! Считайте указ подписанным, только сразу принимайте дела, — пожал руку президент, — надо помочь Черномырдину удержать страну». Была суббота — я вечером от Ельцина вернулся. А в воскресенье, 20-го, рано утром в Совбез приехал и принял дела. Мне говорят: к вам просится Александр Иванович Лебедь. Мы с ним встретились. Поговорили. У него крупные планы были и задумки реформ.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— В середине 90-х мне тот же вопрос задавали: мол, чем будете заниматься? Не беспокойтесь! У меня пять рабочих специальностей. Я и токарь, и слесарь... Вон сам сварил винтовую лестницу, два камина выложил в доме. Профессорствую. Объездил страну и заграницу с лекциями: фонд «Открытая Россия» Михаила Ходорковского подбрасывал работу. Считаю большим упущением, что его детище прикрыли. Он занимался образованием новых политиков, что для России крайне необходимо. Как-то, когда я еще выдвигался в президенты, мой хороший друг Владимир Филиппович Шумейко сказал: «Как же Ивану Петровичу после салона-вагона тяжело привыкать к плацкарте...» Помните самую короткую телеграмму-анекдот? Хрущев в 1957 году отправил Молотова в политическое небытие. Пришел 1964 год, и снимают Никиту Сергеевича. Вячеслав Михайлович прислал одно слово: «Ага!» Думаю, что ни мне, ни Владимиру Филипповичу к полевым условиям не привыкать. Все же нашу с ним жизнь плацкартой не назовешь. Егор Гайдар, будучи руководителем фракции «Выбор России», предложил сделать оклад председателя Думы равным премьерскому. Примерно такое соотношение сохраняется и поныне. А в реку госслужбы второй раз решил не входить. Хотя Борис Николаевич, уже сам будучи на пенсии, предлагал.
Однажды они с Наиной Иосифовной пригласили меня перед Новым годом в рыбный ресторан «Сирена», что недалеко от Сухаревки. Подъехали Татьяна Борисовна с Валентином Борисовичем Юмашевым, моя дочь Лариса. Говорили долго, а потом вдруг перешли на тему, что, мол, рано мне уходить из политики. Почему бы не пойти в Совет Федерации или на дипломатическую службу, а может, ректором Академии госслужбы...
О том, что не вернулся на службу, не жалею. На благо России можно работать, не занимая формальных должностей. А из политики хотел бы уйти, да не уйдешь! И все же, что ни говори, жизнь без галстука прекрасна!
Его роль / Искусство и культура / Культура
Его роль
/ Искусство и культура / Культура
Павел Дмитриченко — от ведущего солиста до картонного злодея
В творческой среде жанр коллективного письма — живее всех живых. Как только солисту Большого театра Павлу Дмитриченко предъявили обвинение в организации покушения на худрука Сергея Филина, труппа немедленно встала на защиту арестованного. Триста его коллег подписали открытое письмо, адресовав его Путину, Медведеву и, как говорили при совке, «всем людям доброй воли». За витиеватыми эпистолярными клише проглядываются искренняя тревога, испуг, боль. Артисты вступились за артиста, оказавшегося бессильным и перед склянкой с кислотой, и перед правоохранительным катком. «Для всех, знающих Павла Дмитриченко, даже мысль о том, что он мог быть вдохновителем и заказчиком преступления, совершенного в столь жестокой форме, является абсурдной...» Градус человечности в письме зашкаливает, а пассаж про активную общественную деятельность настораживает, но общая интонация — тревога за одного из себе подобных — вызывает сочувствие. Кому же так остро сопереживает труппа главного театра империи?
Путь наверх
Набросать портрет даже столь популярного ныне персонажа, как Павел Дмитриченко, задача не из легких. Обыкновенный солист Большого — это вам не обыкновенный модельер или бизнесмен. Все этапы детства и юности артистов балета поражают однообразием. Родился в Москве в семье артистов Государственного академического ансамбля народного танца под руководством Игоря Моисеева. В 2002 году окончил Московскую государственную академию хореографии у известного педагога по мужскому танцу Игоря Уксусникова. Был принят в балетную труппу Большого театра. В 2005-м окончил Институт русского театра по специальности «педагог-хореограф» у знаменитого Михаила Леонидовича Лавровского. Репетировал в Большом под руководством Виктора Барыкина. Нынешние его педагоги-репетиторы Александр Ветров и Василий Ворохобко — люди в профессиональных кругах известные и заслуженные.
Но дальше в биографии артиста появляются интересные детали. Очевидно, что молодой человек был амбициозен и не ждал милостей от судьбы. Старался, пытался, засвечивался. В 2004-м получил диплом Международного балетного конкурса в Риме. Станцевал адажио на музыку из балета «Гойя» в Культурном центре Украины в Москве. Исполнил номер «Маугли» на Международном конкурсе артистов балета в Москве в 2005 году. Оконченный к этому моменту коммерческий Институт русского театра тоже требовал какого-то очно-заочного присутствия и 85 тысяч рублей за обучение в год...
В первый же год работы в Большом Дмитриченко получил рольку Чиполлоне-отца в миленьком балете «Чиполлино» — крестильной купели всех молодых артистов. В следующем сезоне он один из четырех щеголей в залихватской «Анюте» Владимира Васильева, а еще через год Кавалер Дамы сердца в «Фантазии на тему Казановы» своего педагога Михаила Лавровского. А еще долговязый Молодой доктор в «Палате № 6» — был и такой спектакль. К небольшим ролям и эпизодам его привлекал и Алексей Ратманский: он танцевал, например, Ивана Штопора в «производственном» балете «Болт» и одного из друзей главного героя в «Лее»…
И так бы оно и катилось ни шатко ни валко — то в строю лейтенантов классики, то среди пастухов советского балета. Но в Большой театр вернулся балетмейстер Юрий Григорович — фигура для нашего балета знаковая и весомая в любой должности и в любом возрасте. Григоровичу артист приглянулся, он отдал ему роли бандита Яшки, танцующего танго в «Золотом веке», и Злого гения в «Лебедином озере», принца Абдерахмана в «Раймонде» и Тибальда в «Ромео и Джульетте».
