Из Воронежа в письме от 2 декабря 1701 года верный Апраксин с тревогой сообщал о планах запорожских казаков и других недругов России: «Хан крымский и Белогородская орда и запорожские казаки согласились и трактаты свои установили, что как реки утвердятся (т. е. замерзнут) и им собравшись, идти на малороссийские и великорусские города. Прошу орудия и солдат, а казацких солдат (т. е. донцов-пехотинцев) всего 900 человек с ружьями»[26]. Причем запорожские казаки — еще недавно помогавшие царю Петру штурмовать Азов, с этой ордой легко сговорились напасть на русские города. Кстати, Украина с точки зрения «официальной истории» уже давно «присоединена» к Руси. А в том же месяце — 25 декабря 1701 года, уже из Москвы шлет письмо-предостережение царю другой корреспондент. «…Крымские татары соединяются с запорожскими казаками и белогородская орда не будет долго откладывать. Иноземные морские офицеры и матросы разъехались. Украинские[27] и запорожские казаки, донские же не расположены, а калмыки не годны для защиты Таганрога и Азова» — эти строки из письма Петру I принадлежат перу Отто Антона Плейера. Это не импортный сподвижник московского царя, а резидент австрийского двора в Москве. Иностранный дипломат отлично знает не только, что такое «Белогородская орда» и ее опасность, но и разницу между запорожскими и украинскими казаками. Понятно, что турецкий султан и крымский хан, объединенные мусульманством и общей ненавистью к России, легко нашли общий язык. Украинские и запорожские казаки — христиане, но они также готовы напасть на русские порты в Азовском море. А холодность донцов к своему недавнему союзнику — Петру, очевидна даже австрийскому дипломату в Москве.
Царь Петр Алексеевич появился у Азовского моря впервые всего шесть лет назад. Строить регулярный военный флот. Его гостеприимно встретили донские казаки и согласились помочь — запорожские. Каковы же итоги «первой пятилетки» его преобразований?
С верными и храбрыми союзниками против мусульман — запорожскими и донскими казаками — рассорился. Так, что одни напасть готовы, а вторые защищать не хотят. Из его флота разбегаются уже не только собственные рабы-холопы, но и привилегированные иностранцы. Ни один русский корабль азовской эскадры выйти в море не способен. Все начальные «плюсы» растеряны. Зато приобретены новые «минусы». А самое главное — вожделенный регулярный флот «плавает» только в бумагах военно-морской бюрократии.
О восстании Походного Атамана Донского казачества — Кондратия Булавина написаны тома. О причинах выступления казаков написано тоже много. Первой называют ту, что московский царь потребовал от казаков отречься от старинного закона — «С Дону выдачи нет!» А когда станичники отказались выдать беглых — направил карательные войска. Историки и до 1917 года и после называли действия казаков атамана Булавина — «бунтом». Смысл этого определения в том, что «бунт», дескать, событие было якобы сугубо внутриполитическое для царства Петра I.
Как-то «забылось», что царь Петр, прибыв на Дон, застал там казачью республику с выборным Атаманом — «президентом» — Фролом Минаевым. Он стал верным союзником царя против Турции, и поэтому суверенитет Донского Войска еще терпели. К тому же вопрос — укрепится ли Москва в Приазовье или нет — нельзя было считать решенным. Когда Минаев скончался — будущий первый император посчитал побережье Азовского моря частью Московского царства, а население Дона — своими подданными. Петр I фактически произвел «аншлюс» республики Донских казаков, так же, как весной 1938 года поступил Гитлер с Австрией. Сочтя территорию Войска Донского своей вотчиной, царь Петр направил туда «внутренние войска». Походный Атаман с частью казаков не согласились с насильственным «изменением своего гражданства». (Еще меньшая часть «булавинцев» — староверов-«некрасовцев» ушла в Турцию и отказалась вернуться даже тогда, когда вернулись запорожцы.) Но большая часть казачества, учитывая этническое родство и единство с православной Русью, смирилась с утратой Донским Войском суверенитета. Казаки за «присоединение к России» отдали более 20 тысяч жизней казненных уже после разгрома булавинской армии. Сколько станичников погибло в ходе боев с московскими войсками — точно не определено, сколько было среди павших и казненных бывалых мореходов, составлявших цвет казачьего флота, — об этом никто никогда даже не задумывался.
Разгромив шведского короля, уничтожив суверенитет донских и запорожских казаков, Петр уже спокойнее оценивал рекомендации адмирала Крюйса относительно особенностей создания азовской флотилии. И в январе 1710 года отдал распоряжение построить в Таганроге сначала 35, а потом еще 50 судов по казачьему образцу. В июне 1711 года в этот порт прибыл генерал-адмирал Апраксин. Русский регулярный флот по-прежнему не блистал. Зато были готовы к походу и к бою сто казачьих лодок, каждая с экипажем станичников в 50 человек. Кстати, в самом слове «лодка», которое историки использовали для классификации казачьих судов, слышится пренебрежение. Возникает образ какого-то остроносого корыта, на котором если куда-то и можно заплыть, так это на середину речушки, чтобы окунуть удочки. С трудом верится, что на такой лодке можно было пересечь Азовское и Черное моря, дойти до Царьграда, Трапезунда и Си-нопа и брать на абордаж морские корабли.
Между тем экипаж такой лодки составлял 50 человек: гребцов, рулевых, управляющих парусом и абордажную команду. Помимо весел эти лодки имели паруса. В качестве вооружения на носу и корме были установлены легкие орудия — фальконеты. А главное, эти суда имели отличные мореходные качества, были способны действовать на реке и преодолевать большие морские пространства. То есть казачьи лодки донцов не уступали по своим тактико-техническим характеристикам средним судам не только петровского, но и турецкого флота. Когда летом 1711 года адмиралы Апраксин и Крюйс объявили мобилизацию донских моряков, то получили сотню таких лодок, каждая с экипажем в 50 человек. Получается, что без всяких ужасов и насилия, переселения и найма иностранных инструкторов в русский флот прибыло пять тысяч подготовленных военных моряков со своими офицерами. Они хорошо понимали друг друга, хорошо знали условия плавания в этих водах и давно ненавидели турок. Под Андреевским флагом в бухтах Азова и Таганрога стояло 4 корабля и 12 галер. Их экипажи в степени выучки и боеспособности значительно уступали казакам. А вскоре это подтвердилось в бою.
Любой военный флот строят в первую очередь для того, чтобы обезопасить собственное побережье от нападения внешнего противника с моря. И если при наличии собственного флота эскадра неприятеля спокойно неделями дрейфует в прибрежных водах, а затем беспрепятственно производит высадку морского десанта, то что-то не так… Либо свой адмирал — изменник, либо весь флот годен только на дрова…
Именно это и произошло с русским азовским флотом в июле 1711 года. Адмирал Апраксин был вынужден отправить в дозор в Керченский пролив казачьи лодки — корабли регулярного петровского флота для этого отчего-то не годились. Наверное, могли утонуть. Казачий морской дозор вернулся с трофеями и с пленными. Они сообщили, что турецкая эскадра рядом. И действительно, 19 июля на горизонте замегили чужие паруса. Силы противника были внушительные: 18 кораблей, 14 галер и десятки транспортных судов сопровождения. Адмирал Крюйс, фактически командовавший русскими силами, понял, что его малочисленный, каторжный по личному составу и некачественной постройки флот выводить на бой — самоубийство. Прошло три недели. Турецкий адмирал терпеливо ждал для боя петровский флот. Тот храбро не выходил. Лишь казачьи лодки атаковали и захватили неосторожно отделившееся от эскадры турецкое судно. Тщетно казаки убеждали Апраксина приказать атаковать турецкие корабли ночью всей казачьей флотилией в 100 судов при поддержке всего петровского флота. Адмирал Крюйс поддержал генерал-адмирала. Грамотный профессионал, он знал истинную цену, декоративно-представительскую, подчиненного ему флота. Где уж с ним в ночной бой ввязываться?!
Уставший ждать турецкий адмирал направил 7 галер в направлении Таганрога. Вероятно, выманить русские суда из гавани. И действительно, навстречу им вышел русский корабль и три синявы[28]. Но едва галеры развернулись форштевнями в сторону своего флота, развернулись к спасительной гавани и русские моряки. Ничья. Через три дня турецкий адмирал, понявший, что воевать в море русский флот отказывается наотрез, решил атаковать сам. 22 июля, бросив якоря в четырех милях от берега, турецкие корабли начали высадку морского десанта на побережье. Ни один русский корабль не вышел помешать высадке десанта!
Воевать моряки флота Петра Великого умели хорошо только на суше. Полторы тысячи казаков и два пехотных батальона гарнизона Таганрога взяли турецкую морскую пехоту на штыки и сабли. Десант был отбит, точнее, был вынужден сесть обратно в шлюпки и отгрести к своим судам. И опять же, во время этой десантной неразберихи, когда экипажи турецких кораблей стояли на якоре и были заняты приемом на борт десантников, адмирал Крюйс не решился атаковать. Видно, не верил в качество своего же флота!
