Христианство мудро не настаивало на том, чтобы концепции, которые стоят за произведениями искусства, постоянно менялись. Есть и куда более вредные для искусства предубеждения, чем уверенность, будто понятие «великое произведение» непременно включает оригинальность темы. Христианские художники могли и свободно проявлять свой талант, хотя им приходилось ограничиваться заданным набором сюжетов – от Благовещения до Успения. Индивидуальность может проявляться и в жестких тематических рамках, освобождающих от романтического требования быть оригинальным.
Конкретный набор образов, воплощающих конечный перечень идей, не означает, что они должны выглядеть одинаково. Взять хотя бы версии «Бегства в Египет» у Тициана и Фрагонара. Между этими картинами нет ничего общего. Точно так же мнимые «Печали измены», запечатленные современным фотографом Джеффом Уоллом, выглядят совсем не так, как цикл фотографий на эту же тему его коллег Филипа-Лорки Ди Корсия или Алека Сота.
9
Хотя до сих пор мы очень редко рассматривали современное мирское искусство и только через призму фотографии, концепция, согласно которой искусство служит средством напоминания о важных вещах, в полной мере приложима и к абстрактным произведениям.
Хотя порой бывает сложно сказать, в чем смысл той или иной абстракции, мы достаточно ясно ощущаем заложенные в них идеи; когда речь идет о великих работах, мы делаем их частью нашей жизни по той же причине, что и фигуративное искусство: они затрагивают темы, которые всегда должны быть у нас перед глазами, поскольку нам это необходимо, но существует постоянная опасность, что мы упустим их из виду. Мы чувствуем такие добродетели, как сила и мужество, в стальных конструкциях Ричарда Серры. От формальной геометрии Агнес Мартин веет спокойствием, тогда как скульптуры Барбары Хепуорт из камня и дерева звучат как настоящие поэмы о биоритмах природы.
Работу современного абстрактного художника, скажем, Ричарда Лонга (внизу) от традиции буддийской мандалы (наверху) отличает одно: в произведении Лонга нет литургии, она не говорит нам, о чем мы должны думать, когда смотрим на нее, а потому, несмотря на внешнюю красоту, она рискует вызвать недоумение или скуку. Несмотря на устойчивое предубеждение против самой идеи наставлений, произведения искусства нисколько не потеряли бы в значимости, если бы к ним прилагалась инструкция для пользователя.
Буддизм логично предположил, что восприятие абстракции можно усилить, если думать о чем-то конкретном, когда мы ее рассматриваем. К примеру, когда перед нами сложные рисунки мандал, нам предлагают сузить диапазон их возможных истолкований и сконцентрироваться на изображении, как образном представлении гармонии вселенной, описанной в буддийской теологии. Религия дает нам еще и мантры, которые мы должны повторять, когда смотрим на мандалу, наиболее распространенная и известная из них: «Ом мани падме хум» (в переводе с санскрита буквально: «О, жемчужина, сияющая в цветке лотоса!», иносказательно трактуется как «великодушие – просветление – терпение – усердие – отречение – мудрость»), которые устанавливают добродетельный круг: наши глаза обогащают наш разум, а наш разум направляет наше зрение.
Вдохновившись тяжеловесными, но продуктивными указаниями буддизма, мы можем попросить более четко объяснить нам многие произведения искусства, о каких из важных идей они хотят нам напомнить, чтобы избавить нас от колебаний и недоумения, которые без таких объяснений они у нас вызывают. Несмотря на устойчивое предубеждение против дидактики как таковой, произведения искусства нисколько не потеряли бы в значимости, если бы к ним прилагалась инструкция для пользователя.
10
Предлагая нам заново обдумать темы и цель искусства, религия также рекомендует нам пересмотреть категории, по которым распределены произведения художников и скульпторов для ознакомления с ними. Современные музеи обычно предлагают нам посетить залы под названием «Девятнадцатый век» или «Школа Северной Италии», которые отражают академические традиции, в рамках которых кураторы выставок получили свое образование. Однако такой подход отвечает внутренним потребностям посетителей музеев не больше, чем разделение литературы по разделам, скажем, «Американский роман девятнадцатого века» и «Поэзия Каролингов» соответствует нуждам читателей.
Куда больше пользы принесет расположение произведений искусства не по жанрам и столетиям, а согласно потребностям наших душ. Музейные экскурсии поведут нас по залам, каждый из которых своим визуальным воздействием попытается напомнить нам – с помощью ясных табличек и каталогов – о важных идеях, имеющих прямое отношение к различным проблемам нашей жизни. Это будут залы, посвященные очарованию простоты (Жан-Батист Шарден), целительной силе природы (Жан-Батист Коро, Мейндерт Хоббема, Альберт Бирштадт, Юань Цзян), достоинству изгнанника (Капспар Давид Фридрих, Эдвард Хоппер), радости материнского вскармливания (Барбара Хепуорт, Мэри Кассат). Прогулка по такому музею наверняка поможет вспомнить кое-что из того, что легче всего забывается, но что совершенно необходимо держать в голове.
Для подобного переустройства музеев можно черпать вдохновение в интерьере венецианского собора Санта-Мария Глориоза деи Фрари (Во славу святой Девы Марии от братьев). Пренебрегая всеми принципами академической системы, Фрари взяла на себя труд ублажать наши души весьма эклектичным собранием произведений искусства, включая фреску Паоло Венециано (1339), статую Иоанна Крестителя работы Донателло (1438), «Мадонну на троне со святыми» Джованни Беллини и большой алтарный образ кисти Тициана «Мадонна с Младенцем и шестью святыми» (1516–1518). В этом здании собраны вместе скульптура, живопись, работа по металлу и витражи разных столетий и регионов, потому что совместное воздействие произведений искусства на наши души религия полагает более важным, чем период создания этих произведений и стилистические особенности их создателей.
Если принимать во внимание цель искусства, то нынешний порядок в современных музеях на самом деле полнейший беспорядок. Научные традиции классификации работ, на основе которых работают музеи, сортируют произведения искусства по месту и времени их создания, группируют по категориям «Школа Венеции», или «Школа Рима», или «ландшафты» и «портреты», или разделяют по жанрам: фотография, скульптура, живопись, именно по этой причине музеи не могут обеспечить реальное воздействие на эмоциональном уровне и, таким образом, очень далеки от действительно трансформирующей силы искусства, какую мы видим в церквях и храмах.
Новая галерея «Тейт модерн», Лондон. Если бы музеи действительно захотели стать нашими новыми церквями, искусству не потребовалось бы меняться: изменился бы только принцип компоновки и показа произведений. Каждый зал сосредоточился бы на одной из важных эмоций нашей жизни.
Надписи на схеме (сверху вниз):
Зал самопознания
Зал любви
Зал страха
Зал сочувствия
Зал страдания
Вход в кафе, магазин, зал второго уровня
Главный вход, магазин, фойе, билеты
11
Это серьезная задача – перестроить концепцию наших музеев, чтобы искусство начало служить потребностям психологии так же эффективно, как оно столетия служило теологии. Кураторы должны решиться преобразовать вверенные им пространства, чтобы они больше не напоминали мертвые хранилища шедевров прошлого. Кураторы должны заставить произведения искусства помогать нам жить: углублять самопознание, помнить о прощении и любви, чувствовать боль, от которой страдают наши ближние, и думать об опасностях, которым подвергается наша планета. Музеи должны стать чем-то большим, чем выставками красивых предметов. Они должны стать местом, где красивые предметы используются для того, чтобы сделать нас добрее и мудрее. Только тогда музеи смогут заявить, что они реализовали благородный, но пока недостижимый для них замысел: стать нашими новыми церквями.
1
Учитывая, какими уродливыми стали огромные пространства современного мира, возникает вопрос, действительно ли важно, как выглядит все вокруг нас, принимался ли во внимание внешний вид административных зданий, заводов, складов и портов теми, кто владеет этими сооружениями или использует их. Предположительно, ответ – нет. Глупо, неправильно и даже опасно слишком зависеть от того, что находится перед глазами. В противном случае большую часть времени мы будет глубоко несчастны.
С точки зрения закона строительство – одно из направлений частного предпринимательства. Главное тут – кому принадлежит участок земли, а не те, кому придется смотреть на постройку и мучиться. Юридическая система не признает чувственных ощущений прохожих. Жалоба, что жилой дом или мотель оскорбляют глаз, не относится к категории того, что нынешние проектировщики чтят или хотя бы учитывают. В результате, чтобы не смотреть на городские ландшафты, нам приходится опускать взгляд в землю, потому что современный мир решительным образом в мирском смысле протестантский.
