Во всякомъ случаѣ, президентскіе выборы 13 мая дѣлаютъ большую честь Франціи: за первую должность въ государствѣ боролись два честныхъ человѣка и боролись чрезвычайно корректно. Если иные ихъ сторонники поступали не совсѣмъ такъ, какъ могъ бы требовать чрезмѣрно строгій, не знающій прецедентовъ судья, то сами противники вели себя безукоризненно. Оба они, независимо отъ ихъ взглядовъ, просто хорошіе, порядочные люди.
У насъ, эмигрантовъ, есть къ тому же особыя основанія относиться къ нимъ съ искренней симпатіей, — мы знаками вниманія вообще не избалованы. Тѣ статьи, которыя строчатся въ Москвѣ одинаково и о Бріанѣ, и о Думерѣ, укрѣпляютъ насъ въ этомъ чувствѣ: о де-Монзи, напримѣръ, совѣтскія газеты писали бы совершенно иначе. При Думерѣ ни Литвиновъ, ни Довгалевскій не будутъ здѣсь дорогими гостями.
_________________
Публика въ залѣ такая же, что на парадномъ спектаклѣ въ Оперѣ или на состязаніи знаменитыхъ боксеровъ, — съ той разницей, что галерки нѣтъ никакой: только orchestre и balcon. Зато галерка, въ грубомъ смыслѣ этого слова, есть внизу, на мѣстахъ для депутатовъ, въ углу амфитеатра, гдѣ скандалятъ одиннадцать коммунистовъ. Не одинъ французъ, вѣроятно, съ неудовольствіемъ смотритъ на то, что коммунисты разсѣлись, какъ у себя дома, во дворцѣ Людовика XIV. Будемъ, однако, справедливы: съ точки зрѣнія Людовика XIV, самъ Луи Маренъ лишь немногимъ лучше, чѣмъ Доріо или Марти.
Зала, впрочемъ, новая. Въ семнадцатомъ вѣкѣ здѣсь было помѣщеніе service de la bouche. На томъ мѣстѣ, гдѣ находится теперь трибуна предсѣдателя, была лѣстница. По ней слуги носили la viande de sa Majesté. Людовикъ XIV обѣдалъ въ часъ дня, au petit couvert, т. е. ѣлъ онъ одинъ, но стояли въ столовой знатнѣйшія особы Франціи, всѣ въ шляпахъ; безъ шляпы былъ только король. Садиться за столъ могъ лишь Monsieur, братъ короля, и то не иначе, какъ по его приглашенію, и то не сразу, а лишь послѣ второго приглашенія. За обѣдомъ Людовикъ XIV, по свидѣтельству Сенъ-Симона, обычно не разговаривалъ, но ѣлъ съ аппетитомъ. Сохранилось описаніе его ежедневнаго обѣда: закуски, большей частью, съ непонятными названіями: сальпиконъ, ми- ротонъ и т. д., шесть разныхъ суповъ одинъ за другимъ, два рыбныхъ блюда, телятина, два блюда фрикассе, четыре блюда дичи, шесть жаркихъ, два слад кихъ блюда и четыре компота. «Service de lа bouche» насчитывалъ 1500 человѣкъ. Остатки его въ 1793 году еще значились въ бюджетѣ подъ названіемъ: «La bouche de Capet».
Быть можетъ, демократія дѣлаетъ эстетическую ошибку, выбирая для своихъ простыхъ обрядовъ слишкомъ великолѣпные дворцы, оставшіеся отъ того времени, когда человѣческій трудъ ничего не стоилъ, а великіе художники работали за гроши. Президентъ французской республики получаетъ меньше жалованья, чѣмъ, напримѣръ, у насъ тратили въ годъ многіе богатые частные люди въ Москвѣ или Петербургѣ. Съ этимъ скромнымъ бюджетомъ республика даетъ президенту въ пользованье три историческихъ дворца, въ которыхъ въ былыя времена жили люди, не считавшіе милліоновъ. Такое же несоотвѣтствіе и здѣсь: Версальскій дворецъ долженъ былъ бы остаться музеемъ, — зачѣмъ было устраивать здѣсь эту неудобную залу?
_________________
Они сидятъ другъ противъ друга, — Думеръ на предсѣдательской трибунѣ, Бріанъ на правительственной скамьѣ. Идетъ первое голосованіе. Президентъ республики медленно выкристаллизовывается въ огромной урнѣ, — на которую оба и не смотрятъ. Для этихъ двухъ старыхъ людей рѣшается вопросъ объ остаткѣ ихъ жизни. Оба совершенно спокойны: они знаютъ правила игры. Толстой, навѣрное, сказалъ бы имъ: «О душѣ пора думать, о душѣ»... Боюсь, что оба они въ эту минуту думаютъ о душѣ не такъ упорно, какъ въ обычное время.
Я видѣлъ Поля Думера вблизи, въ галлереѣ бюстовъ, около часа дня. Привѣтливо улыбаясь знакомымъ, держась очень прямо, онъ шелъ въ свой кабинетъ быстрой, необыкновенно легкой для его возраста, походкой. Предсѣдатель Національнаго Собранія былъ еще въ визиткѣ, а не во фракѣ. Это хорошо одѣтый, представительный человѣкъ. Онъ будетъ самымъ представительнымъ изъ всѣхъ президентовъ Третьей Республики, — за исключеніемъ, быть можетъ, Сади Карно. Но тотъ принадлежалъ къ знатнѣйшей республиканской фамиліи: семья Карно въ республиканской знати то же самое, что родъ Монморанси въ знати королевской. Поль Думеръ — сынъ рабочаго, и самъ въ дѣтствѣ работалъ въ мастерской. Не надо вѣрить англійскому писателю, который совершенно серьезно говорилъ: «пяти поколѣній почти достаточно для того, чтобы образовать джентльмена». Можно обойтись и безъ пяти поколѣній.
Бріанъ сидѣлъ въ Залѣ Конгресса, усталый и сгорбленный, съ написаннымъ на лицѣ глубокимъ безразличіемъ ко всему, что вокругъ него происходило. Онъ состарился за послѣдніе два года и производитъ впечатлѣніе очень утомленнаго жизнью человѣка. Къ нему безпрестанно подходили люди и, радостно улыбаясь, съ нимъ здоровались, — вѣроятно, заранѣе его поздравляли.
Около трибуны вывѣшиваютъ буквы; въ порядкѣ этихъ буквъ приставъ выкрикиваетъ имена вы борщиковъ. Депутаты и сенаторы поднимаются одинъ за другимъ на трибуну. Нѣкоторымъ апплодируютъ, другіе проходятъ незамѣченные, — богатая тема для дешевыхъ размышленій на тему Sic transit: ни рукоплесканій, ни улюлюканія, ни даже «движенія въ залѣ» не вызываютъ такіе люди, какъ Мильеранъ иди Кайо. Кажется, они сами чувствуютъ неловкость и поспѣшно проходятъ по трибунѣ.
Буква б одна изъ позднихъ; президентскій кристаллъ въ урнѣ уже готовъ, по крайней мѣрѣ, на три четверти. Какъ на зло, съ этой буквы начинаются имена многихъ депутатовъ, — самая длинная и самая волнующая буква. Въ залѣ понемногу устанавливается тишина; до того было шумно и весело. Всѣ напряженно ждутъ. «Monsieur Blum Léon!» радостно кричитъ приставъ. Свистъ на правыхъ скамьяхъ. «Hou! hou! Vivent les Soviets!» на скамьяхъ коммунистическихъ, долгіе рукоплесканія соціалистовъ. «...Monsieur Bracke!..» Худощавый нервный депутатъ сердито пробѣгаетъ по трибунѣ. Въ другое время и ему поаплодировали бы слѣва, онъ очень почтенный человѣкъ и большой знатокъ греческой литературы. Но теперь не до него. Наступаетъ полная тишина. «...Monsieur Briand Aristide!» — наслаждаясь эффектомъ, выкрикиваетъ приставъ. Большая часть залы встаетъ, бурные оглушительныя рукоплесканія. Бріанъ съ трудомъ поднимается по лѣсенкѣ. Рукоплесканія все растутъ. Поль Думеръ на трибунѣ невозмутимо перелистываетъ бумаги. Правая часть залы молчитъ. «Hou! hou! Vivent les Soviets!», — орутъ коммунисты. Не поворачиваясь къ залу, Бріанъ опускаетъ конвертъ, держась рукой за столъ, спускается съ лѣсенки и, сгорбленный, медленной старческой походкой, выходитъ въ коридоръ, — я чуть было не написалъ «за кулисы».
Больше я его не видѣлъ. Не видѣлъ и въ ту минуту, когда ему сообщили объ исходѣ голосованія. Въ буфетъ журналистовъ, гдѣ все узнаютъ мгновенно, пришла вѣсть, будто онъ сказалъ: «J’en ai vu bien d’autres!» Сидѣвшій рядомъ со мной японецъ тотчасъ протелеграфировалъ это въ Токіо, — ужъ я не знаю, какъ онъ перевелъ слова Бріана. Во всякомъ случаѣ, Бріанъ могъ это сказать: въ самомъ дѣлѣ, il en а vu bien d’autres. Двадцать лѣтъ тому назадъ ему устраивали оваціи тѣ люди, которые теперь его травятъ, и травили тѣ, которые теперь устраиваютъ оваціи.
Изъ газетъ мы знаемъ, что онъ не предполагаетъ оставить политическую дѣятельность, какъ это сдѣлалъ Жоржъ Клемансо, съ которымъ, въ свое время, при его, Бріана, ближайшемъ участіи, была сыграна такая же штучка, только еще болѣе эффектная Все-таки, я съ искреннимъ сожалѣніемъ думаю, что отъ Версальскаго удара Бріанъ никогда не оправится. Если со временемъ соціалисты получатъ двѣсти мѣстъ въ Палатѣ Депутатовъ, то имъ Бріанъ, вождь и создатель блоковъ и коалицій, будетъ не такъ ужъ нуженъ. Вѣдь и въ нынѣшней кампаніи газеты «Populaire» его именемъ пользуются, преимущественно, для выборныхъ цѣлей: «Они провалили Человѣка Мира!» — въ одной изъ афишъ такъ съ большой буквы и пишется: «L'Homme de la paix». Ничего дурного въ этомъ нѣтъ; это далеко не худшій видъ демагогіи, да, пожалуй, и не очень новый; десять лѣтъ тому назадъ противоположный лагерь вопилъ: «Они провалили Отца Побѣды!» Но Бріанъ, вѣроятно, не строитъ себѣ особыхъ иллюзій въ отношеніи вѣчной дружбы соціалистовъ. И я боюсь, что видѣлъ въ Версалѣ закатъ или начало заката одной изъ самыхъ необыкновенныхъ карьеръ въ политической исторіи послѣдняго столѣтія.
____________
Второе голосованіе, разумѣется, никого не интересовало: результатъ теперь былъ предрѣшенъ, — могъ ли разсчитывать на успѣхъ человѣкъ, о которомъ въ публикѣ спрашивали: «Марро? Какой это Марро?» Вдобавокъ, въ пользу Думера отказался отъ своихъ скромныхъ пятнадцати голосовъ коньячный король, — неожиданная кандидатура Эннесси (при самомъ искреннемъ уваженіи къ его творчеству) вносила въ выборы президента легкую комическую ноту.
Поль Думеръ появляется въ залѣ. Его мгновенно окружаютъ, ему почтительно кланяются. Еще не всѣ пришли въ себя отъ неожиданности.
