Аннинскому выдался нелёгкий труд – выбрать двенадцать человек из поэтического поколения. За пределами цикла оказались и Семён Гудзенко, прохрипевший своё великое: «Нас не надо жалеть, ведь и мы б никого не жалели», и Михаил Дудин, и Владимир Жуков, и Алексей Фатьянов… Легче было с Юлией Друниной, поскольку она не мальчик, а «девочка державы». Сложность состояла и в том, что ведущий справедливо посчитал, что более целостно облик поколения может предстать только в том случае, если в цикле будут не только поэты, погибшие на войне или счастливо вернувшиеся с неё, но и те, кто по уважительной причине на войне не оказался, и тем не менее она просочилась в их поэтическую душу.
Юношеский шапкозакидательский романтизм улетучился с первых же военных дней, изъеденный окопными вшами, издырявленный пулемётными очередями, в клочья разнесённый взрывами тяжёлых авиабомб. Главной, священной задачей для поэтов в солдатских и офицерских шинелях стала защита Родины и осуществление возможности не только художественно поведать о выпавшем на их долю, но и через собственную судьбу осмыслить судьбу всего народа, подвергшегося тяжкому испытанию, потребовавшему безоговорочного самоотречения ради «одной на всех» (Булат Окуджава) Победы. И эту задачу они по-разному, но одинаково с честью выполнили.
В лучших стихах воевавших поэтов сквозит высокая правда, которую они вынесли на своих плечах, как выносят полковое знамя, чтобы оно не досталось врагу, что влечёт за собой расформирование части. Они не были расформированы, они остались в боевом и поэтическом строю и сказали такое, что могли сказать только они:
Война – совсем не фейерверк,
а просто – трудная работа,
когда, черна от пота, вверх
скользит по пахоте пехота.
(Михаил Кульчицкий).
Николай Майоров ещё за год до войны написал своё знаменитое: «Мы были высоки, русоволосы...» Строки эти затерялись бы малой песчинкой в кургане других романтических предвоенных стихов разноликих авторов, но они стали великими, оправдавшись героической гибелью поэта на Смоленщине, и не похоронены вместе с ним в братской могиле.
Те поэты, что вернулись с войны, стали воспринимать жизнь, какая бы она ни была, как великую ценность, доставшуюся им ценой жизни друзей и однополчан.
Я бы всем запретил охать,
Губы сжав – живи! Плакать нельзя!
Не позволю в своём присутствии плохо
Отзываться о жизни, за которую гибли друзья.
(Михаил Луконин).
Но куда движется эта жизнь? Огорчён его друг Борис Слуцкий:
Уже не любят слушать про войну
прошедшую,
и как я ни взгляну
с эстрады в зал,
томятся в зале:
мол, что-нибудь бы новое сказали.
Но поэты уверены в своей правоте:
Нет, не вычеркнуть войну.
Ведь она для поколенья –
Что-то вроде искупленья
За себя и за страну.
(Давид Самойлов).
Для него поколение не умещается в двенадцать лет, отсчитанных Львом Аннинским. Поколение – это все люди, которых по-разному, но задела война. А иначе зачем же у Сергея Орлова зарыли простого, без званий и наград солдата не куда-нибудь, а в шар земной, как в мавзолей на миллион веков? В тот самый земной шар, над которым у Николая Тряпкина Сталинградский шлем.
Что это за шлем такой? Не пыльный ли он от дорог ещё Гражданской войны, как у тех комиссаров, которые молча склонились над павшим лирическим героем Булата Окуджавы? И что это за комиссары такие? Ответ Александра Межирова в его знаменитых стихах:
И без кожуха
Из сталинградских квартир
Бил «максим»,
И Родимцев ощупывал лёд.
И тогда
еле слышно
сказал командир:
– Коммунисты, вперёд! Коммунисты, вперёд!
Можно теперь ёрничать, связывая крамольные ныне стихи с судьбой их автора, но эти литые строки на сотни лет переживут ёрников, храня жизненную правду жестокого военного времени. Тяжело было с комиссарами Борису Чичибабину, проведшему пять лет в ссылке. А каково без них? «Кто – в панике, кто – в ярости, а главная беда, что были мы товарищи, а стали господа. Ох, господа и дамы! Рассыпался наш дом, Бог весть теперь куда мы несёмся и бредём». И разве устарело сегодня сказанное Коржавиным аж пятьдесят лет назад, в 1960 году: «А кони всё скачут и скачут. А избы горят и горят?»
Надеюсь, прекрасный знаток, аналитик и популяризатор поэзии Лев Аннинский не остановится на достигнутом, и через какое-то время мы увидим на экране его пятый цикл – о двенадцати поэтах другого по его исчислению поколения, родившихся в тридцатые годы. Выбор будет снова сложен – блестящих поэтов этого поколения много – их имена на слуху. Но вряд ли кому-то из них суждено подняться до высот, которые одолели «Мальчики державы». Ах, война, что ж ты сделала, подлая?
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Не вызвать ли нам доктора?
ТелевЕдение
Не вызвать ли нам доктора?
ТЕЛЕПРИМЕР
Доктор Евгений Комаровский хорошо известен в России как автор нескольких книг о здоровье детей. Книги эти очень популярны среди молодых родителей, написаны со знанием дела, легко и доходчиво. Евгений Олегович, авторитетный на Украине врач, педиатр с многолетним опытом, – с недавних пор ещё и ведущий телевизионной передачи канала «Интер». «Школа доктора Комаровского» начала выходить в этом году, правда, доступна жителям России, к сожалению, только через Интернет.
Комаровский – фигура колоритная и примечательная. Его визитной карточкой являются: фрикативное «г», типичный харьковский говор, чувство юмора и умение просто и логично объяснять сложные вещи. Фирменный стиль Комаровского – апелляция к здравому смыслу родителей, развенчание дурацких мифов и поиск причинно-следственных связей во всём, что касается здоровья ребёнка.
С таким подходом доктору трудно удержаться в рамках профессии, что проявилось в одном из последних выпусков программы Евгения Киселёва «Большая политика». Доктор хорошо проявил себя на поприще общественного деятеля, показал, что всего один шаг отделяет его от политической карьеры, однако границу всё-таки не пересёк, а лишь продемонстрировал возможность.
В студии «Большой политики» обсуждалась тема договора о Черноморском флоте. Представители нынешней украинской оппозиции долдонили об утрате суверенитета, развивали тезис Ющенко, готового топить соломой вместо газа, доставшегося «такой ценой». Сыпались обвинения Януковичу за отказ признать голодомор геноцидом украинского народа. Требовали остановить процесс объединения атомной, авиастроительной, газовой отраслей России и Украины…
Но тут появился доктор Комаровский и рассказал о хорошо известном в медицинских кругах «эффекте магнезии». Болезненный укол сульфата магния – модное, по словам Комаровского, средство, которое любят применять врачи «скорой». Длительные болезненные ощущения ниже спины заставляют пациента забыть о реальном недуге. Такой же метод, считает Евгений Олегович, использует и нынешняя украинская оппозиция, вовлекая народ в бесконечный спор о «национальных интересах». Вместо обсуждения реальных социальных, экономических проблем обществу навязывают темы, не имеющие никакого отношения к истинным национальным интересам Украины.
Отметим, что позиция Комаровского неуязвима для оппонентов во многом потому, что высказана детским врачом, который спасает детей, занят по-настоящему полезным для общества делом. На его книгах учатся родители из Львова, Киева, Луганска, Москвы и Калининграда, он признанный авторитет, и противопоставить его аргументам что-либо конкретное нельзя. Кроме призыва любить Украину, изжить «рабскую психологию», депутатам-оппозиционерам предъявить нечего. При этом они вынуждены сопровождать каждый свой аргумент признаниями в любви к доктору и подтверждать, что учились быть хорошими родителями по его книгам.
Доктор не стал дожимать своих оппонентов, понимая, что его статус не позволяет укладывать на лопатки мам и пап своих возможных пациентов. Лишь вскользь упомянул, что живёт в сорока километрах от России, а потому она ему ближе, чем Европа, и не только географически. Сказал, что самый главный вопрос по договору о Черноморском флоте – как будут потрачены нынешним правительством полученные от России деньги.
