"Хозяйка!" – позвал он её, не в силах унять дрожь в голосе. В удивлении женщина взглянула вверх на Тяньгоу и спросила: "А ты что здесь делаешь, Тяньгоу?"
"Я пришёл посмотреть, как хозяйка поклоняется луне". Тяньгоу тоже выучился любезностям, но, сказав эти слова, он вдруг смешался и добавил: "Ты поёшь так красиво..." Женщина рассердилась: "Тяньгоу, перестань говорить глупости!"
Заметив, что хозяйка нахмурилась и уже было направилась к реке, Тяньгоу спросил: "Хозяйка, луна же уже на небе, чего ты теперь туда собралась?" Женщина в нерешительности остановилась.
Доносившееся с реки пение становилось всё громче. Стоявшая у каменных ступеней женщина вновь подхватила слова песни, и в этот момент она показалась Тяньгоу ещё прекраснее прежнего. Встретив этой ночью хозяйку, Тяньгоу больше не мог сдерживать своих чувств и подумал, что теперь, когда мастер вырыл столько колодцев в округе, всем этим женщинам больше не было нужды с песнями и молитвами тащиться аж до самой реки. Вместо этого они вполне могли бы любоваться лунным отражением в собст- венных колодцах. Подумал, и тут же прибавил свой куплет к песне:
Луна на небе словно медный гонг,
А в нём сидит Богиня Луны.
Небесный Пёс
вовсе не слепая бестия.
В колодце спрятал он луну,
А как глубок тот колодец –
спроси его сама!
Стоявшая на ступенях женщина, перестав петь, укоризненно сказала: "Тяньгоу-Тяньгоу, поганый твой язык!" Сидевший на плите отвечал: "Хозяйка, мне ведь тоже нужна собственная луна". Она медленно поднялась наверх и встала рядом с Тяньгоу: "Не смей больше петь эту несуразицу! Что ты себе позволяешь – я и так знаю, что у тебя нет своей луны. Я пришла сюда молить Богиню Луны не только о моём муже, но и о тебе". Тяньгоу в изумлении переспросил: "Хозяйка, ты правду говоришь?" "Пусть меня проглотит Небесный Пёс, если я вру!" – выпалила она. Но осознав, что имя Небесного Пса тут совпало с именем земного Тяньгоу, осеклась и как ни в чём не бывало добавила: "Что-то я совсем запуталась..."
А ошалевший от счастья Тяньгоу, забыв напрочь о своей привычной застенчивости перед хозяйкой, запел по-новой:
Луна на небе словно медный гонг,
А в нём сидит Богиня Луны.
Не иначе,
помутился Пёс рассудком,
Раз луну он проглотил.
Но та осветила его сердце,
И ему стало покойно и хорошо.
Ну разве Пёс в чём-то виноват?
– Тяньгоу, ты что с ума сошёл?
– Раз хозяйка велит Небесному Псу сойти с ума, он и сойдёт!
Тут женщина посерьёзнела и перестала обращать внимание на болтовню Тяньгоу. Тяньгоу тоже, словно размякнув, вернулся к своей обычной застенчивости. Видя, что тот наконец пришёл в себя, хозяйка решила рассказать ему о своих душевных сомнениях.
– Тяньгоу, ты заметил, что мастер в последние дни какой-то странный.
– Почему странный? С чего ты взяла, хозяйка?
– Ему, должно быть, очень тяжело на сердце. Раньше, когда у нас не было никаких денег, он день и ночь был озабочен тем, как их заработать, а теперь, когда их достаточно, он всё равно только и думает что о деньгах. Если за день он заработал девяносто девять юаней, то когда он возвращается ночью домой, все разговоры у него только о том, чтобы пойти занять у соседей один юань для ровного счёта. Когда юань найдётся, он принимается за У Сина – не даёт ему учиться. Всё ж таки ты его ученик, Тяньгоу. Может ты попробуешь как-нибудь его утихомирить?
– А плавки У Сину купили? Он ведь уже несколько дней не ходил в школу...
– Нет, не купили. У Син, засыпая, ещё всё плакал из-за того, что твой учитель опять его отругал.
– Я поговорю с мастером.
– Шёл бы ты уже домой спать, Тяньгоу. Ведь поди устал за эти несколько дней копания колодцев. Луна, вон, уже давно на небе – пойду-ка и я лягу.
Договорив, она, не говоря больше ни слова, направилась домой, смешавшись с толпой возвращавшихся с отмели женщин. После того как гомон людских голосов смолк вдали, крепость опять погрузилась в полную тишину. А Тяньгоу, не послушавшись совета жены мастера, так и остался спать на каменной плите наедине с луной, сиявшей ему с неба, будто то был лик его бодисатвы. Цикады в клетке, оживлённые вечерней росой, запели свои песни, но Тяньгоу их уже не слышал.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
Галина ВАЙГЕР ТРИ ПАРАДОКСА ОДНОГО СПЕКТАКЛЯ
Есть в Москве маленький, но великий театр – театр русской драмы "Камерная сцена". Существует он уже более тридцати лет и тихо, скромно трудится на благо развития русской культуры. Уже в самом названии он подчёркивает свою принадлежность к русской драматургии. Собственно, как и русской истории...
По словам Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, это "единственный по художественному уровню и нравственной высоте театр Москвы". В чём же его уникальность? Этот театр первым в истории профессиональных театров России занял православную позицию, но не перешёл полностью на религиозный репертуар, а сумел в себе объединить традиционное классическое литературное наследие с духовной красотой и цельностью православия. Таким образом, за 30 лет жизни театра им были поставлено более 60 спектаклей, среди авторов которых: Гоголь, Шмелёв, Чехов, А.Н. Толстой, Чарская, Одоевский, Вл. Соллогуб, Вампилов, Твардовский...
За художественные достижения театр был отмечен множественными наградами, как со стороны правительства, так и со стороны церкви и лично Патриарха. Спектакль "Царь Фёдор Иоаннович" был удостоен премии Москвы в области литературы и искусства, а создатель и художественный руководитель театра – Михаил Щепенко был отмечен как лучший исполнитель мужской роли на Международном фестивале "Славянские встречи".
Что касается литературы, то Московский театр Русской Драмы "Камерная сцена" стал первым театром в России, поставившим прозу Шмелёва, это была повесть "Куликово поле". В этот период – 2004 год – Шмелёв только появился на книжных полках и о его сценической, ни, тем более, кинематографической будущности никто не говорил. Михаил Щепенко переложил прозу Шмелёва на язык сцены и создал одноимённый спектакль, который пользуется неизменным успехом у публики.
Чем же ещё интересен театр? Его художественный руководитель – Михаил Щепенко стал единственным из режиссёров и руководителей театра, который имеет богословское образова- ние – и это было его третьим высшим образованием.
Есть ещё одна особенность театра – его собственная история.
В 1987 году любительский "Театр-студия на Чеховской" под руководством Михаила Щепенко и Тамары Басниной получил статус профессио- нального, и стал называться Московским театром Русской Драмы "Камерная сцена" под руководством Михаила Щепенко. Это был первый в истории страны прецедент получения любительским театром профессионального статуса.
Сам же Щепенко стал основателем театральной школы, обучающей православного актёра. Его методика позволяет верующему человеку не ломать мировоззрения, не перевоплощаться в своего героя, а принять его и сопереживать заданному образу. Авторская школа Щепенко распространяется по всей России. И он уже 11 лет работает по своей методике с руководителями театральных коллективов на всероссийской режиссёрской лаборатории. Таким образом, в театральной педагогической практике объединились традиции русской классической литературы и духовной культуры России.
Последняя премьера театра удивила всех. Именно этой работой театр будет закрывать сезон. Критика, привыкшая к постановке русской классики, недоумевала: "Это почти невозможно! На сцене Московского театра русской драмы "Камерная сцена" поставлен "Дон Жуан? Дон Жуан!" Парадокс!"
И это парадокс первый. Как-то однажды театр приехал с премьерой в город Обнинск и на следующий день в газете "Вести Пафнутьево-Боровского монастыря" два разворота были посвящены разбору и восторженному комментарию спектакля. А в самом монастыре недоумение: как же! монастырская газета – и о Дон Жуане! Но весь вопрос – каков этот Дон Жуан?
И это – парадокс второй: Дон Жуана написал профессор Духовной Академии! Да, пьеса "Комедия условностей" написана доктором филологи- ческих наук, профессором Московской Духовной Академии – Михаилом Дунаевым. И вся пьеса – это остроумная игра со словом и смыслом, это ломка стереотипов, это взгляд на жизнь, как на игру... но до тех пор, пока ты не берёшь на себя ответственность за свои слова и перестаёшь читать с чужого листа. И вот тогда ты сам становишься автором своей жизни, ломая чужие, навязанные тебе сценарии. Всё условно, всё! Кроме одного – безусловен только Творец. И как только ты переводишь свою жизнь в систему координат Его Закона – жизнь приобретает иной смысл. Всё с головы становится на ноги. И не важно как относится к тебе толпа, даже не важно, как записано твоё имя в историю – кто теперь не знает кто такой Дон Жуан! – перед теми, кто оболгал тебя, напрасно оправдываться: они всё равно поют со слов друг друга и этот порочный круг не прервать.
