решили оторвать колхозного специалиста от самой возможности частнопредпринимательской деятельности. Васильева назначают главным инженером районной «Сельхозтехники». В райцентре выделили ему квартиру: в коммунальном доме звероферму не разведешь.
Вот как здорово все обмозговали, одного не учли: Васильев оказался к тому времени уже целиком во власти наживы. Переезд на новое место жительства он откладывал под самыми различными предлогами. Хотя на работу из родного села ездил исправно, настоящим техническим руководителем «Сельхозтехники» так и не стал. Сам себе Васильев объяснял это тем, что ему не интересна новая работа: много бумажных забот и мало живого дела.
Тут он, положим, душой кривил. Уж где-где, а в организации, которая заботится об исправности машинно-тракторного парка целого района, практических дел более чем достаточно. Тут скорее иное, если даже говорить по высокому счету: уровень забот оказался не тех привычных мерок, которые были в колхозе. Надо было Васильеву найти в себе душевные и умственные силы для работы на новой ступени. Этого-то у него и не оказалось, потому что все его устремления и заботы вертелась вокруг подворья, которое каждое утро оставлял с большим сожалением. Потому каждый вечер он стремглав летел туда. И день-деньской не забывал о нем, ибо даже новое место службы использовал на благо собственному подворью: «по блату» закупал дешевые корма, в основном мясо, для своих зверей. Вкупе с неким совхозным зоотехником, которого тоже пристрастил к пушному бизнесу, пустился и на махинации. Зоотехник уценивал до копеек мясо забитого в хозяйстве скота, якобы больного.
Словом, стяжательство уже крепко опутало Васильева своей липкой паутиной, изменило его психологию, подменило жизненные ценности. Рублем стал он оценивать все и вся.
Что толкает иного человека в погоню за лишним рублем? Нужда?
Как-то говорили: страшна не сама нищета, страшно презрение, которым сопровождается она. Неимущий считался человеком второго сорта. И это был закон капиталистического образа жизни, ибо, как говорил Маркс, на одном полюсе общества стояла утонченность потребностей и средств для их удовлетворения, на другом — скотское одичание, полнейшее упрощение потребностей. Тогда сам прогресс уподоблялся отвратительному языческому идолу, который не желал пить нектар иначе, чем из черепов убитых.
Не по количеству денег, не по богатству личного гардероба ценим людей мы. Уважаемыми «миллионерами» считаем тех, на чьем рабочем счету — миллионы тонн руды и стали, метров ткани, налетанных километров. Истинные советские миллионеры — коллективы колхозов и совхозов, работающих высокорентабельно. Ушла в прошлое нищета. Социализм раскрепостил и потребительские запросы народа. Появились средства для их удовлетворения, более разнообразными и утонченными становятся сами потребности. И если словарь Даля, отражая жизнь народа минувшей эпохи, трактует потребление только лишь как удовлетворение нужды, необходимости житейской, то современное понятие этого слова куда богаче, оно включает в себя и потребности моральные, духовные.
Зачастую и сама материальность потребностей отражает запросы духовные. Вот любопытный пример. Социологи провели исследования на ряде предприятий Челябинска. Сравнивались потребительские установки школьников и их родителей. Почти половина старшеклассников включила в число прочих предметов, необходимых для нормальной жизни, магнитофон. Среди родителей только один процент согласился с этим мнением. А когда ровно через десять лет социологи повторили свои опросы в тех же самых коллективах, подавляющее число взрослых сочло магнитофон совершенно необходимым в повседневной жизни и даже поставило покупку его в число первоочередных нужд. Вот вам и трансформация самого понятия «нужда»! Необходимость магнитофона объяснялась не только возросшими материальными возможностями, но и возросшими духовными потребностями: магнитофон, по мнению опрошенных взрослых, нужен для обучения детей иностранному языку, их культурного развития, для общего развития всей семьи. Социализм дает возможности для удовлетворения этих главных потребностей человеческой личности, не отвергая и нужд сугубо материальных, наоборот, стремясь на основе развития производства, на основе эффективности общественного труда как можно полнее удовлетворить их. Только всякая ли нужда является истинной потребностью духовно развитой личности? Тут все дело в мере, которая определяется нравственностью общества и личности. Хотя сам рост потребностей я бы назвал одним из двигателей прогресса.
У меня хранится статья из одной газеты. Ее корреспондент был участником любопытного эксперимента. Группа парней налегке отправилась в тайгу, чтобы проверить, сможет ли человек существовать в экстремальных для него, с точки зрения привычной жизни, условиях, вне удобного быта, окруженного массой вещей и услуг. Оказалось, может. Оказалось — не так уж много человеку и надобно-то. Во всяком случае, без подавляющего большинства вещей обойдется. И вот размышления журналиста по этому поводу:
«…Постепенно и незаметно для самого себя человек становится рабом вещей. Привыкает к ним и уже не представляет себе жизни без них. А ведь если вдуматься, то окажется, что рядом с нами крайне немного вещей, без которых мы действительно не могли бы обходиться. Что нам нужно? Крыша над головой, простая удобная постель, предметы первой необходимости в домашнем обиходе. А чем мы окружили себя? И не упомнишь всего… Многие вещи, приобретенные не то по горячечности, не то по безрассудности, лежат бесцельно, забытые… Нет, не умеем мы, во всяком случае, подавляющее большинство из нас, отказаться в повседневной жизни от ненужных вещей. Жажда накопительства и обладания вещами — вот что еще приобрел человек в процессе развития цивилизации. Приобрел в этой погоне вместе с инфарктом, инсультом, раком и разнообразным ассортиментом нервных болезней. А жил бы человек спокойнее, разумнее, скромнее — ничего бы этого не было. Во всяком случае, в массовом масштабе не было».
Позволю себе согласиться далеко не со всеми этими утверждениями. Прежде всего, с теми, будто человеку так немного надо. Нет, ему надо много. И прежде всего, ему надо жить не в экстремальных условиях, когда его потребности действительно могут быть сведены к минимуму для поддержания жизни. Сама история человечества есть борьба с необходимостью бороться за существование. Маркс считал, что личность должна быть одинаково всесторонней и в своем производстве, и в своем потреблении. Не хлебом единым жив человек. Потребительская неразвитость — тоже плохо. А проповедникам аскетизма напомню слова шекспировского короля Лира:
Сведи к необходимости всю жизнь,
И человек сравняется с животным.
Мне неизвестен способ жить без вещей. Даже в экстремальных условиях. А поскольку сам в подобные условия не попадал, сошлюсь на всем хорошо известный пример — жизнь Робинзона Крузо на необитаемом острове, где он по воле автора бессмертного романа провел почти тридцать лет. Покидая остров, Робинзон оставил на нем немало: просторный дом с мебелью ручной работы, хороший гардероб, а по нашему говоря, меховые шубы и дубленки, «дачу» с приусадебным участком соток этак в пятнадцать, стадо мелкого рогатого скота,
