— У нас река.
— Да и у нас река.
— У вас река кака?
— У нас Ока. А у вас кака?
— Да и у нас така…
Моим ближайшим соседом по площади в журнале оказался некогда изгнанный из Рязани Александр Солженицын! "Салют, Исаич!" — сказала я ему про себя стихами своего земляка Евгения Маркина "Белый бакен", посвященными Александру Исаевичу Солженицыну, напечатанными в "Новом мире" в 1972 году и ввергшими поэта в опалу, в результате которой он был исключен из Союза писателей и отправлен в скопинскую «ссылку», после которой умер раньше времени.
В 1992 году в "Новом мире" появилась целая подборка моих стихов… Но вскоре я охладела ко всем журналам, в том числе и к "Новому миру", и несколько лет никуда не таскала свои стихи и нигде не тусовалась, исчезла с литературного горизонта, выпала из литературного процесса. Потому что в свое время слишком много сил потратила на то, чтобы пробиться куда-то, в том числе и в "Новый мир", и теперь чувствовала себя, как травинка, которая пробилась через асфальт и даже смогла сдвинуть с места стотонный чугунный каток, который стоял на этом асфальте и не давал ей вылезти на свет и занять свое место под солнцем, доказала самой себе и другим свою поэтическую состоятельность, самоутвердилась, но чересчур устала от всего этого и в результате потеряла интерес не только ко всем журналам, на страницы которых было так трудно проталкиваться через заслоны серых литературных чиновников и серых авторов, но и — к литературному миру в целом, с его суетой, карьеризмом, тщеславием, проститутством, приспособленчеством, делением на лагеря, выяснением твоих идеологических позиций и спортивными соревнованиями: кто кого победит, кто кого отпихнет «взад» и вскарабкается на Парнас, на Олимп и на пьедестал, поближе к великим… к литературным идолам… к влиятельным литературным "боссам… обоссанным" и к литературной кормушке, к большому свиному корыту для «избранных».
Но я, кажется, отклонилась от темы. Или нет? Не знаю. Пойдем дальше. Это все было при Залыгине. Самого Залыгина я не знала, не встречалась с ним. И других сотрудников журнала, которые вместе со своим главным редактором постепенно, год за годом, осеряли и в конце концов осерили, разрушали и в конце концов "до основанья" разрушили старый "Новый мир" Твардовского и превратили его из яркого, первоклассного журнала в посредственный, то есть в никакой, и о которых пишет и которых беспощадно разоблачает и выводит на чистую воду Сергей Яковлев, а за ним и Юрий Кувалдин, я тогда не знала. Я знала только Евгения Храмова, Марину Борщевскую, Олега Чухонцева и Владимира Кострова, которые, слава Богу, не фигурируют у Яковлева и у Кувалдина в качестве отрицательных персонажей и не замешаны ни в каких темных, нехороших делах, связанных с «мелкотравчатой» литературной политикой нового "Нового мира", который давно не соответствует своему имени, потому что ничем новым от него не веет. От него веет застойным болотом и тиной. Потому что там нет притока новых свежих сил, новых ярких, талантливых авторов, которые бескорыстно — не за деньги, не за коврижки, не за премии и регалии — делают свое дело. Они все теперь — в "Нашей улице".
Когда Сергей Яковлев по просьбе самого Залыгина в 1994 году пришел работать в "Новый мир", где уже работал раньше и откуда было ушел, то есть когда он вернулся туда, Залыгин сказал о нем:
— Он хорош тем, что не болтливый, умеет держать язык за зубами.
Залыгин и не подозревал, что именно не болтливый Сергей Яковлев, который, как никто, умеет хранить секреты и тайны, расскажет всему миру, подробно, с документальной точностью и чистосердечной искренностью обо всем, что творилось в "Новом мире". Может быть, судьба для того и свела его с этим журналом, для того и послала его туда и заставила пройти через разные испытания и страдания, не только моральные, но и физические, и даже стать объектом подлого террора и нападения бандитов из-за угла, прямо во дворе редакции, на задворках, и подкинула ему материал, который не валяется на дороге и стоит многого, и дала ему все карты в руки, чтобы он в конце концов написал о "Новом мире".
Судьба выбрала его, чтобы именно он выполнил эту миссию. И он выполнил ее блестяще! Я аплодирую ему! За исключительную честность, принципиальность и отвагу, которую он проявил как писатель, гражданин и человек. И за беспрецедентный, единственный такой во всей истории литературы роман-хронику не только о журнале, но, на его примере, и о литературном мире в целом, о его нравах, порядках и законах (и беззакониях), и о жизни всего нашего общества последней трети ХХ века вплоть до нашего времени.
Я читала "Задворки…", с одной стороны — как своеобразное конкретно-социологическое исследование, построенное на богатом фактическом материале, то есть как документальный роман, а с другой стороны — как увлекательнейший художественный роман, в котором есть что-то и от плутовского и авантюрного романа, и от детектива, и от боевика, и от сатиры Гоголя и Салтыкова-Щедрина, и от Ильфа и Петрова. Там действуют и герои с невыдуманными фамилиями, "публичные фигуры", и герои с выдуманными фамилиями, "ролевые характеры", "ходячие функции", отрицательные и положительные символы. Сергей Яковлев изображает их такими, какими он их видит. А "как можно запретить нам видеть людей такими, какими мы их видим"?
И все они у него — психологически очень убедительны, колоритны и рельефны. И по-своему великолепны. То есть как реальные люди многие из них могут быть кому-то неприятны или не очень симпатичны какими-то своими чертами и качествами, но как художественные типы — они великолепны. Например, та же бухгалтерша Хренова, аферистка высокого полета, мастер своего дела, ловко проворачивающая самые рискованные финансовые операции, так, что у нее все шито-крыто и ни к чему нельзя придраться. Или секретарша с большим стажем и опытом, все про всех знающая, бдительная, проницательная и порой не в меру инициативная Роза Всеволодовна, каждой бочке затычка, прощупывательница всех сотрудников и посетителей редакции, выведывательница чужих планов и намерений, верная боевая подруга Сергея Залыгина и всех своих предыдущих начальников — Косолапова, Наровчатова, Карпова, которая всю жизнь ждала начальника, за которым она "чувствовала бы себя, как за каменной стеной", и "не дождалась".
Если бы я была режиссер, я бы поставила по роману Сергея Яковлева художественный фильм, и это был бы захватывающий трагикомический фильм, тянущий по меньшей мере на Золотого Оскара. И сами герои этого фильма, то есть их прототипы, во главе с новым главным редактором "Нового мира" Андреем Василевским с удовольствием смотрели бы его и аплодировали автору «Задворок» Сергею Яковлеву!
В конце своих воспоминаний Сергей Яковлев написал: я сознаю, что после публикации своих "Задворок…" "я приобрету массу врагов и едва ли хоть одного сторонника… многие из (моих) прежних знакомых и друзей от меня отвернутся…". Должно быть, он и в самом деле обрел массу врагов. Но это и естественно. Этого и надо было ожидать. А иначе грош цена была бы и ему, и его исповеди. Он был готов ко всему и знал, на что шел, "на что он руку поднимал". Как рыцарь без страха и упрека.
Он совершил подвиг, акт отчаянного мужества, который заслуживает уважения и восхищения. "Да, были люди в наше время!" — сказал когда-то герой Лермонтова. Есть они и наше время. И яркий пример тому — Сергей Яковлев. Но в чем он ошибся, так это в том, что едва ли он обретет хоть одного сторонника. Он обрел даже и не одного сторонника, а многих, и в лице главного редактора «Невы» Бориса Никольского, взявшего на себя смелость напечатать его вещь в своем журнале… и в лице Юрия Кувалдина… и т. д. Они, вместе с Сергеем Яковлевым, и есть истинные друзья "Нового мира", они, а не всякая окололитературная шелупонь.
А "Новый мир" пускай не обижается на своих непокладистых авторов, а гордится ими. Потому что только благодаря им и таким, как они, он может вернуть свою славу, свою популярность, свою фирменную литературную марку и поднять свой упавший авторитет и престиж. И таким образом избежать своего закрытия в самом прямом смысле слова.
…А если бы я была Андреем Василевским, я бы выдвинула Сергея Яковлева на премию "Нового мира" или на какую-нибудь другую, повыше. Или хотя бы на награду, которая приравнивалась бы к медали "За отвагу на пожаре".
Станислав Куняев "ЭТО — СВЯТАЯ ПРАВДА…"
Я люблю время от времени слышать хриплый, взволнованный голос этого человека, когда он звонит мне по телефону с далекого австралийского континента:
— Станислав, это ты! Здравствуй! Как живешь? Как твой журнал? Как Россия?
