– Почему не работаете с фармацевтами? Там деньги есть, к тому же участие в создании лекарств от смертельных недугов уже само по себе социальный проект.
– Я – химик-фармаколог, работала в фармацевтической компании, хорошо знаю, что там происходит. Фармацевтика – очень сильно заформализованная область, поскольку связана с человеческими жизнями, а в стране нет мощностей для проверки лекарств по международным стандартам. Мы пять лет, до кризиса 2008 года, поддерживали проект по переделке вивария в Черноголовке в международный сертификационный центр. Использовали все свои возможности, чтобы привлечь государство, частные компании, международные корпорации, но денег так и не нашли, и центр до сих пор не работает.
Когда началась перестройка, было принято решение закупать лекарства за рубежом, и вся тонкая химия России была практически разрушена. В 2008 году наш фонд курировал три фармацевтических проекта, и на выходе могло бы быть три уникальных лекарства, которые мы должны были исследовать по международным стандартам. Но где исследовать? И, главное, на что? Мы даже синтезировали действующее вещество, чтобы испытать хотя бы на мышах: обошли все бывшие заводы Советского Союза, но… Люди ушли с заводов, оборудование развалилось. Пришлось заказывать научную работу в одном из московских химических институтов.
Ещё хуже обстоят дела с исходными веществами для синтеза. В советские времена их выпускала наша промышленность, теперь нам пришлось закупать их в Китае, потом модифицировать в Голландии, и лишь затем они попали к московским химикам. Всю эту работу – заказать, модифицировать, доставить в Москву – проводила я лично, потому что если бы это делали учёные, когда бы они занимались своей тонкой химией?
Найти деньги на путь от пробирки к мелкой серии очень трудно. Российские венчурные компании сюда средства не вкладывают, а если и вкладывают – как фонд Бортника, например, – то миллион рублей. А этого очень мало.
– Наталья Алексеевна, как я поняла из нашего разговора, привлечь частные средства в науку, которая то ли выдаст результат, то ли нет, совсем непросто. То есть понятно, почему данное почти год назад поручение президента об изменении системы финансирования науки, предполагающее увеличение доли частных инвестиций, до сих пор не выполнено.
– В 2005 году государство начало наконец давать деньги на науку. Но как! Основные результаты такого финансирования – правильные, с точки зрения Минфина, отчёты. В итоге вместо научного прогресса получается освоение средств. И конечно, это понимаем не только мы. В прошлом году Минобрнауки бросило клич по стране – кто имеет опыт финансирования науки через частные инвестиции? Откликнулись мы и Фонд содействия отечественной науке, куда деньги поступают от конкретного олигарха. Таких, как мы, кто собирал бы на науку с миру по нитке (а у нас хороший получается фонд – больше 100 млн. в год), и нет в России.
Весь прошлый год бесплатно консультировали Минобрнауки: писали, как такие фонды устроены за рубежом, как мы работаем, что нам для этого нужно, что помогает в законодательстве, что мешает и что надо бы улучшить.
– Вас услышали?
– Хотим надеяться, что да. В любом случае мы – за конструктив, без диалога с государством и бизнесом ничего не получится.
Беседу вела Людмила МАЗУРОВА
Теги: Киборг , технология , инновации
До недавнего времени я был депутатом Астраханской городской думы. И сегодня ещё по старой памяти обращаются ко мне жители округа: может, хоть писательское слово в беде поможет! А что - иногда помогает[?] Я не наивный человек. И когда шёл в депутаты, ясно представлял, что неизбежно столкнусь с коммунально-бытовой изнанкой жизни – от починки сантехники до улаживания ссор в семейном общежитии. Единственное, чего заранее не мог представить, – это то, что число людей, которым не смогу помочь, будет таким большим.
Люди хотят социальной справедливости. Той самой, которая была-таки при недоделанном социализме и напрочь потерялась при нынешнем псевдокапитализме. Люди хотят учиться, лечиться и получать квартиры бесплатно, зарабатывать честным трудом, а не принципом "купи-продай", жить, а не существовать на законную пенсию.
Справедливы ли эти желания?
Безусловно! Но незаконны. Ибо основной закон страны – действующая Конституция – декларирует построение социального государства, но никак не государства социальной справедливости! «Подумаешь, филологические тонкости какие, – воскликнет нетерпеливый читатель, – какая разница!»
Огромная! Как разница между днём и ночью, жизнью и смертью! «Социальный» – во всех словарях толкуется как «общественный, относящийся к жизни людей и их отношениям в обществе». То есть социальное государство – это общественное государство, относящееся к жизни людей и их отношениям в обществе. Как относящееся? А как в том анекдоте про интервью политика нетрадиционной сексуальной ориентации:
– Как вы относитесь к «голубым»?
– Да как вам сказать... Отношусь!
Не надо тень на плетень наводить, господа сочинители и трактователи законов! Социальное государство – это государство социальной несправедливости!
«Серёдки тут нет!» – как говорил шолоховский Макар Нагульнов. Но наивным нашим бабушкам и дедушкам, которые составляют законопослушный «электорат», это всё ещё невдомёк, гнездится в их душах слепая надежда на то, что крутые перемены в стране к их житию-бытию отношения не имеют, и, в случае чего, справедливость они отыщут. Хотя бы с помощью депутата или писателя.
Как объяснить милым моим обывателям, что абстрактное «всеобщее благо», декларируемое Конституцией, – вовсе не для них, силы, здоровье и годы положивших для страны! Оно – для новых русских, новых не совсем русских, и новых совсем не русских! Для тех, кому они, безропотные пенсионеры, должны уступить рано или поздно жизненное пространство. Грубо говоря, перемрут поколения, хватившие зачатков социальной справедливости, и для всех остальных наступит рыночное благоденствие.
Так почему бы государственным мужам не сказать об этом во всеуслышание? Очень неглупый и очень высокопоставленный чиновник ответил мне так: «А зачем? Всё равно не поверят. Как в концлагере: даже глядя на дымящую трубу крематория, люди не хотели верить в свою обречённость!»
Не верят и сегодня. Испокон веку русский человек отличался от западного тем, что путеводными звёздами для него были счастье и справедливость. А вовсе не свобода и богатство – те «ценности», поклонение которым денно и нощно пытаются ему привить сегодня. На дыбу, на эшафот, на край света, на вражеские копья и танки – за счастье и справедливость! Так жили наши предки. И не их вина, что потомки живут в обществе социальных подачек, а не социальной справедливости. И всё-таки хочется верить, что это не навсегда. Иначе погоня за свободой и богатством обернётся вечным рабством духа. Русского духа. И народа не станет.
Так что жалуйтесь, ищите справедливость, дорогие сограждане. Пока надеемся – живём. Пока живём – надеемся.
Теги: Социальная справедливость , Конституция
Фото: РИА "Новости"
Из полицейского протокола: "...на Березовском заливе обнаружен труп Мокрого Ивана Васильевича, 1965 года рождения. Житель села Полянки, безработный. Смерть наступила в результате переохлаждения тела".
Знаток пресноводных
В документе, подводящем черту под недолгой жизнью Ивана Мокрого, есть существенная неточность. А именно: покойный безработным в прямом смысле этого слова никогда не был. Наоборот, с юных лет до самой своей нелепой кончины он трудился неустанно, не зная ни сна, ни отдыха, ни выходных. Ибо только такая неуёмная энергия давала ему возможность вполне сносно (по здешним меркам) существовать. А именно: иметь дом, автомобиль, деньги на еду и выпивку. И конечно, на приобретение рабочего инструмента: то есть сетей, верш, «экранов», лодки, сапог-бродней, прорезиненных курток и прочего инвентаря. Ванька Мокрый всю жизнь работал. Браконьером.
Я понимаю, что к этому занятию каждый из нас в какой-то мере причастен. Все мы браконьеры - в том смысле, что портим и ломаем столь безупречно созданное Всевышним мироздание. И те, кто выливает в реки дерьмо, и те, кто нарушает выбросами озоновый слой планеты, и те, кто устраивает свалки над чистыми родниками... Но среди всего этого сонма разрушителей есть – как бы это выразиться? – особо целенаправленные типы, видящие своё призвание в этом губительстве.
Иван Мокрый был именно из таких. Фамилия ему вполне подходила: вечно у воды или в воде, вечно в резиновых броднях, вечно простуженный. Вот и звали его Ванька Мокрый.
