не видели. Прибыл он внезапно, потому мы его не встретили. Он на это обиделся, стал говорить, что мы его не ждали с первых дней. Возненавидел. Стал нас периодически бить и выгонять из дома. Особенно он издевался над старшей дочерью.
Почему она мирилась с таким положением дел в семье, думаю, понятно без лишних объяснений. Ей в поселке все завидовали: мужик с войны вернулся с орденами-медалями, руки-ноги при нем, ну а что в тюрьму попал, пьет и бьет – то не беда. Какой-никакой, да свой.
Иван часто говорил домочадцам, что в тюрьме ему было хорошо: «Кормили отлично – вдоволь было мяса, сахара и масла». Эта его любимая фраза (по словам свидетелей по делу) никакого отношения к действительности, скорее всего, не имела.
Произносил он ее, чтобы запугать близких. Мол, может сделать что угодно, потому что ни смерть, ни тюрьма ему не страшны.
В первый раз он изнасиловал Ольгу в день своего возвращения. Жена тогда лежала в больнице, так что ничего этого не видела.
Из протокола допроса Ольги (допрос проходил в присутствии врача):
Схватил меня за глотку, я сопротивлялась, вырвалась и залезла под койку. Он меня вытащил из-под койки, повалил на кровать, сдавил одной рукой глотку, второй бил в бок. Я не могла уже ни сопротивляться, ни кричать… После этого я боялась ночевать дома, пряталась в городе. Он меня находил, тащил в дом и насиловал…
Дело дошло до того, что я целыми ночами не спала, это было уже при маме, когда она вернулась из больницы. Я боялась уснуть, так как он насиловал меня спящей. Когда он начинал лезть, я отбивалась от него. Тогда он сгонял меня с кровати и заставлял голую топить железную печь всю ночь.
В материалах дела есть схема дома, нарисованная прокурором на месте преступления. В доме две комнаты, в одной спала жена с тремя сыновьями, в другой муж с двумя дочерями – Ольгой и маленькой Машей (она спала на отдельной кровати).
Из показаний жены:
Я говорила мужу, зачем спишь с дочерью, она уже взрослая. Он отвечал: «Дура, ты что, ревнуешь к родной дочери? Даже не думай про такое, голову отрублю». Я и не думала такие глупости. А потом однажды увидела, что он спит с ней на кровати без кальсон.
Но и тогда мать Ольги отринула плохие мысли. Она не хотела даже самой себе признаться, что ее муж насилует собственную дочь.
Из показаний Ольги:
Мать всегда спала отдельно в другой комнате. Она что-то подозревала и пыталась спрашивать меня, но я боялась признаться. Отец часто употреблял спиртное и держал нас в большом страхе. Он частенько поил меня настоянным на перце спиртом. Если я не пила, то бил меня по бокам и угрожал зарезать.
Заплакала и ничего не ответила
Чтобы Ольга не могла никому ничего рассказать, отец запрещал ей общаться со сверстниками, жестоко наказывал за участие в комсомольских собраниях (однажды заставил всю ночь простоять в углу на коленях с поленом в руках). За Ольгу вроде бы пыталась заступиться ее классная руководительница. Она, по крайней мере, как-то спросила у родителей: почему девочка приходит в синяках, почему не появляется на собраниях? Отец ответил, что дочь плохо себя ведет и потому бывает наказана. Ему поверили. Возможно, благодаря его героическому прошлому… Не может же герой войны врать?
Из показания матери:
Дочь от себя он никуда не отпускал, говорил, что она якобы к кому-то бегает и чем-то занимается (имелось в виду развратом. – Прим. авт.). Однажды дочь сбежала и спряталась в нежилом доме, а он тогда боялся, чтобы она не удушилась.
С чего бы ему бояться такого? Причина могла быть только одной. В какой-то момент мать Ольги не выдержала и, взяв обещание молчать, поделилась своими сомнениями с учительницей начальных классов, что вот, мол, муж никуда не отпускает старшую дочь и даже спит с ней в одной кровати. Та потрясенно спросила: «Что значит спит?» На что мать Ольги ответила, что все же сомневается, но добавила: «Правда, дочь за последнее время стала часто болеть, кушать стала плохо, конфеты не ест… Мой муж взял спирту, намешал туда перца и заставил выпить это дочь, говоря, что это поможет ей от желудка. Но до этого он говорил, что, когда был в заключении, ему врач подсказал, что это может помочь избавиться от нежелательной беременности».
Ни та ни другая после этого разговора не обратились в милицию. Промолчала и соседка, которая как-то пришла в дом к Поповым рано утром и увидела, что Ольга лежит в одной постели со своим отцом. «Ты что, спишь с ним?» – удивленно спросила она ее. Ольга заплакала и ничего не ответила.
Читая это дело, невольно сравниваешь его с историей сестер Хачатурян, которые убили своего отца-тирана. Также никто – ни соседи, ни близкие – не обратились к правоохранителям. Также люди предпочитали верить отцу (напомним, Хачатурян имел обширные связи в правоохранительных органах, всем знакомым казался добропорядочным христианином и заботливым отцом). Ольге, так же как и трем сестрам, пришлось принимать решение самой. Случаев домашнего насилия, увы, в современной России хватает. Выходит, больше чем за полвека мало что изменилось?
Любопытный момент: в деле есть вещественное доказательство – киноафиша.
Весной 1955 г. в сельском клубе показывали французский триллер «Плата за страх». Он был с грифом «Детям до 16 лет вход воспрещен», но Попов, который везде таскал за собой дочь, взял ее на этот сеанс. Следователям она рассказала, что этот фильм, который рассказывает о четырех храбрецах и о том, что каждый из них готов любой ценой изменить свою безрадостную жизнь, помог и ей. Режиссер фильма – Анри-Жорж Клузо – считал его эпопеей мужества. Кто же знал, что французская кинолента в глубоком уголке Сибири вдохнет мужество в запуганную девочку и она решится написать заявление в милицию?
Когда Попова взяли под стражу, он все отрицал:
С детьми я живу хорошо. Ругаюсь только с женой из-за порванной одежды, которую она не чинит, и если завтрак не готовит.
В тот вечер, когда Попова поместили в КПЗ, в камеру по соседству, которая использовалась как вытрезвитель, привезли его приятеля. Иван умолял подгулявшего знакомого, как только тот придет в себя и его выпустят, сходить к ним домой и упросить дочь изменить показания. Тот сходил, но Ольга
