Иным людям кажется неестественным наше содружество с Борисом Абрамовичем Березовским. В российском обществе, к сожалению, легко возникают стереотипы, предубеждения и демонизация личностей, старающихся играть активную роль в политическом процессе. Таким «демоном» нередко предстает один из интереснейших наших граждан, Березовский.
Будучи членом жюри созданного Березовским премиального фонда «Триумф», я имел возможность составить о нем свое собственное, глубоко положительное впечатление. За семь лет своего существования «Триумф» наградил и ободрил тридцать пять выдающихся деятелей российской культуры. Березовский был патроном этого благородного бизнеса. Писательница Зоя Богуславская неизменно председательствовала на наших заседаниях.
Березовский — генератор идей, человек, каких не хватает в постсоветской России. Я думаю, что движению «Цивилизация» очень повезло, что у его истоков стоит Березовский. Без него это начинание не поднялось бы выше уровня кухонных дискуссий.
22 августа 2000
Проба на либерализм
(читая Леонтовича)
Слово «либерал» и в постсоветском обществе вызывает негативные, так сказать, коннотации. К этому существительному советская память тут же услужливо выбрасывает прилагательное «гнилой». Так большевики по-бычьи клеймили людей, не расположенных к убийствам: нездоровые, декадентные, гнилые. Им противопоставлялось бодрое, оптимистическое племя классовых палачей. Прилагательное оказалось клейким. Даже и сами либералы его побаиваются. Между тем в истории развития человечества, как в мировом, так и в российском контекстах, нет более здорового течения, чем либерализм.
Недавно я взялся читать фундаментальный труд Виктора Владимировича Леонтовича «История либерализма в России». Мизантроп скажет: какой там еще либерализм? Нет у него в нашей стране никакой истории. Никакой либерализм у нас не вызревал. Зрел только в ответ на вечный деспотизм наш вечный «бессмысленный и беспощадный». Зрел и загнивал. Ну, иногда лопался с ошеломляющей вонью.
Это неверно и несправедливо. Все последнее десятилетие было, по сути дела, мучительной пробой России на либерализм. Что касается истории, достаточно вспомнить, как после веков мужицкой дикости и насилия Провидение ниспослало нам благодетельный XVIII век, три четверти которого прошли под властью женщин, а ведь женщина — это либерал по определению.
Еще императрица Анна выпустила указ, упразднивший разницу между вотчинами и поместьями, то есть расширивший права дворян на казенные земли. Царствование Елизаветы в каком-то смысле можно назвать либеральной эпохой, хотя гарантии свобод обеспечивались тогда не продуманной политикой, а лишь жизнерадостным характером «дщери Петровой».
Первым подлинным либералом в России следует, очевидно, считать Екатерину Вторую. Ее планы были основаны на принципах западноевропейского либерализма. В ремарках к своему «Рассуждению о мануфактурах» императрица пишет: «Нету ничего опаснее, как на все сделать регламенты». Во многих своих документах она максимально для своего времени приближается к четырем принципам французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, то есть к основам либерального порядка. 1) Свобода. 2) Собственность. 3) Безопасность. 4) Право сопротивления насилию. Известно также, что Екатерина категорически отрицала революцию и предсказывала ее перерождение в тиранию. По мнению Леонтовича, это не противоречит ее либеральной сути. Весь смысл труда этого выдающегося автора российской эмиграции заключается в его призыве «отличать радикализм от либерализма и настоящим либерализмом считать лишь либерализм консервативный». От себя бы я в этом месте заметил, что цивилизованный гражданин должен быть консервативным либералом и одновременно либеральным консерватором. В этом случае отвергается слепая приверженность к тому или иному политическому крылу.
Далее возникает фигура выдающегося российского либерала Мордвинова, завершенного европейца и просветителя. Этот мыслитель, последователь Бентама и Смита, был озабочен строительством гражданского общества в условиях самодержавия. В частности, он ратовал за предоставление некрепостным крестьянам права на покупку земли, чего и добился вместе со своими единомышленниками: в 1801 году вышел указ, разрешающий покупку земли купцам, горожанам и некрепостным крестьянам. Здесь к месту будет заметить, что в Российской Федерации и к 2001 году некрепостные крестьяне не получили права на покупку земли.
Право собственности, отмечал Мордвинов, это первейший закон, «коим благоустроенное правительство отличается от насильственного». Вот еще одна цитата, показывающая образ мысли этого крупного государственного чиновника и либерала: «Собственность есть первый камень. Без оной и без твердости прав, ее ограждающих, нет никому надобности ни в законах, ни в отечестве, ни в государстве».
Интенсивность политической мысли в высших кругах общества ярко показана Толстым в эпизодах приезда князя Андрея в Санкт-Петербург, где он общался со Сперанским. Этот, по современной терминологии, «технолог власти» именно либеральным складом ума отличался от нынешней камарильи с ее завиральной идеологией и цинизмом. «Законы существуют для пользы и безопасности людей, им подвластных», — писал он. Обратите внимание, не для величия державы, не для мирового престижа, а для граждан. Он полагал, что «просвещенный коммерческий народ не может долго оставаться в состоянии рабства».
Именно Сперанский в 1810 году сыграл первую скрипку в образовании Государственного совета, учреждения, которое у нас сейчас неуклюже пытаются имитировать. Члены его назначались из высших людей государства помазанником Божиим, который должен был подписывать законопроекты, «вняв мнению Государственного совета». Надо ли говорить о том, что высшая аристократия российского рода была свободнее в выработке собственного мнения, чем назначенный нынешним президентом служилый люд. Не напрашивается ли тут мнение, что президент, будучи не помазанным, а избранным, должен внимать не назначенным, а избранным персонам?
Леонтович пишет, что «значительные элементы либеральной программы могут осуществляться и в рамках абсолютной монархии». В этом случае либерализм стоит в основном на нравственной основе. С этой точки зрения он рассматривает образ Карамзина, монархиста с исключительной либеральной моралью. Монарх, по мнению Карамзина, должен быть стражем гражданских прав. Он полагает, что «монархия вырождается в тиранический строй реже, чем иные государственные формы», так как монарх «связан только законом Божиим и велением совести».
Карамзин называл декабристов злокозненными либералами, а на самом деле он был большим либералом, чем повстанцы, ибо ратовал за постепенное, ненасильственное развитие.
Даже во времена николаевского «палочного» режима в России проявлялись исключительные личности либерального толка. Таким был Чичерин, убежденный западник и либерал. Он находился в постоянной полемике со славянофильскими кругами и, в частности, выразил такую мысль: «Никакого самосознания в русском обществе они не пробудили, а, напротив, охладили патриотические чувства тех, кто возмущается нелепым превознесением русского невежества над европейским образованием». Довольно актуально и сейчас звучат его строки о нетерпимости соотечественников, «которые вместо того, чтобы смиренно учиться, вздумали презрительно смотреть на всю западную науку».
Самым выдающимся либералом XIX века, безусловно, является монархическая личность. Его императорское величество Александр Второй Освободитель.
Именно он начал и осуществил самую невероятную «перестройку» в российской истории. Именно он и стал главной мишенью радикализма, возникшего, по мнению Чичерина, в результате подавления духовной свободы при Николае Первом. Сверху шло освобождение двадцати миллионов крестьян от двухвекового рабства, «а внизу копошились расплодившиеся во тьме прошедшего царствования гады, готовые загубить… едва пробившиеся из земли свежие силы».
