процессе, пришли к выводу, что Штрайхер обладал самым низким интеллектом среди всех подсудимых. Но он не был душевнобольным или невменяемым.
Исследователи «Штюрмера», которые ознакомились с читательскими письмами, приходившими в редакцию, обнаружили, что между сотрудниками журнала и его читателями существовала особая общность взглядов, своего рода менталитет «Штюрмера».
У «Штюрмера» был огромный для Германии тираж — в разное время расходилось от полумиллиона до восьмисот тысяч экземпляров. В год выходило двадцать два выпуска.
Редакция строила свою работу на принципах социалистической журналистики: она отказалась от платных корреспондентов и сообщений информационных агентств. Читатели считали себя своего рода рабкорами и селькорами на общественных началах. Редакция специализировалась, говоря современным языком, на интерактивной журналистике, охотно вела диалог с читателями, с удовольствием отвечала на письма.
Вот как это выглядело. Пятнадцатилетняя девушка с огорчением сообщала «Штюрмеру», что в ее классе многие продолжают дружить с еврейками. И встречала полнейшее сочувствие. В людях, озверело ненавидящих евреев, есть нечто общее. И только в своем кругу они чувствуют себя хорошо.
Скажем, читатель, задолжавший еврею, обращался в редакцию за советом: нельзя ли ему, как настоящему арийцу, просто не возвращать долг?
Читатели присылали в редакцию доносы, которые печатались под рубрикой «Чего не может понять народ»:
учительница Мария Шмидт поцеловала свою золовку, чистокровную еврейку, на виду у всех на улице;
семья Леонарда Бройнига почти ежедневно ходит к еврею Розенбауму;
торговка молочными продуктами вдова Тайссен позволяет еврейкам свободно входить в ее дом и продает им молочные продукты, жизненно важные для немецкого народа — такие, как масло и сыр;
из продуктовой лавки «Норден» вышла еврейка Леви с покупками. Читатель возмущался: «Я даже и не подозревал, что и сегодня в Германии еще находятся продавцы, которые что-то продают евреям»;
представительница немецкого народа фрау Бройер регулярно дружески беседует на улице с евреем Рандератом;
пастор Шюнеман в Гарце принадлежит к местной масонской ложе «Храм согласия»… Читатель многозначительно замечал: «Надеюсь, что этим сообщением оказал вам услугу».
Люди с помощью журнала Юлиуса Штрайхера сводили личные счеты с теми, кого ненавидели:
«Как верный читатель и подписчик «Штюрмера», я прошу напечатать мое сообщение о том, насколько глубоко некоторые представители немецкого народа сроднились с еврейской чумой: Юлиус Хофмайстер послал еврейке Раммерландер ящик яблок»;
«В нашей местности, как и везде, собирали пожертвования. Все подавали от чистого сердца, поскольку мы чувствуем себя членами народного сообщества, разбуженного фюрером. Лишь один крестьянин отказался жертвовать. Отвратительнее всего то, что для партии у него ничего не нашлось, а местному еврею он с радостью подарил гуся. Население нашего района запомнит этого человека».
«Штюрмер» печатал много читательских писем:
«Долой евреев из окружения немцев, согнать их в концентрационные лагеря! Надо построить для них деревянные бараки, по возможности низкого качества, чтобы многие из них умерли. В качестве надсмотрщиков приставить к ним людей безжалостных».
«Штюрмер» — прекрасный журнал, и папа часто дает его мне почитать. Надеюсь, все народы скоро увидят, что во всех несчастьях виноват еврейский сброд… Мне тринадцать лет».
«Дорогой «Штюрмер», пишу тебе с Восточного фронта, из России. Неделю назад я получил очередной номер вашего журнала. Неожиданный подарок с родины всегда заставляет крепче биться солдатские сердца. Когда я вспоминаю боевые денечки нашей борьбы в штурмовых отрядах, то думаю, что мы боролись и за «Штюрмер». Когда я сейчас думаю о боях в России, то во мне растет сознание того, что для нас нет более святой задачи, чем окончательное уничтожение еврейства».
«Дорогая редакция!
У нас в реальном училище в Гамбурге, к сожалению, еще много школьниц-евреек. С ними многие немецкие девушки дружат. Я считаю такую дружбу очень опасной, поскольку еврейки разлагают своими порочными взглядами немецкие души, а наши девушки еще слишком неопытны, чтобы понять действительные намерения еврейских подруг.
Мне самой только что исполнилось пятнадцать лет, я еще не в состоянии доказать своим школьным подругам, насколько глупы их воззрения, объяснить, что сочувствие к евреям, нашим самым большим врагам, является чистым самоубийством — я узнала об этом из «Штюрмера».
Я очень бы хотела помочь редакции в просветительском деле и стать вашей сотрудницей. Что для этого надо знать и уметь?
Урсула М., «Союз немецких девушек».
Ответ из редакции не заставил себя ждать:
«Дорогая маленькая Урсула!
Твое письмо порадовало «Штюрмер». Ты девушка, какие нужны в наше время. Хотя тебе всего пятнадцать лет, в своем знании о евреях ты ушла намного дальше многих людей, которые гораздо старше тебя. Мы принимаем тебя в наши сотрудницы. Всегда пиши нам откровенно, не стесняясь, о том, что приказывает тебе твое молодое сердце»…
Уже после войны, осенью 1961 года, известный баварский политик Франц Йозеф Штраус, будучи министром обороны ФРГ, приехал в Соединенные Штаты. В Нью-Йорке он встречался с членами лиги евреев — ветеранов войны. Президент лиги, участник Первой мировой, подошел к Штраусу и представился:
— Я был командиром роты в баварском резервном пехотном полку, а когда нацисты стали мне угрожать, уехал в Соединенные Штаты.
Штраус стал рассказывать, что Германия стала другой, но ветеран горел желанием поделиться воспоминаниями:
— Да знаете ли вы, господин министр, что в 1914 году была крупная битва в Лотарингии? Мы понесли тогда ужасные потери. Я был лейтенантом. Мой командир роты был убит, и я принял командование на себя. Я поднял людей в атаку на французские позиции. И тут я вижу трусливую свинью, которая при команде «Встать, вперед марш!» осталась лежать. Я дал ему пинка и сказал: «Ты, трусливая свинья!» После боя меня вызвал командир батальона: «В королевской баварской армии запрещено оскорблять подчиненных или пускать в ход кулаки. Если есть повод, нужно доложить мне, но действовать не так, как вы, господин лейтенант!» — «Слушаюсь, господин майор!» А знаете, кто был этой трусливой свиньей, господин министр? Юлиус Штрайхер!»
После Первой мировой Штрайхер работал преподавателем в школе. Его постоянно привлекали к суду за клевету. В декабре 1923 года он был уволен, потому что служба на ниве школьного образования была сочтена несовместимой с пропагандой национально-социалистических, расистских взглядов.
Уволенный учитель посвятил весь темперамент травле евреев. В 1922 году он вступил в партию Гитлера, а во время мюнхенского путча 9 ноября 1923 года приветствовал путчистов торжественной речью перед зданием ратуши. Штрайхер никогда не поднимался высоко в партийной иерархии Третьего рейха, но Гитлер по-своему очень его любил. У них было родство душ.
В апреле 1942 года во время одной из застольных бесед в ставке верховного командования вермахта Гитлер вдруг заговорил о Штрайхере:
— В деле
