— В какие сроки рассчитываете уложиться?
— Думаю, за два года управимся.
— В Питере не утихли страхи, что на месте студии появится район коммерческой застройки с элитным жильем и офисами, а от «Ленфильма» останется лишь вывеска.
— Об этом шумели и до нас, но сплетни продолжаются. Привык, что мое имя, куда бы ни зашел, связывают с девелоперами. Правда, никто не может привести реальные примеры. Писали, будто на месте «Главкино» на Новой Риге я коттеджный поселок построю… Смешно!
— Еще питерская пресса упрекает вас в снобизме и надменности.
— Наверное, посмотрели смонтированный из моих пауз и выложенный в Интернет ролик с пресс-конференции в Питере? Да, не отвечал на вопросы, не имевшие отношения к заявленной теме. Мы говорили о «Молодежке» и канале СТС, но беседу так и норовили перевести в иную плоскость. Обычные журналистские хитрости. Вроде бы первая фраза про кино — и тут же без перехода: «А вот свадьба вашего сына…» Всё, спасибо, до свиданья!
— Жаль. Хотел про внучку спросить.
— Маргарита пока ничего не сказала мне о своих политических взглядах.
— Скрывает! В ее-то годы…
— Не приписывайте девушке лишнего: ей только деcять месяцев.
— В любом случае, дед Федор, не дорабатываете с потенциальным партактивом «едросов».
— Есть алиби: временно занят другим делом.
— Вроде бы даже в болота Исландии планируете забраться?
— Опоздали. Уже выбрался. Три недели назад режиссер Дмитрий Грачев и съемочная группа фильма «Вычислитель» вернулись в Москву.
— Вы вновь продюсер проекта?
— Вместе с Дмитрием Медниковым и Антоном Златопольским.
— Ближе болот не нашли?
— Там реально дешевле, а у картины скромный бюджет — сорок миллионов рублей. На всем старались экономить. Здесь пришлось бы снаряжать целую экспедицию, Исландия же приспособлена для съемок. Видели «Прометея» Ридли Скотта? Это не компьютерная графика, а тамошние пейзажи. Выглядят фантастически. Другая планета! Фиолетовые горы, желтые разливы рек, снежные вершины, гейзеры… То, что мы и искали.
— Скоро закончите?
— Через три месяца.
— Когда снова в режиссера переквалифицируетесь?
— Я и не бросал профессию. В апреле начну снимать новый фильм. «Код Дурова».
— Про создателя «ВКонтакте»?
— Да. Не байопик, а рассказ о времени, история феноменального успеха молодого человека.
— Знакомы с Дуровым?
— Не близко. Встречались.
— Он вроде бы в бегах?
— Уже нет.
— А актера на главную роль назовете?
— Пока рано.
— Интригуете, Федор!
— Приходите через полгодика, все выложу как на духу...
Рыцарский романс / Искусство и культура / Художественный дневник / Опера
Рыцарский романс
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Опера
В Московском академическом музыкальном театре впервые поставлен «Тангейзер» Вагнера
С момента объявления планов Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко этот спектакль ждали, как экзамена. Вагнеровские громады, требующие первоклассных дирижеров, смертоубийственной самоотдачи оркестра и непререкаемо сильных голосов, всегда становятся для театров художественным испытанием. В Музыкальном театре эта премьера стала испытанием для политики «опоры на собственные силы», которой следует недавно ушедший в Большой Владимир Урин. В Европе Вагнера поют кочующие звезды, Музыкальный обошелся своими силами. Однако оценкой, пожалуй, должна стать твердая четверка, потому что спектакль вышел славный, но звезда в заглавной роли ему бы не помешала.
Режиссер Андрейс Жагарс в разгар московских репетиций был скандально уволен в Латвии с должности директора Национальной оперы. После этого сняли с работы латышского министра культуры, а Жагарс согласился остаться консультантом театра. Возможно, эти перипетии навели его на идею в своей московской постановке рассказать не только придуманную Вагнером историю, но и историю самого Вагнера. Немецкий гений, как известно, страшно переживал из-за того, что «Тангейзер» не имел успеха в Париже. Тамошняя публика привыкла к балетным вставкам, композитор согласился такую вставку сделать — но лишь в первом акте, когда почитатели стройных ножек еще не приехали в театр. И тогдашние «мажоры» на премьере устроили скандал… Жагарс, рассказывая историю средневекового певца-рыцаря Тангейзера, покидающего грот языческой богини Венеры и пытающегося обрести спасение в любви к христианской праведнице Елизавете, превратил мифологический грот во французский бордель, а замок в Вартбурге — в немецкую библиотеку. Поэтому сцены с Венерой исполняются на французском языке, а сцены в Вартбурге — на немецком. Противостояние тела и души, что и подразумевается в сюжете, сохранилось, а с биографией Вагнера вышло не очень. Ведь Венера в опере страстно любит Тангейзера и не желает его отпускать, парижане же не слишком переживали по поводу отъезда обиженного на них композитора.
Парижский разгул воплощен в танцах, придуманных худруком киевского «Модерн-балета» Раду Поклитару: приглашенные в спектакль артисты театра «Балет Москва» художественно ласкают друг друга и, изнемогши, сваливаются на пол. А тема чистоты, строгости и мудрости Германии воплощена в «германском» «Тангейзере» замечательно. Декорации — книжные полки, символизирующие культуру как суть. Строгая цветовая гамма в нарядах дам, благородные белые и темные платья в отличие от пышущего красного во «французской» части. И наконец, сама отлично спевшая и сыгравшая свою роль Анна Нечаева. Ее влюбленная Елизавета так кидалась навстречу Тангейзеру и так целомудренно отодвигалась, когда его объятия становились плотнее, что нельзя было не поверить и в ее любовь, и в ее неопытность.
Хор, столь важный в «Тангейзере», был необходимо угрюм в паломническом шествии и ясно-радостен при прославлении господней милости, аккуратность оркестра не мешала его мощи. Все приобретения спектакля распределились по всем его участникам; потери собрал исполнитель главной партии. Тангейзер (Валерий Микицкий) был убедителен актерски (певец отлично сыграл нервного гения, доставляющего неприятности всем окружающим), но не вокально: он будто «отслужил» партию, без ожидаемых взлетов.
Впрочем, в целом премьера прошла вполне успешно, и публика заслуженно устроила длиннющую овацию в финале. Чем и подтвердила правоту Владимира Урина: этот театр пусть не совсем блистательно, но может прожить без иностранных визитеров.
Политика в камне / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Политика в камне
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Вышла в свет книга Владимира Резвина «Архитекторы и власть»
Два года назад Владимир Резвин выпустил книгу «Москва глазами архитектора». Речь в ней шла об островках старой Москвы, которых еще не коснулись «ковровые застройки» и где все еще может отдохнуть глаз ценителя городских архитектурных «излишеств». Однако норма прибыли в строительном бизнесе порой достигает 500 процентов, поэтому немудрено, что исчезают целые кварталы, и как знать, увидят ли внуки нынешних сорокалетних снос памятников и музеев Кремля.
Возможно, поэтому Владимир Резвин посвятил свою новую книгу не «регулярной» архитектуре, не владениям Рябушинского и притонам Тишинки, а монументальным архитектурным решениям и их творцам. И, конечно, отношениям архитекторов и сильных мира сего. Причина понятна: любая власть рассматривает архитектуру как политику, отлитую в камне. Так было во времена Петра Великого, Николая I, Сталина и Лужкова. Власть в архитектуре самовыражается. А архитекторы становятся жертвами ее «творческих исканий».
Книга Резвина ценна тем, что все эти муки творчества он отследил со времен приезда в Москву Аристотеля Фьораванти — создателя Успенского собора. В ней хватает мрачноватых, а то и трагических подробностей из жизни знаменитых архитекторов. Причем трагизм из века в век нарастает. Чем объяснить тот странный факт, что жалованье любимого Петром «архитекта цивилии и милитарии» Доменико Трезини было в несколько раз меньше, чем у его менее именитых коллег? Но это мелочи по сравнению с муками отца «русского барокко» Растрелли, который на склоне лет был отодвинут на обочину истории изменчивой модой на классицизм. Новый Гостиный Двор на Невском проспекте строили уже без его участия. Больной, оставшийся не у дел мастер пережил свою эпоху. Его стиль умер раньше, чем он сам. Но и это ничто по сравнению с судьбой Алексея Душкина, автора станции московского метро «Дворец Советов» (ныне «Кропоткинская») и еще нескольких станций столичной подземки. В 1935 году его задержали на улице без документов. И хотя личность быстро установили, отправили его не домой, а на Лубянку. Там, по воспоминаниям Душкина, «втолкнули не то в шкаф, не то в клетку», где «периодически вспыхивал пучок яркого света, который бил прямо в лицо… Откуда-то сразу появилось разбухшее «дело» о моей причастности к террористическим актам…». Спасло архитектора лишь вмешательство Кагановича, да и то после того, как судьбой Душкина заинтересовался британский министр иностранных дел Иден.
