Настоящий упрек автору другой: что означает название романа "5/4 накануне тишины"? Не поняла, хотя напрягала извилины до упора. Пришлось утешиться мыслью, что в сложном по стилю и замыслу повествовании должно было остаться что-нибудь непонятным; заголовок — не самый плохой вариант.
Марсель Пруст, доживи до ХХI столетия, мог бы отдыхать при наличии в нашей прозе экспериментального романа Веры Галактионовой; о доморощенных постмодернистах и не говорю — их она, походя, поставила на свое скромное место.
ГЕОПОЛИТИКА В ЗЕРКАЛЕ ПАРОДИИВ романе Галактионовой миротворцы еще шныряют по России под видом комиссии, содействующей разоружению; в произведении Афанасьева "миротворцы" нашу Родину уже оккупировали и планомерно сокращают количество "аборигенов".
Спор между Л.Ивашовым и А.Паршевым сводится к стратегии Запада в отношении России; генерал утверждает, что "петля анаконды" затягивается (удушение экономической блокадой), экономист же полагает, что у атлантистов "требование одно — вовлечение в мировую экономику. Давай, кошечка, всё до капельки. И только попробуй дернуться" (с.208). Анатолий Афанасьев принимает сторону Паршева и в романе "На службе олигарха", во второй сюжетной линии, прогнозирует результат деятельности миротворцев в 2024 году. Первая сюжетная линия — как бы пролог ко второй — описывает "семейное логово" олигарха Оболдуева, нового "хозяина в России", и мытарства писателя Виктора Николаевича Антипова, его биографа, олицетворяющие порядок, завершившийся оккупацией.
Паршев и Афанасьев вкупе составляют необычный дуэт; говорят одно и то же языком публицистики и художественных образов."…Предположим, — пишет Паршев, — что уговорить наших предпринимателей жить в пределах российского рынка не удастся. Что будет? Будем жить в "мировой экономике"? Нет! Результат будет точно тот же. Через десять лет — не позднее — даже сырьевой экспорт из страны прекратится, а что останется, будут забирать просто за долги. И как тогда доллары попадут в страну? Значит, конвертации не будет. Не думаю, что население к тому времени вымрет полностью — кто-то останется. И по необходимости им придется придумывать какие-то деньги, и по необходимости — отказываться от импорта. Какой импорт, долги бы заплатить. Даже в случае иностранной оккупации оккупационной администрации придется вводить местную валюту (естественно, неконвертируемую), а об импорте туземцам придется забыть. И о Канарах тоже".
Прозаик, как убеждаемся, сделал прогноз на более далекий срок; не десять, а двадцать лет разделяют двух главных героев романа — писателя Антипова из "наших дней" и сопротивленца Митю Климова из "года 2024". Обнищавшие и вымирающие "руссияне" за годы хозяйничанья олигархов и миротворцев созрели для борьбы; в северных лесах, где скапливаются дружины, Митю подготовили к покушению на главу оккупационных войск Анупряку-оглы.
Сюжетные линии заканчиваются счастливо — happy end — писателю Антипову удается бежать с Лизой, а Митя после убийства Анупряки-оглы остается жив и лечится, готовясь к продолжению борьбы. На самом деле, успешный финал — пародия, соответствующая жанру романа; пародия самого жанра, требующего happy end'a для ублажения читателя вопреки мрачным событиям.
Из трех пародийных — последних — романов Анатолия Афанасьева (о двух я писала в "Литературной России" — "Ужас в городе", 2000, № 21 и "Гражданин тьмы", 2003, № 4) "На службе олигарха" получился самым масштабным по охвату истории России и одновременно самым лирическим, воплотившим в образе Лизы идеал писателя.
Пародия начинается с "помещичьего гнезда" — антикварного дворца помещений на тридцать. Роскошный парк и молодая мечтательная дочь хозяина напоминают о Тургеневе, воспевшем помещичьи имения как восприемников традиции русской культуры от монастырей. Внешне всё то же самое. По сути же пародия выворачивает наизнанку обманчивую красоту: англо-шотландско-ирландская "здоровая аура" в угоду олигарху "перешибает зловонный руссиянский дух". Ведь Оболдуев не был аборигеном в родном отечестве и себя "называл греком по отцу и арийцем по матери". Зато дочь Лиза, русская по матери, хранит этот дух и проявляет силу характера, присущего некрасовским героиням (коня на скаку остановит и т. д.), в борьбе за свою любовь к писателю Антипову.
Призывы Н.С.Леонова и А.Н.Крутова, ведущих программу "Русский дом" на "Народном радио", осуществить "фундаментальную задачу" и "разрушить власть олигархов" не получили поддержки у народа; власть Оболдуева, нового крепостника, беспредельна; пришлось Афанасьеву продлить пародию до 2024 года и показать тех, кто перенял власть у олигархов.
Л.Ивашов толкует о "двух концепциях мирового господства. Первая: государство США во главе мировой империи, в которую оно пытается загнать все остальные страны и народы; с другой стороны, аналогичные претензии мирового финансового капитала, который опирается на разветвленную сеть сионистских центров и прикупленные элиты ряда государств — установить свой мировой порядок и контролировать планету через финансовые потоки. Там, где надо, — финансовая петля затягивается, а где и когда нужно — ослабляется… Для России оба варианта не сулят никакого добра" ("Советская Россия", 2004, № 166). Не это ли различие имел в виду З.Бжезинский, давая новой книге "Выбор" подзаголовок "Мировое господство или глобальное лидерство"? Афанасьев дилемму решает просто, показывая на печальной судьбе России, что та и другая "силы" нашли консенсус в притязаниях на мировую власть. Состав миротворцев в 2024 году намного превосходит национальный окрас нынешнего НАТО. Пытают Митю миротворцы-мусульмане (убиты генералом за недостаток рвения), столицей правит раввин Марк Губельман, здесь же сенегалец Махмуд и другие. Короче, предсказывает Афанасьев, "все флаги будут в гости к нам", если мы не отберем власть у Оболдуевых. Так я поняла замысел антиутопии "На службе олигарха".
Прозаик, конечно, сгущает краски, что соответствует пародии, и добивается сильного художественного эффекта, например, в таком вот эпизоде на празднике триумфа генерала-миротворца.
"До конца церемонии было недалеко. Остались на подходе лишь две депутации: от лиги сексуальных меньшинств и от партии "Молодая Россия", созданной недавно по прямому распоряжению Центра координации в Стокгольме. Косвенно — Анупряк-оглы принимал в этом участие, отбирая и рекрутируя в новую партию молодых недоумков из богатых туземных семей из подведомственных ему резерваций. Политическая программа партии определялась простым доходчивым лозунгом: "Всё старьё на свалку — и сжечь!". Каждый из членов партии носил в ладанке на груди портреты вождей-теоретиков: Новомирской и Немцова. Кто такой Немцов, генерал не знал (видно, из немецких переселенцев, управляющих Зауральской республикой), а Валерию видел по телевизору, где она читала воскресные проповеди о непротивлении Злу насилием. Кроме того, она непременно участвовала в публичных казнях фашистов и скинов (те же члены "Молодой России", но в чем-либо провинившиеся). За древностью лет тучную старуху обыкновенно четверо дюжих миротворцев поднимали на носилках на помост, где она оживала и ловко недрогнувшей рукой снимала скальп с очередного трепещущего, накачанного препаратами вольнодумца, никогда не давая осечки и дико хохоча" (с.39).
Когда-то Лайма Вайкуле пела: "На этой выставке картин сюжет отсутствует один — где мы с тобой…" Анатолий Афанасьев восполнил недостаток и нарисовал такой сюжет, заменив музыкантов изображением политиков-реформаторов. У нас же свобода, без которой, настаивает Наталья Иванова, не может существовать литература.
«СПОР СЛАВЯН МЕЖДУ СОБОЮ…»
В редакцию газет "День литературы", "Московский литератор", журнала "Молодая гвардия", издательство "Молодая гвардия".
Дорогие коллеги,
в газете" Московский литератор" № 23 за декабрь 2003 года опубликовано мое стихотворение:
Мы знали —
это безысходно,
мы знали —
не пройдет и дня,
как жизнь движением свободным
тебя отнимет у меня.
Мы знали —
время бессердечно,
и мир в бездушии велик.
Но мы любили,
что нам вечность,
когда у нас был этот миг.
…за подписью Валерия Хатюшина. Сначала я подумала, это — досадная ошибка, в суматохе редакционной работы газетчики могут перепутать поэтов — бывает, но в моем стихотворении глаголы сознательно употребляются в мужском роде, испорчена первая строка. Это рука не журналиста:
