В результате одних только указов, связанных с лесом и древесиной, Петр I, привыкший управлять страной с помощью директив, написал больше сотни! При этом все попытки сбережения леса обернулись своей полной противоположностью: огромное количество древесины, вырубленной на юге и севере России для строительства флота, просто сгнило, поскольку Петр и его бюрократическая система были поистине «гениальными» управленцами. Что и понятно: чиновник всегда руководит делом хуже, чем хозяин.
И вот вам сразу история (та самая, которая повторяется) из нашего недавнего прошлого. Тоже про лес. И про директивную экономику. Маленький отрывочек из книги Виктора Шмакова «Экология общества»:
«В 1976 году мы с туристической группой спускались на надувных плотах по речке Юрюзань. Уральская река, горная, сплавная, то есть по ней сплавлялся лес. В течение почти двух недель мы плыли среди спиленных и сброшенных в воду бревен. Слышно было, как на склонах гор, не переставая, работали бензопилы. Большущие бульдозеры сталкивали спиленный лес в реку.
И вот, километров за семь до впадения Юрюзани в Павловское водохранилище (оно искусственное, на реке Уфа) мы вечером обнаруживаем, что на берегах как-то сконцентрировались стоянки таких же, как мы, туристских групп. Обычно-то мы, выбирая место стоянки, отплывали на сотню-две метров и останавливались. А тут все остановились рядом друг с другом. Спрашиваем, в чем дело. Отвечают: затор. Ладно, разбили палатки, переночевали.
Утром пошли на разведку. Я такого никогда не видывал! Река сплошь — от берега до берега и до самого дна забита бревнами! Река не из воды, а из бревен! По этому сплошному массиву можно ездить на тракторе. Мы по нему и пошли в сторону водохранилища. Прошли километра три-четыре, видим — посреди реки большой плавучий кран, пробирается на чистую воду к водохранилищу. Берет впереди себя огромными клешнями-захватами охапку бревен, переносит их назад, бросает, берет следующую охапку и т. д. Мы спросили у машиниста о смысле этой работы. Он говорит, что пробирается так уже третий год, до чистой воды еще года два-три.
Пошли дальше. В месте впадения Юрюзани в Павловское водохранилище река перегорожена сетью из мощных якорных цепей: по водохранилищу ходили пассажирские суда на подводных крыльях (типа «Заря»), и для них крайне опасным могло быть столкновение с «топляком» (это бревно, пролежавшее годы в воде, плавает практически под водой, как правило, в наклонном состоянии — один конец близко к поверхности воды). Но сеть не спасала — топляки в водохранилище все равно попадались.
Неподалеку плавали плавучие краны; они брали из воды бревна, выволакивали их на берег, а бригады рабочих загружали бревна на железнодорожные платформы. Причем скорость выемки бревен из воды была существенно ниже скорости заготовки и поступления леса.
А там, в верховьях реки, лесорубы выполняли план, получали зарплату за ненужную и вредную (!) работу, боролись за переходящие знамена ударников социалистического труда… Вид этой загубленной реки уже тридцать с лишним лет стоит перед глазами.
Мало того, большая часть леса, погруженного на железнодорожные платформы, отправлялась потом на переработку за несколько тысяч километров в северокавказские республики, там из бревен получали доски и брусья, и эту продукцию везли уже к нам, обратно… Кстати, мне потом знакомые рассказывали, что такие же реки они видели и в Карелии, и в Сибири».
Директивная экономика…
А еще Петр I любил порулить ценами — в полном соответствии с рассуждениями тогдашних «протомарксистов», мечтавших построить идеальное бюрократическое государство-машину. Например, когда после пожара в Москве весной 1712 года закономерно выросли цены на древесину, Петр указом решил их опустить! Для слежения над ценами были выделены специальные бюрократы, «которые в… лесных припасах и дровах настоящую цену знали».
До каких только мелочей и до какого маразма не доходил Петр, стараясь своими указами втиснуть властную вертикаль в любую щель! Он регулировал длину кафтанов и исподнего белья. Решал, что венгерские кафтаны носить можно, а испанские штаны нет: «Поелику по Невской першпективе шатается множество обормотов бездельных в штанах гишпанских, полиции их брать и лупить кнутом нещадно, пока сии гишпанские штаны в обрывки полные не превратятся».
Он указывал крестьянам, как правильно жать, и даже выпустил специальный указ о «модернизации сельского хозяйства» — о переходе от серпа к косе-литовке.
Крестьян он посредством указов учил правильно ставить печи, обмазывать глиной потолки, копать могилы, крыть крыши, выделывать обувь.
Он выпустил указ о том, как нужно правильно жениться. А ежели кто будет жениться не по правилам, тому кнут и каторга, причем как жениху с невестой, так и всем их родственникам.
Прослышав что-то о полезных ископаемых, Петр повелел всем помещикам доложить про ископаемые, которые скрываются в их землях. За неисполнение — кнут и ссылка. И это при том, что ни одного геолога среди его помещиков не было.
Он запретил в Петербурге весельные лодки — переправляться на ту сторону реки можно было только под парусом. Петр даже выпустил целый указ-инструкцию о том, как правильно парусные лодки сушить, красить и ремонтировать.
Попам во время службы было велено «упражняться в богомыслии». В противном случае следовало стандартное наказание (кнут и ссылка).
Историк Андрей Буровский приводит цифру — 20 тысяч указов, написанных Петром. Это значит по два указа в сутки за все время царствования, без перерывов на загранвояжи и войны. Петр «писал эти указы постоянно, в том числе и в самых малоподходящих местах: например, во время поездок, в возке, в курной избе на лавке или сидя прямо на бревне или на пне, пока перепрягают лошадей».
Однажды царю вздумалось поменять стандарт ширины тканого полотна на европейский. И он своим очередным указом запретил русскую ширину полотна, директивно его расширив. Он только не учел (как это всегда с ним бывало), что ткани в России выделывались на не фабриках, а кустарно — бабами в избах. А там тесно, и широкий станок просто поставить было негде. Естественно, в дикой глуши, куда петровские указы вообще не доходили, деревенские бабы продолжали делать полотна прежней ширины. А вот в местах более цивилизованных этот указ имел последствия вполне катастрофические. Так, например, были загублены Холмогорские мануфактуры. Дело в том, что ткацкая «промышленность» там работала по рассредоточенному принципу: хозяева мануфактур просто давали бабам сырье, и те трудились у себя дома — в тесных избах, где, как уже было сказано, широкий станок просто не помещался. «В результате, — пишет историк, — северные ткацкие мануфактуры пришли в совершеннейший упадок».
Ну, так что можно сказать про этого царя-реформатора, ознакомившись с его законотворческой деятельностью? Лично у меня такое мнение: он был просто дурак. Обыкновенный дурак на троне. Дурак, которого наша историография подняла до уровня мудрого государственного деятеля, принесшего «многая польза» отечеству. Кстати, а давайте-ка посмотрим на итоги петровского правления. Поищем, так сказать, упомянутую пользу…
Говорят, Петр сильно развивал в России науки. Дворянских детей отправлял учиться за границу, обывательским открывал местные школы. Но поскольку сопровождалось все это обычным для Петра насилием, толку не было никакого. Так как порой приходилось детей отлавливать и водить в школы под конвоем, ничего кроме отвращения к наукам у детей и их родителей это не вызывало. Одно дело, когда родители выкладываются, стремясь дать детям образование, и совсем другое — когда условия существования не требуют образования, оно избыточно и, навязываемое силой, воспринимается только как наказание, от которого нужно всячески бежать. В Новгороде никто никого не заставлял учиться, и все были грамотными. А при Петре…
При Петре все было через силу, даже веселье и учение. Он загонял дворян на свои «ассамблеи» и пьянки, где, бывало, заставлял пить без меры, буквально насильно вливая в глотку гостям вино, невзирая на состояние их здоровья. Он понастроил разных «навигацких» и прочих школ, где науки вбивали кнутом, а за побег из школы следовало традиционно жестокое наказание — прямо как при Сталине, который перед войной силком загнал всех подростков в ФЗУ, а за побег из «ремеслухи» — тюрьма.
История повторяется…
В учебном классе петровской школы обычно сидел подневольный человек — солдат с пучком розог, который следил за прилежанием других подневольных — учеников. Ибо и армия в стране Петра была призывной службой, и учеба. А порой даже и торговля с промышленностью.
Поскольку Петр взвалил на дохлую клячу российской экономики непосильный груз своих амбиций, совершенно не сообразуясь с возможностями клячи, она постепенно стала подыхать. Многочисленные ученые затеи Петра плохо финансировались или не финансировались вообще. Например, в 1711 году ученики Навигацкой школы разбежались, чтобы не помереть от голода, поскольку почти полгода не получали стипендий и «не токмо кафтаны проели, но и босиком ходят, просят милостыню…» Руководители школы слали по инстанции слезные просьбы: «Потребны на содержание [школы] деньги, а буде деньги давать не будут, то лучше распустить, понеже от нищенства и глада являются от школяров многие плутости».
