Что подбородок стал на миг багряным.
Я – Абдулла, покорный однолюб,
И в обхожденье ласков, а не груб.
А тут как будто вырвали мне зуб
И, заплетаясь, стал язык багряным.
Сад любви и мудрости - 3Выпуск 3
Спецпроекты ЛГ / Азербайджан - жемчужина Турана / Азербайджанская ашугская поэзия
Теги: Азербайджанская ашугская поэзия
Хастэ ГАСЫМ
(1702–1785)
СТАЛА
Ступай, ступай, я прокляну тебя,
Чтоб раньше срока ты каргою стала,
Чтоб ты не знала радости вовек.
Всё тот же я, а ты другою стала.
Чтоб ты с красой простилась навсегда,
Чтоб ты, взглянув на ту, что молода,
От зависти сгорала и стыда,
Чтоб кожа у тебя трухою стала.
О добрых речь иную поведу.
Умру, чтоб отвести от них беду.
Цветам бы не расти в твоём саду,
Чтоб ты бесплодной и сухою стала.
Чтоб муженёк почил беспечно твой
И чтоб вскочил, ужаленный змеёй.
Чтоб, как шальной, предсмертный поднял вой,
Чтоб ты от воплей тех глухою стала.
Больной Гасым не сводит глаз с пути,
Томится, как невольник, взаперти.
Когда б решилась ты к нему зайти,
Тогда б совсем прекрасной стала.
УВИДЕЛ
Я через кладбище прошёл,
Могилам нет числа – увидел.
В кромешной тьме, безбрежной тьме
Погребены тела – увидел.
У одного из мертвецов
Черней греха теперь лицо,
Корысть его в конце концов
В могилу и свела – увидел.
Не счесть безглазых черепов,
Нет одинаково зубов
У юношей и стариков.
Такие-то дела, увидел.
Несчастным, кто попал туда,
Лежать до Страшного суда,
Печать молчанья, немота,
На их уста легла – увидел.
Нет ни ночей для них, ни дней,
Удел один – лежи и тлей.
Там расплодились червь и змей,
Где прежде жизнь цвела – увидел.
Смотрю: живые пьют-едят
Иль о возвышенном твердят,
Хастэ Гасым, тоской объят –
Я слишком много зла увидел.
МЕНЯ
Я и зимой крепился, и весною,
Разлука летом разожгла меня.
Возьми перо, записывай за мною,
Скорее, иль обступит мгла меня!
Где клад, там и змея. А что же дальше?
Мне клада твоего коснуться дай же,
Я руку не отдёрну, если даже
Кольнёт змея из-за угла меня!
Тот не умрёт, кто понял вкус граната,
Отчаянно вторгаясь в куст граната.
И я вкусил нектар из уст граната,
Но яростно язвит игла меня.
Казнить Гасыма хочешь беспощадно,
Расправы не отсрочишь беспощадно,
Лежачего ты топчешь беспощадно,
А пощадить бы ты могла меня!
СВЕТЛО
Желанная свиданий избегает,
А сердцу только с ней одной светло,
На подбородке родинка мигает,
И мне от той звезды земной светло.
Поблекла радость за межой печали,
Беспечным не понять чужой печали.
С подругой, что верна в любой печали,
Весной и летом, и зимой светло.
Струится ровный свет вокруг любимой,
Отрадна даже смерть от рук любимой.
Сверкают и колчан, и лук любимой,
И от стрелы, как луч прямой, светло.
ГОВОРЯТ
Из камня, если камень одинок,
Не возвести строенья, – говорят.
Купцом назвался – развяжи мешок,
Открой на погляденье, – говорят.
Растить умелых птиц – удел ловца,
Знаток поймёт достоинства кольца.
О сыне, что продолжил труд отца, –
Достоин уваженья, – говорят.
Такого сада мне не надо, нет,
Айвы не видно и граната нет.
Есть слава у тебя, да злата нет, –
Стрела без оперенья, – говорят.
Гасым, когда желают с похвалой
Сказать о ком-то, дескать, удалой,
Сперва о том, что пир задал горой,
Вот это угощенье! – говорят.
БУДЕТ
Неужто я безвременно уйду?
А дом мой под чьим призором будет?
А баяты – жемчужины мои,
Неужто им забвенье скорым будет?
Нет матери, чтоб толком обрядить,
Нет спутницы, чтоб стоном проводить,
Нет брата, чтоб могилу оградить,
Кто причитать за мною хором будет?
Вся близкая родня моя мертва,
Из погребений выросла трава,
Кто за мои заступится права,
О боже, что со мною, хворым, будет?
Стал тесным для меня привольный свет,
Я ухожу, а кто придёт вослед?
Вперёд меня ушёл мой сын Ахмед.
Мой скорбный тополь мне укором будет.
Устал Гасым, измаялся и сник.
Могильщики спешат, не взыщешь с них!
А что с моим собраньем ценных книг
И с письменным моим прибором будет?
Деллек МУРАД
(1705–1788)
ЛУЧШЕ
Окажешься в собранье незнакомом –
Обдумывай любое слово лучше.
Пусть о тебе твой собеседник скажет:
«Он брата моего родного лучше».
Как старику приличествует посох,
Так молодцу – учтивость при расспросах.
Родителя ославит отпрыск-олух,
Уйти бездетным для иного лучше.
Гостей ли ожидаешь посещенья –
И рис, и масло есть для угощенья.
Иного б не случилось упущенья –
Приветливость питья и плова лучше.
НЕ ЗАВИСИТ
Моленье, боже, у меня одно:
Пусть добрый от дурного не зависит.
Из житницы своей пошли зерно –
Пусть щедрый от скупого не зависит.
Всевышний, огради людей от зла,
Дурное слово ранит как стрела.
Измена брата брату тяжела –
Пусть брат родной от брата не зависит.
На трусов мост не ступят смельчаки,
Уж лучше камнем пасть на дно реки.
У каждого из нас по две руки –
Пусть правая от левой не зависит.
Нам завещали мудрых слов запас
Те стихотворцы, что пришли до нас.
Пускай вовеки ни один мой глаз
От моего же глаза не зависит.
Дэллек Мурад, правдива речь твоя,
Пускай её услышат все края.
Пускай добычей станет воронья,
Но пусть отец от сына не зависит.
МОЖЕТ СТАТЬ
Я – богатей: не счесть моих скорбей.
Несчастья, значит, кладом могут стать?
Конца и края нет беде моей,
Моё лекарство ядом может стать.
Скирда большая, хоть и высока,
Малейшего боится ветерка.
Скалу берёт не каждая кирка
И не любой Фархадом может стать.
Дервиш в лохмотья кутаться привык,
Выходит в люди умный ученик.
Приятели обходят горемык,
Какой предатель братом может стать?
В саду рассветном ветер голубой,
Я необычной наделён судьбой.
Людей не счесть вокруг, да не любой
Цирюльником Мурадом может стать.
Шаир САМЕД
(1724–1799)
НЕПРИЛИЧНО
Увидишь – люди тайну берегут,
Узнать её стремиться – неприлично.
Когда глаза с глазами говорят,
Меж ними становиться неприлично.
На возглас друга отзовись скорей,
Врага словцом презрительным убей.
Смеяться хочешь – рассмеши людей,
Иначе веселиться – неприлично.
Ты изреченья мудрых изложи,
Хитросплетений избегай и лжи.
Служить желаешь – одному служи,
Перед любым стелиться – неприлично.
От совершенства остаюсь далёк,
Своих жемчужин так и не извлёк.
Где ощутил однажды холодок,
Там снова заявиться – неприлично.
ДВА АНГЕЛА
Два ангела, слева и справа, витают,
Они наблюдают за каждым из нас.
Дурные и добрые наши поступки
Заносят в скрижали, что скрыты от глаз.
Кто мир покидает с пустыми руками,
Тот каяться горестно будет веками.
Давильным надгробный становится камень
Для тех, кто при жизни в бесславье погряз.
Сполна получает Самед воздаянье,
И в этом – приятелей благодеянье.
Звучат повсеместно мои назиданья,
Моя правота подтвердится не раз.
НЕ ОСТАНЕТСЯ
Садовничай сто лет, и всё ж тебе
Навеки сад с плодами не достанется.
В конце концов ни тела, ни души,
Измученных трудами, не останется.
Сегодня траур не успеешь снять,
А завтра опечалишься опять.
Душистых дынь, таящих благодать,
Что ты взрастил рядами, не останется.
Сто силачей осилишь, сто борцов,
Построишь сто хоромин, сто дворцов,
Лишь в яме упокоишься в конце концов,
И даже комнатушки не достанется.
Сто тысяч раз, медлителен иль скор,
Пройдёшь везде, куда хватает взор,
Тебе, однако, ни долин, ни гор,
Что ты покрыл следами, не достанется.
