Я тебя буду ждать в нашем прошлом, оно,
Право, стоит того, чтоб ему доверять
Всё святое, что было… но сплыло давно…
Рифат САЛЯХОВ
Are you?..
Другу Рушану
Часто ли, друг, за бугром кругом шла голова,
И стерильность заморская
виделась Родины краше?
А скажи, очень больно терзают простые слова –
Are you Russian?
Там земля под ногами чужая, чужая вода,
И ветра перемен задувают чужие, не наши.
В государстве свободы клеймо на тебе
навсегда –
Made in Russia.
Ты и здесь-то не ел никогда ножек дядюшки Буша,
Не тревожит ли сон твой заморский пшеничная каша?
Это пытка, должно быть, по всякому поводу слышать –
Are you Russian?
Что в Америке люд любопытный, мой друг, что в России,
Закидают вопросами равно и молод, и стар.
Я хочу, чтоб однажды меня за границей спросили:
Are you Tatar?
Сиреневая любовь
Сиреневый букет, увы, пока
Не наломал…
Тебе не преподнёс.
Ждала с цветами, знаю,
Но рука
Моя пуста, и ты воротишь нос –
Обиделась,
Ждала пьянящих фраз
Из нежных слов, таящихся в цветах.
Немного потерпи…
Но в этот раз
Я не раскрою тайн, увы и ах.
Пришла весна.
Стоят такие дни,
Что и на пнях распустятся цветы.
Прекрасные цветы…
Что мне они?
Стократ прекрасней и дороже ты.
Как жаль, что подарить тебе букет –
В любви признаться – не решаюсь я.
Моя любовь похожа на проспект,
Что пламенем сиреневым объят.
Юлдуз МИННУЛЛИНА
* * *
до нас
не дотянутся пальцы солнца
здесь хрусткий наст
здесь
отчуждённо стучат два сердца
у нас
о нас
здесь
две избушки и две щеколды
две створки рам
здесь
в безвоздушной бездушной колбе
горит вольфрам
здесь
для молчанья невнятный повод
здесь мутный дым
с календаря подлетает к полу
совсем седым
осени месяц последний самый
тоской забит
нет продолженья у этой саги
окна закрой
знобит
* * *
Что Идель, как сейчас там Идель?
Что Идель?
А Идель вся в снегу.
Вплавь не выйдешь –
бескрайний простор.
С маяка, что на том берегу,
Ветер мартовский режет снега на бегу,
Что речной метеор.
Что Идель?
А Идель подо льдом.
На плечах палантином лежат облака.
Горизонт различаешь с трудом.
Ветер бесится, словно бульдог,
Разгрызая бетонную кость маяка.
Но однажды
В ночи полной грудью вздохнёт,
Пробуждаясь от спячки, Идель,
Разрывая ледового панциря гнёт.
И маяк небесам озорно подмигнёт.
Зазвенит а капелла капель.
Незнакомый орнамент знакомой души
Гладью вышьет луча канитель…
Это будет весной, а сегодня в тиши
Подо льдом никуда ни к кому не спешит,
Катит грустные воды Идель.
* * *
Вперёд смотри –
сегодня
у города внутри
есть только ветер…
Людьми к земле пристёгнутое небо
сегодня
чернее смоли на белом свете.
Вокруг смотри –
сегодня
круш[?]тся стены
да стёкла бьются.
Людские тени над ними вьются –
людские тени
поют,
смеются.
Глаза протри от вчерашней пыли
и кулаки сожми, что есть силы,
так, чтобы кровью карманы оплыли.
Почувствуй,
толчками
течёт
по жилам
новое
слово:
Мы – живые!
Ты видишь – раскидистый божий тополь?
Сегодня
взывает к нему минарет
о помощи.
Душу сожми, что есть мочи,
Душу до крови сожми
И топай…
Смотри вперёд.
Рузаль МУХАМЕТШИН
Ночной этюд
Юлдуз Миннуллиной
Давным-давно стихов я не писал…
Весна так развращает, что ли, разум –
До крови клетки ручкой расчесал…
…Тщета…
Порвать да выбросить бы разом…
С пера в тетрадь сейчас не стих течёт
И не чернила – тяжкая эпоха…
Поэтому не спрашивай: «Ты чё
Пропал, мол… как дела?..»
Всё плохо!..
Все мысли светлые исчезли прочь,
Как рубль в щели общажного паркета.
Ладошкой грязной непоседа-ночь
Изгваздала мольберт стеклопакета –
Язык просунув в уголочек рта,
Пародию на день она рисует…
Нахмурив брови – злючка ещё та –
Квадратик чёрный в форточку просунет.
А у тебя там ночь? Такая же –
Играющая с ветром зябким в салки?
Толпа фанатов под окном блажит –
Гламурные вандалы да хабалки?..
А знаешь, что хочу… Отвергнув всё:
И быль саму, и будущее тоже,
И быт общажный – холодом несёт
От стен чужих;
И путы вен под кожей
Порвать в клочки…
И в клеточку тетрадь
Пустить по ветру… стопку книг, журналов
В сердцах в охапку пухлую собрать
И сбросить в ледяную рябь канала…
Освободиться… дух перевести…
Круша стремнину автокруговерти,
К тебе хоть на минуточку прийти,
К тебе прийти…
Соскучился до смерти…
Хоть сдохни от тоски – о, времена…
Вся тяжесть навалилась как-то сразу:
И на душе черно, и ночь темна,
И… и… стихи не пишутся, зараза…
В пути
Одна ведунья нагадала мне:
– Осколок чёрный в сердце у тебя.
Газинур Мурат
Нет, не от нетерпения наверх взглянул,
Не от усталости, а просто так...
О, Сын Небес! К тебе я стопы повернул,
Ходить дорогой торной не мастак...
Дни опадают, словно жухлая листва,
Сперва – на плечи мне, а после – с плеч.
Господь!
Узка моя тропинка, что ли, а?
Стремлюсь я на большак свернуть-утечь...
Душа покоя не найдёт в ночи... Ужом
Юлит, вся будто кромсана ножом...
Аллах!
Скажи, я потерялся, что ли, а?
Иль потерял? –
Оглядкам несть числа...
Сперва – на волосы мои, затем – с волос
По капле осень поздняя течёт...
Всевышний! Не оставь!
Пусть мало удалось
Пройти, но я иду... пока... ещё...
Подборку поэтов Татарстана перевёл Наиль Ишмухаметов
Тукай поселился в Астрахани
В Астрахани, на улице Нахимова, в районе бывшей Татарской Слободы, открыт памятник выдающемуся татарскому поэту Габдулле Тукаю. Он создан по эскизу известного скульптора Баки Урманчи его учеником Вячеславом Авдеевым и передан в дар Татарстаном областному Обществу татарской культуры "Дуслык". Открыли памятник губернатор Астраханской области Александр Жилкин и председатель Государственного совета Республики Татарстан Фарид Мухаметшин. В церемонии принял участие народный поэт Татарстана Ренат Харис. Отныне новый сквер, благоустроенный местными жителями, будет носить имя Габдуллы Тукая.
Генеральным секретарём назначить Хренникова
Сто лет назад, 10 июня 1913 года, в городе Ельце в семье приказчика и домохозяйки родился десятый ребёнок. На свет появился Тихон Николаевич Хренников, будущий народный артист СССР, один из самых известных советских композиторов. 43 года(!) он руководил Союзом композиторов СССР. В его сочинениях - музыкальный портрет ХХ века. Это и музыка к фильму "Свинарка и пастух", и к операм «Мать» и «В бурю», песня «Прощание» и балет «Наполеон Бонапарт», множество других сочинений.
«ЛГ» публикует фрагменты воспоминаний Тихона Николаевича, записанных В. Рубцовой и впервые напечатанных в книге «Как это было. Тихон Хренников о времени и о себе», выпущенной в 1994 году издательством «Музыка».
Я никогда не готовился к общественной деятельности. Я всегда очень много занимался. В студенческие годы весь мой день всегда заполняли учебные занятия, позже – творческая музыкальная работа. Я или сочинял, или играл на рояле, или изучал партитуры. Помню, когда ещё в студенческие годы я иногда представлял, что в будущем придётся ходить куда-то на службу, мысль эта приводила меня в ужас: как это можно куда-то ходить на службу, когда целый день поглощён музыкой! Поэтому я был в стороне от каких-либо общественных дел, вообще ото всех дел, которые мешали бы моим музыкальным занятиям. Именно, может быть, поэтому я не входил ни в какие общества, кружки, объединения. Не был и членом Оргкомитета, который в соответствии с Постановлением народных комиссаров Союза ССР создали для организации Союза композиторов СССР. До этого существовали отдельные союзы: московский, ленинградский и др. В 1939 году Председатель СНК Молотов подписал Постановление об Оргкомитете для проведения подготовительной работы по созданию всесоюзной композиторской организации. Главой этого Оргкомитета назначили Рейнгольда Морицевича Глиэра, а его заместителями стали Исаак Осипович Дунаевский и Арам Ильич Хачатурян. Последний уже тогда выдвинулся как блестящий молодой композитор. В Оргкомитет входили все наши корифеи: Мясковский, Шебалин, Шостакович, Шапорин, Асафьев, Гаджибеков, Штейнберг – всего 21 человек. Я, совсем молодой, недавно кончивший консерваторию, в этот Оргкомитет не входил и никакими общественными делами вообще, как уже говорил, не занимался.
