А вот фрагменты из интервью «академика», опубликованного на сайте «Полiт.ua». Читайте внимательно.
«В 1976 году я поступил работать в Академию наук в Институт научной информации по общественным наукам и больше никогда нигде не работал. Работаю там по сей день, последние 13 лет вроде директором (здесь и далее выделено мной. – А.М.) …
…Я никогда не думал о себе (и сейчас не думаю), что я учёный. Я считаю себя аутсайдером. Меня наука в чистом виде мало интересует, скорее интересовали какие-то другие вещи, и думаю, что лет до 45 ничего такого особенного я не написал. Хотя писал много, разные вещи, наверное, много чего знал, потому что ИНИОН – такая научная организация, где ты работаешь с разными литературными языками, разными темами, что-то сродни журналистике, – все суетятся. Собственно говоря, и всё. Потом стал думать, что я что-то такое в науке могу сделать. Я не преподавал сначала, нельзя было, поскольку был беспартийным, потом заставили, и я преподаю с 1992 года, но не чувствую себя преподавателем.
Я могу читать лекцию, но не умею вести семинары, не знаю, как вся эта работа организовывается. Собственно говоря, в некотором смысле, наукой я тоже никогда не занимался , потому что, например, историк не считает меня историком, потому что я не сижу в архивах, каких-то вещей я просто не знаю…
…Но не думаю, что я что-то такое классически историческое написал. А при этом я доктор политических наук, кандидат исторических, но доктор политических наук…
Я никогда не чувствовал себя в своей тарелке ни с политологами, ни с историками, и меня никогда не интересовали все их узкопрофессиональные вещи, а многих вещей я просто не знаю, и в этом большая моя слабость, огромная. Но, с другой стороны, это позволяет мне безответственно дерзать, так сказать, и летать по облакам и на облаках . В этом, может быть, есть какая-то сила, потому что такое конкретное многознание очень часто человека порабощает . Я скорее размышляю по поводу истории и политики, нежели конкретно её анализирую. Но, собственно говоря, что такое я в науке?
Я не думаю, что у меня есть какое-то имя в науке. Я серьёзно говорю. Меня скорее стали узнавать, когда я появился на телевидении. Это было давно, ещё в 90-е годы, потом ещё в 2000-е годы. Собственно, пару лекций на каком-то телевидении – и тебя уже знают сотни людей, а напишешь 10 книжек – и тебя не знают, это естественно.
В середине 90-х годов мне с моим приятелем вдвоём удалось написать серию работ с какими-то хлёсткими названиями, которые вошли в науку, даже не сама концепция, а какие-то слова, понятия, которые мы вдруг сочинили, вошли в науку, даже не в науку, а скорее в околонаучный оборот. Вот, собственно говоря, всё, что касается науки. Я не думаю, что после меня что-то такое серьёзное останется , как, к сожалению, от всего моего поколения, потому что оно уже постарело. И я не вижу, чтобы оно что-то оставило такое, за что можно было бы зацепиться всерьёз…
…Дефицит образования – очень серьёзная вещь. Я слыву среди каких-то коллег человеком культурным, образованным – это не так (я не кокетничаю), это скорее умение прикрыть много незнания какими-то поверхностными вещами…
…Но я, например, человек совершенно не электронный, не компьютерный, не интернетный. Мне это абсолютно не интересно, мне это не нужно. Мне не нужна никакая информация из интернета, она мне ничем не может помочь…
…Какая мне разница, какая сейчас культура, когда я могу читать Тютчева, Мандельштама или Льва Николаевича Толстого. Мне, собственно говоря, всё равно, какая она, есть что-то другое и это навсегда, пока кому-то это нужно. В этом смысле – навсегда. А если, как певец говорил, «пипл хавает», то и пожалуйста.
...У меня нет профессиональных интересов, в прямом смысле слова. Меня с детства интересовало несколько вещей, которые интересуют и сейчас. Например, Россия, что с ней будет, что с ней было…
…Мои научные тексты являются для коллег скорее эссеистически-публицистическими, нежели просто научными...
…Я, безусловно, человек культуры, неважно, маленький ли, большой. Я человек, который воспитан на литературных образах, на каких-то живописных ассоциациях. Это во многом плохо, во многом нормально, это во многом хорошо, это во многом никак, но это вот так…
…Я, например, как директор института веду учёный совет, где сидят по 45–50 человек, и когда кто-то начинает говорить, я должен быть серьёзным, с непроницаемым лицом, поскольку я главный, начальник и так далее, а мне так смешно, что меня изнутри бьёт хохот».
Как видите, человек ничего не скрывает: ни того, что он не учёный, ни того, что он не директор.
Текст интервью наверняка прошёл правку, по-другому бывает редко. Но даже в таком прилизанном виде он выдаёт культурную и умственную ограниченность персонажа. Такого текста постыдился бы хороший учитель средней школы. А это всё говорил академик.
ИНИОН не мог не сгореть при таком директоре. ИНИОН был обречён.
В очередной раз чьи-то разгильдяйство и непрофессионализм оборачиваются огромным ущербом для страны. Для её культуры, для её имиджа. Ибо случившееся – очередное позорище. И бесполезны уже все речи, расследования, комиссии. Всё происходящее вокруг ИНИОН сейчас – панихида. Ещё одна, очередная.
Конечно, будут титанические усилия многих настоящих специалистов, их почти героические попытки восстановить повреждённое и хотя бы уменьшить ущерб. Увы, случилось непоправимое.
Но я почти уверен – «академик» не будет наказан. По крайней мере серьёзно. Найдутся защитники, такие же, как он, «учёные», найдутся и «научные» заслуги. И этот псевдоучёный, этот хлыщ от науки почти наверняка выйдет сухим из этого пожара и всей воды, вылитой на ценнейший архив, книжные и рукописные фонды. Воды и грязной пены.
Александр МАМАЕВ, директор книжного магазина «Бибколлектор», КАЛИНИНГРАД
P.S. По последним данным, в результате пожара пострадало не 2 млн. книг, как предполагали сразу после ЧП, а 5,5 млн. Более 2,3 млн. изданий утрачено безвозвратно.
Теги: общество , мнение , самосознание
Фото: фото автора
Кто не ходил - ходит
Сольвычегодск – городок на юге Архангельской области с населением менее трёх тысяч человек. Я была там лет десять назад. Наверное, осталось у меня от той поездки чувство какой-то неудовлетворённости, и в нынешние новогодние каникулы мы с подругой решили съездить в Сольвычегодск ещё раз.
Билеты взяли до Котласа. Оттуда в Сольвычегодск несколько раз в день ходят автобусы. Но ждать автобуса не пришлось, на остановке подошёл мужчина и предложил за умеренную плату быстро, по ледовой переправе через Вычегду, доставить нас в город. Сам он из Сольвычегодска, привёз знакомых к поезду и хотел взять попутчиков на обратную дорогу.
Спустя полчаса мы стояли на крыльце типичного для северных городков двухэтажного деревянного дома с вывеской "Гостиница". Наш водитель, который, как оказалось, живёт на соседней улице, о её существовании не знал. На двери гостиницы висело объявление с номером мобильного телефона, по которому нужно звонить, если администратора нет на месте. Как выяснилось позже, из квитанции об оплате, у гостиницы даже есть название – «Вычегда». Других постояльцев мы там не встретили.
Сольвычегодск не относится к числу древнейших русских городов. Он стал складываться и быстро развиваться лишь в XVI веке. Основой процветания города стало солеварение, удобное расположение на судоходной реке и ещё «человеческий фактор» в лице Аники (Иоаникия) Строганова и его многочисленного семейства.
Родился Аника в Новгороде в конце XV века и был младшим сыном в семье. Его отец перебрался на Вычегду и занялся здесь соляным промыслом. Но отец вскоре умер, умерли, не оставив наследников, и три старших брата Аники. Так у него оказалось всё семейное имущество: земля, несколько соляных варниц, капитал. И надо сказать, имущество попало в хорошие руки. Деятельный Аника и его сыновья скупали соляные угодья, строили новые варницы, поглощали и разоряли мелких и не очень мелких собственников. К середине XVI века им принадлежала почти половина посадской земли Сольвычегодска, а к XVII веку конкурентов в городе у Строгановых не осталось. В своих варницах они произвели около трёх миллионов пудов соли, которую продавали во всех русских городах.
Соль в городе с тех времён не перевелась. Один из солёных источников можно увидеть в центре города. Здесь стоит небольшая рубленая деревянная башенка, возле неё открытый бассейн, посреди которого бьёт ключ. Несмотря на десятиградусный мороз, льда нет – вода очень солёная. Вытекающий из бассейна ручеёк через несколько метров впадает в Солёное озеро, из него речка Усолка бежит к Вычегде. На этих берегах и стояли соляные варницы.