Тем временем большая часть Гондваны, которой предстояло стать Африкой с Аравией и некоторыми полуостровами Средиземного моря, дрейфовала в сторону Евразии. Недавно открытые письмена Земли позволяют нам проследить за этим дрейфом через Тетис; ледниковые борозды под песками Сахары указывают на место старта. Когда континенты встретились, Аравия была оторвана от африканской плиты и участвовала в плиссировке иранских гор, меж тем как будущие Италия, Югославия и Греция подошли к Европе, вжались в нее и содействовали образованию Альп и Карпат. Вот так вдоль первоначальной южной окраины Европы из материала дрейфующих плит и ложа древнего океана, точно из мягкого воска, вылепилась почти сплошная горная цепь.
Везде на поверхности суши видны следы того, что происходило и что происходит сейчас там, где континенты расходятся по линии глубоководных хребтов или где прижимаются друг к другу. Естественно, для этих беспокойных регионов характерны землетрясения и вулканические извержения.
Не избежали воздействия и живые пассажиры дрейфующих плит — растения и животные. Дрейф континентов в огромной степени определял условия жизни и ход эволюции на этой планете.
Радиоактивное излучение там, где неистово кипели вулканические котлы; слои изверженного пепла на склонах и равнинах; нагромождение гор и долины, врезанные там, где вода катилась по склонам, унося крошево горных пород; климатические изменения, обусловленные тем, куда дрейфовали плиты, какие высоты и глубины при этом возникали, — все это сказывалось на взаимодействии геологических сил и организмов, влияя на жизнь в целом и на ее отдельные формы. В твоих костях и мягких тканях остались полустертые автографы форм, некогда рожденных этим взаимодействием.
Мы приближаемся к расшифровке адреса отдаленной родины. Новое землеведение открывает широкие, до сей поры почти не использованные возможности проследить за развитием жизни на Терре. Похоже, что изначально Гондвана была единой эволюционной областью, лишь временами соприкасаясь с Лавразией. Удалось установить, что некоторые примитивные формы — звонцы, стрекозы — своим происхождением всецело обязаны Гондване.
Когда Африка медленно плыла по Тетису, в зеленом сумраке леса началось также развитие примата, из чресел которого впоследствии вышли лемуры и павианы, шимпанзе и люди. Но пока что в генах его были заложены только возможности. Для их реализации потребовались определенные внешние силы.
Придет пора, когда один из его потомков попытается в своих целях манипулировать тем, что создала в земной коре манипуляция геологических сил. Ископаемые минералы, возникшие как следствие тесных, бурных и жарких контактов между дрейфующими плитами, он станет дробить и превращать в копья и мотыги, динозавроподобные броневики и космические корабли. Уголь, нефть и известняк, образованные организмами, которым не довелось разложиться обычным путем, тоже найдут свое применение: уголь и нефть высвободят сохраненную энергию, и она определит весь его образ жизни, известняк от фоссилизированных{5} морских животных пойдет на сооружение пирамид и соборов.
Таким образом, манипуляция геологических сил породила существо, ставшее само геологической силой.
Человек явился одним из биологических следствий дрейфа континентов, выходцем из Гондваны{6}.
А путешествие не окончено. Все в движении, ни одна из частей Земли не предалась покою, и ни одна форма жизни не остановилась в своем развитии. Наши названия рек и берегов, континентов и океанов — временны и случайны; то же относится к видовым названиям различных организмов. Материки продолжают перемещаться; правда, всего на два сантиметра в год, но за сотню миллионов лет это составит две тысячи километров. Африка и Европа будут сближаться, пока Средиземное море не исчезнет, а ложе его, поднявшись, образует новый горный хребет. Атлантика продолжает расширяться, а Тихий океан будет сужаться, пока Евразия и Америка не встретятся вновь на стороне земного шара, противоположной той, откуда они разошлись полтораста миллионов лет назад.
И пока из новых океанов поднимаются новые берега, пока на фоне новых горизонтов вырастают новые горные цепи, непрестанно будет идти переплавка жизненных форм, покуда существует жизнь на Терре.
Словно два бродячих термита, ползут наши «лендроверы» по дну громадной впадины Большого Рифта. На востоке и западе на пятьсот, шестьсот, семьсот метров вздымаются к горному плато иссиня-черные скальные кручи. Сколько хватает глаз, они тянутся совершенно прямо и параллельно, разделенные пятидесятикилометровым просветом.
С той поры, как геологи в конце прошлого века принялись стучать по этим стенам своими молотками, предлагались разные гипотезы о происхождении Долины. Сегодня, в свете нового землеведения, она рисуется нам — подобно Атлантическому океану и Гималаям — как творение тех же сил, какие привели в движение литосферные плиты.
Датировки горных пород позволяют заключить, что первые бреши рождались уже тогда, когда Африка составляла часть Гондваны. Во время плавания через Тетис продолжались подвижки земной коры. Решающие события, очевидно, начались двадцать миллионов лет назад, когда Африка столкнулась с Евразией. Разломы в африканской плите оторвали от нее Аравию и Мадагаскар и вонзили Италию колом в брюхо Европы; одновременно кора тончала и разламывалась также и в этой части плиты, уже ослабленной прежними растяжениями.
Наконец все восточно-африканское плато рассекла трещина, в которую на целый километр опустилась длинная полоса земной коры. Трещина распространялась дальше на север и на юг, и образовалась брешь длиной в одну шестую часть земной окружности, от турецких гор Тавр на севере до мозамбикского побережья Индийского океана на юге. В десятитысячекилометровой бреши разместились река Иордан и Тивериадское озеро, Мертвое и Красное моря, с рукавами в сторону Суэца и Аденского залива, затем, уже в нынешней Африке, идут пустыня Данакиль и Афарская депрессия, с адскими температурами выше семидесяти градусов в тени, где кучки приспособившихся к жестоким условиям людей, с жаждой крови в глазах и ритуальными ножами наготове, охраняют скудные источники воды. Прорезав Эфиопское нагорье, брешь через озеро Рудольф вступает в свое главное ложе в Кении и Танзании, а боковая ветвь пересекает дугой Уганду, где в ней вместились озера, которые составляли единое целое, пока их не разделили поднявшиеся Лунные горы, затем ныряет в озеро Танганьика, чье зеркало расположено в восьмистах метрах выше, а дно — в семистах метрах ниже уровня моря, после чего в начале озера Ньяса соединяется с главной брешью. Там, где континент раскололся, одни озера опрокидывались, у других закрывался сток, у третьих открылись новые стоки.
Сила, которая располосовала этой бороздой тело планеты, продолжала действовать в ближайшие к нам миллионы лет; наверно, кое-кто из предшественников человека — гоминидов — с недоумением и страхом наблюдали ее проявления. Вдоль линии, где открывалась брешь, через сотни вулканов с гулом и бульканьем выдавливалось раскаленное нутро земного шара. Земля кровоточила. Вулканы, коим предстояло образовать Килиманджаро и Маунт-Кения, поднялись к небу на пять тысяч с лишним метров. Вздымаясь над равниной без каких-либо примыкающих горных отрогов, они сегодня в такой же мере, как и глубокая впадина, определяют своеобразие облика Восточной Африки.
Умеренные землетрясения, горячие источники и три десятка действующих или дремлющих вулканов говорят о том, что силы, создавшие Долину, все еще работают. Подобно тому как Красное море и Аденский залив постепенно расширяются из-за континентального дрейфа, так и растяжения вдоль Долины могут в конечном счете вызвать новые разломы. И еще через два десятка миллионов лет восточная часть нынешних Эфиопии, Кении и Танзании может быть оторвана и отнесена в море, где она образует крупный остров вроде Мадагаскара, а Долина, по дну которой мы сейчас ползем, словно термиты, превратится в морской рукав.
Наш лагерь разбит у Лосиоло над восточной стеной рифта, на высоте около двух тысяч метров. После удушливого зноя Долины ночи тут кажутся прохладными, а ночной ветер подчас так силен, что пришлось закрепить палатку толстыми веревками за один из «лендроверов». Пламя нашего костра плещется горизонтально над пропастью.
Мы рассчитывали на уединение здесь наверху. Однако днем нас навещают самбуру, для которых наш лагерь, очевидно, большой аттракцион. Мать семейства — высокорослая женщина с классическим четким профилем и широкой ослепительной улыбкой. Она вооружена луком и стрелами — черная Диана. С обнаженным бюстом, как и выводок ее дочерей разного возраста. Придут, сядут в тени дерева, прислонив к стволу калебасы с водой, и молча следят за нашими деяниями. Два молодых воина с мелкими косичками, намазанными красной охрой, держатся в сторонке, изображая безразличие. Погодя, садятся на склоне, так что нам видны только торчащие над кромкой рифта широкие копья.
