Насчет «карликовых чертей с восточного океана»: не могу не отметить, что добрые японцы никогда не упускали возможности как следует «отблагодарить» своего великого западного соседа за данные им оскорбительные прозвища; некоторые, впрочем, утверждают, что сначала сыны Страны восходящего солнца начали буйствовать на китайском побережье, а уж за эти бесчинства их стали впоследствии называть нехорошими именами, но… да какая разница! Главное в том, что малорослые, но при этом хорошо организованные и храбрые пираты действительно частенько устраивали налеты на прибрежные города и деревни Китая, грабя, насилуя и сжигая все на своем пути, делая это с поистине японской тщательностью.
В зависимости от состояния экономики и военной машины Серединной империи к варварам применялись различные методы воздействия. В периоды своего процветания Китай обычно начинал боевые действия против соседей, отправляя огромные армии то на север, то на юг, и нередко достигал своей непосредственной цели: на какое-то время усмиренные и пристыженные варвары признавали себя вассалами и данниками китайского императора и вопрос закрывался. Ослабевание имперской экономики в связи с очередным династическим кризисом, естественно, немало радовало коварных варваров, которые тут же принимались злорадно хихикать и строить козни китайцам, устраивать набеги на пограничные территории империи, категорически отказывались платить дань и ловко давали по башке посылаемым на их усмирение китайским генералам…
Император Серединного государства, впрочем, мог не очень-то переживать по этому поводу. Во-первых, что касается дани, то главной целью сбора таковой с варварских племен и стран была вовсе не материальная выгода (судите сами, ведь делегации, привозившие подношения от данников к императорскому двору, зачастую одаривались добрым императором в ответ не просто в равнозначном объеме, а гораздо более ценными подарками), а демонстрация отношений «властитель — подданный», «сюзерен — вассал». Отсутствие привозящих дань делегаций означало для китайского правительства скорее не уменьшение доходов, а их увеличение (парадоксально, но факт!). Что касается идеологической стороны вопроса, то на случай неспособности Китая «определить понятия» с некультурными соседями военными способами была припасена отличная хитрость…
Ловкие конфуцианцы придумали оригинальную теорию «благой силы „дэ“». Согласно этой теории китайский император мог, в общем, и не применять для окультуривания нехороших варварских племен силу оружия, ведь он обладал гораздо более мощным средством: владыка Китая, будучи Сыном Неба, всем своим существом излучал некую благую силу, которая исходила от него днем и ночью и в своем распространении не знала границ. Императору не нужно было шевелить и пальцем: сопредельные племена неминуемо попадали под мощное воздействие этой цивилизующей и облагораживающей силы, и если они не хотят платить дань и признавать главенство Серединного государства сейчас, они сделают это через год или два, ведь каждый день, независимо от их желания, сила «дэ» делает их все лучше, культурнее и разумнее.
Данная теория отлично помогала оправдать отсутствие военного противодействия, например, наседающим кочевникам, и «сохранить лицо» как лично императору, так и всей империи в целом. Дальнейшие события могли развиваться по-разному: к примеру, варвары, не успевшие радикально улучшить свою коварную сущность под воздействием силы «дэ», собирались с силами и помогали императорской династии рухнуть, после чего нередко сами захватывали власть, устанавливали свою императорскую династию и… через короткое время растворялись в океане китайского населения, скоро забывая о своем «варварском» происхождении и начиная «окультуривать» соседей силой оружия или благой мощью императорской «дэ». Такой вот круговорот воды в природе.
Или существовавшая династия могла подкопить сил, выйти из экономического кризиса и, воспрянув духом, присовокупить к благой силе «дэ» более убедительную для некоторых силу меча, арбалета и боевых колесниц… И вскоре новые делегации варваров-данников начинали тянуться к императорскому двору, дабы выразить смирение, признать себя вассалами и данниками, быть обласканными Сыном Неба и одаренными стократ…
Установлению непреодолимой границы между китайцами и иноземцами история старательно способствовала и в дальнейшем. Столкнувшись с совсем уж непривычными для себя варварами — странными белыми людьми, приплывшими из-за моря на больших парусных кораблях, совершенно не собиравшимися выражать верноподданнические чувства китайскому императору, а желавшими торговать по крайней мере на равных, а то и более того (и вообще говорившими и делавшими немало необычных вещей), Серединная империя окончательно замкнулась в себе, закрыв для пришельцев свое побережье и оставив для торговли только один морской порт (Гуанчжоу), причем обмен товарами совершался под стенами города, а вовсе не на каком-нибудь базаре в его пределах.
Итак, жители Серединного государства и варвары. Культура и дикость. Цивилизация и вандализм. Но не слишком ли мы углубились в исторические рассуждения? Бог с ней, с историей, но я хотел бы сказать вот что: практически в каждом китайце, будь это старик или ребенок, мужчина или женщина, крестьянин или ученый, живет древняя, прочная и неискоренимая уверенность в том, что китаец, независимо от своего пола, возраста, образования, материального достатка и всех прочих факторов, обязательно лучше, умнее, порядочнее и цивилизованнее любого иностранца. Несколько похожее внешне отношение к иностранцам бывало и бывает свойственно далеко не только жителям Серединной империи, но и, опять же в большей или меньшей степени, представителям других наций… Но в нашей книге речь идет именно о китайцах, поэтому на сравнения и культурно-исторические параллели отвлекаться не будем.
Итак, в девятнадцатом веке Китай столкнулся с совершенно новой для себя разновидностью иноземцев. Раньше варваров можно было «усмирять», вести против них победоносные (или не очень) войны, принимать от них дань, заключать династические браки или, если противник оказывался сильнее, как, к примеру, в случае с маньчжурами, установившими свою династию на имперском престоле, потихоньку ассимилировать их, растворять в черноголовой желтокожей массе, превращая в «своих». Но агрессивные белые люди, приплывшие из-за океана на огромных кораблях с большим количеством пушек, сумели заставить китайцев покориться и разувериться в своей непобедимости. Превращение Китая в полуколонию, описанное в учебниках истории, — не преувеличение, а констатация факта.
Осознание китайцами своей беспомощности в экономическом и военном плане способствовало постепенному формированию у них нового комплекса, теперь уже комплекса неполноценности. Первая половина двадцатого века как нельзя более способствовала развитию данного чувства, ибо тогда в восточно-азиатском регионе начал властвовать новый гигант (но уже в смысле не величины территории, а экономической и военной мощи) — Япония. Теперь уже не белым, а желтым оккупантам относительно легко удавалось справляться с баснословно многочисленным и невероятно трусливым противником, захватывая провинцию за провинцией. Только победа союзников во Второй мировой войне и молниеносный разгром японской группировки в Китае советской армией положили конец жестокому унижению достоинства китайской нации.
Конечно, современные китайские историография и пропаганда имеют свой взгляд на происходившие в прошлом веке события. Почти любой китаец уверен в том, что «японцев разгромила Народно-освободительная армия Китая под чутким руководством товарища Мао Цзэ Дуна», и т. д. и т. д. Не отрицая военных талантов великого вождя, замечу, что вышеупомянутая армия, являясь, по сути, объединением партизанских отрядов, во время так называемой Антияпонской войны была занята в основном выяснением отношений с гоминьдановским режимом, в чем также очень долго не могла преуспеть, а отнюдь не борьбой с «карликовыми чертями». Плохо организованные и еще хуже вооруженные партизаны не могли составить серьезной конкуренции ни японским оккупантам, ни гоминьдановской регулярной армии. Последняя, однако, в несколько раз превосходя японские войска в Китае по численности и регулярно получая военную помощь от США и СССР (оружием, боеприпасами, кредитами, военными советниками, «добровольцами» — летчиками, танкистами и артиллеристами и т. д.), до конца войны занималась в основном жалкой мышиной возней, отступая, сдаваясь и позорно разбегаясь.
Ситуация в корне изменилась в 1945 году, когда японская Квантунская группировка была перемолота мощными ударами советских войск, а трофейное японское оружие, включая, разумеется, и тяжелое вооружение, передано отрядам товарища Мао. Лишь с этого момента дни правления Гоминьдана были сочтены, и компартия вскоре окончательно преуспела в вооруженной борьбе с большой частью собственного народа…
