Постараемся все же спокойно разобраться, какие именно конкретные претензии у писателя к тем, кто писал историю Великой Отечественной войны. Может, они умолчали, что удар агрессора застал нас врасплох, и мы были к нему не подготовлены, что немцы вошли в Минск на седьмой день вторжения? Нет, не умолчали. Может, утаили факты окружения наших войск под Минском и Вязьмой, под Харьковом и Брянском? Нет, не утаили. Может, скрыли, что враг подошел на 30 километров к Москве, водрузил свой флаг на Эльбрусе и, дойдя до Сталинграда, прорвался к Волге? Опять нет. Может, за громкими словами о победах спрятали тот факт, что в январе — феврале 1943 года была возможность окружить на Северном Кавказе 23 дивизии противника и устроить ему второй Сталинград, но наши войска, увы, с этой задачей не справились, и противник улизнул на Таманский полуостров, за Кубань? Нет, не умолчали, не утаили, не скрыли, не спрятали ни этих, ни других обстоятельств и фактов войны, горьких, скорбных, позорных. Так какие же у оратора основания вещать на весь мир о фальсификации истории войны, о крючкотворстве, о лжесвидетельстве, о стремлении «спрятать концы в воду»?
Или историки нарисовали такую картину, будто мы, допустим, вышибли захватчиков со своей земли уже в 1943 году? Нет. Или уверяют, скажем, что мы с ходу, единым махом и малой кровью овладели Берлином? Нет. Или пишут, например, что потери немцев составили 20 миллионов, а наши 5? Нет. Как же у разоблачителя повернулся язык обвинить ученых в том, что они «состряпали» историю войны с помощью «ловкости рук»?
А разве историки ничего не сказали об ошибках, допущенных нашим политическим, государственным и военным руководством, допустим, таких, как просчет в определении срока возможной агрессии или промах в плане летней кампании 1942 года? Разве они обошли молчанием измену генерала Власова или кровавые дела украинских националистов? Разве не написали о тяжком, героическом труде в тылу? Нет, и это все нашло место в работах историков. Так что же стоит за возгласами с трибуны о «сочинении» истории войны, о кривде, криводушии историков?
А не хотел ли уж кто-то из них принизить заслуги Г. Жукова и А. Василевского, К. Рокоссовского и И. Конева, И. Баграмяна и И. Черняховского, Ф. Толбухина и Р. Малиновского и других выдающихся полководцев Великой Отечественной? Уж не пытался ли кто представить фигурами первого плана в истории войны К. Ворошилова и С. Буденного, С. Тимошенко и Г. Кулика, Н. Хрущева и Л. Мехлиса? Уж не изобразил ли кто-то немецких генералов невеждами и дураками? Нет, нет и нет. Так кто же, спрашивается, «кормится ложью»? Кто так преуспел в приспособленчестве?
Есть ли у Астафьева хоть какие-нибудь факты, конкретные доводы в обоснование своих обвинений? Оказывается, есть. Например, на страницах тех же «Московских новостей» он поносил военных историков за то, что из их «хитромудро состряпанных» книг народ (все его помыслы о народе!) будто бы не может узнать, что произошло под Харьковом, где гитлеровцы обещали нам устроить «второй Сталинград». Странновато изъясняется мастер слова. Как могли немцы стращать нас «вторым Сталинградом», если «первый»-то им устроили мы, и для них это слово было кошмаром.
Здесь обличитель имеет в виду контрнаступление группы немецких армий «Юг» в Донбассе и в районе Харькова в феврале — марте 1943 года. Целью контрнаступления было вернуть утраченную после Сталинграда стратегическую инициативу. Планировалось разгромить наши части, выдвинувшиеся к Днепропетровску, вновь захватить Харьков и Белгород, а затем, одновременно ударив с юга от Белгорода и с севера от Орла в общем направлении на Курск, окружить и уничтожить наши войска. Захватить Харьков и Белгород немцам тогда удалось, сумели они и окружить часть наших войск, нам было крайне трудно, мы понесли огромные потери, но осуществить свой главный стратегический замысел противник не смог. Поэтому Верховный Главнокомандующий И. Сталин имел все основания в своем приказе от 1 мая 1943 года констатировать: «Немцы рассчитывали окружить советские войска в районе Харькова и устроить нашим войскам „немецкий Сталинград“. Однако попытка гитлеровского командования взять реванш за Сталинград провалилась».
И обо всем этом, вопреки паническим уверениям Астафьева, можно прочитать во многих книгах наших военачальников и историков. Что же касается «Истории Второй мировой войны», то там вскрыты и причины наших трудностей, неудач и потерь в этой операции, названы и те, кто допустил ошибки, приведшие к прискорбным последствиям: Ставка ВГК, которая неосновательно полагала, что противник спешно отходит за Днепр, и, несмотря на тяжелое состояние наших войск, измотанных в прошлых боях, решила в середине февраля продолжать наступление; лично Сталин, давший указание командующему фронтом Н. Ватутину возможно дальше отогнать противника от Харькова; лично сам Ватутин, не согласившийся с просьбой командующего подвижной группой отвести войска на новый, более удобный рубеж из-за угрозы окружения; опять же Ставка, недооценившая угрозу и не поправившая комфронта… Да, все это написано в «Истории», надо только читать.
В тех же «Московских новостях» Астафьев печалится о том, что народ так и не узнает, «как весной 1944 года два фронта „доблестно“ били и не добили 1-ю танковую армию противника». Тем же пальцем в то же небо. Речь идет о Проскуровско-Черновицкой операции в марте — апреле 1944 года, в ходе которой было окружено много немецких войск, ликвидировать которые или взять в плен, однако, не удалось: большая их часть вышла из окружения. Да, не удалось. Ну и что? Война это такое дело, где всегда что-нибудь кому-нибудь не удается. И немцам операции на окружение, так лихо удавшиеся в начале войны, с течением времени перестали удаваться вовсе, они их уже и не предпринимали. У нас же, естественно, наоборот: в начале дело не шло, а потом наладилось неплохо.
Но обратимся к Проскуровско-Черновицкой операции. Астафьев написал о ней как о чем-то позорном, словно огромные силы двух фронтов окружили всего-то навсего какую-то одну армию и вот не смогли с ней совладать. Тут надо, прежде всего, заметить, что, как видно из многих рассуждений писателя, он не понимает, насколько различны были у нас и у немцев войсковые объединения, называемые армией. Он думает, что это нечто вполне сопоставимое или даже равное по численности и силе. Между тем, это совсем не так.
Полевая армия у немцев это 10–20 и даже больше дивизий. Например, к 17 июля 1942 года 6-я армия генерал-полковника Ф. Паулюса, рвавшаяся к Волге, состояла из 13 дивизий и насчитывала около 270 тысяч человек. К началу нашего контрнаступления под Сталинградом нам противостояло пять армий общей численностью свыше 1 миллиона солдат и офицеров, то есть в среднем на армию приходилось по 250 тысяч. 6-я полевая армия генерала К. Холлидта, воссозданная после разгрома Паулюса в Сталинграде, в феврале 1944 года включала 17 дивизий, и это было 540 тысяч человек. Танковые же армии у них, которые в 1942–1945 годах обычно действовали как полевые, порой достигали 28 дивизий. Так, в самом конце 1943 года 4-я танковая армия генерала Э. Рауса имела 26 дивизий. Вот какие цифры. А наши общевойсковые армии в годы войны обычно состояли из 7-12 дивизий, общая численность их редко превышала 100 тысяч. Например, в январе — феврале 1944 года 13-я и 60-я армии, действовавшие совместно в Ровно-Луцкой операции, имели 19 стрелковых дивизий, 2 кавалерийских и 2 танковых корпуса. Немцы не знали таких объединений, как фронт. А у нас можно назвать такие фронты, что состояли всего из двух-трех армий. Скажем, Карельский фронт был в начале войны образован в составе 7-й и 14-й армий, а 4-й Украинский в августе 1944 года воссоздали в составе 1-й гвардейской, 18-й общевойсковой и 8-й воздушной. Подобные факты и цифры полезно помнить всем нынешним ораторам о войне.
Во время Проскуровско-Черновицкой операции 1-я танковая армия немцев противостояла нашим войскам вовсе не в одиночестве, как можно подумать, читая обличение Астафьева, а в составе мощной группы армий «Юг» — справа от нее держала оборону 8-я полевая армия под командованием опытнейшего и талантливейшего генерал-фельдмаршала Э. Манштейна, слева — упоминавшаяся 4-я танковая армия Э. Рауса, а с воздуха эти немалые силы прикрывал 4-й воздушный флот. Напомним и о том, что в окружении 1-й танковой армии принимали участие далекие не все наличные силы двух наших фронтов, у которых были и другие боевые задачи в этой операции. Кольцо окружения 30 марта замкнули в районе Каменец-Подольского 4-я танковая армия левого фланга 1-го Украинского фронта и 40-я армия правого фланга 2-го Украинского. Эти армии в основном и выполняли задачу удержания кольца. А в нем оказались 11 пехотных, 10 танковых, 1 моторизованная и 1 артиллерийская дивизия, всего — 23. Опять целый Сталинград! Легко ли удержать такую силу!
Кроме того, не надо думать, читая В. Астафьева, будто не было никаких внешних препятствий для удержания 1-й танковой армии в кольце и ликвидации ее. Совсем наоборот! Как только она попала в беду, немецкое командование срочно создало юго-восточнее Львова с целью ее деблокирования сильную группировку из переброшенных с запада войск в составе 2-го танкового корпуса СС, шести пехотных дивизий, одной бригады, нескольких дивизионов самоходной артиллерии, а позже еще и 1-й венгерской армии. Вначале «блуждающий котел» 1-й танковой отходил на юг к Днестру, но когда контрудар с целью деблокирования был в основном подготовлен, командование группы армий «Юг» приказало 1-й танковой армии изменить направление отхода, повернуть на запад — на Чортков и Бучач. И две мощные группировки устремились навстречу друг другу. Вот как с немалой долей самокритичности рассказывается об этой фазе сражения в проклятой Астафьевым «Истории Второй мировой войны»:
