Впрочем, Михаил Сергеевич, обижаться на всех этих народных курощупов, не защищающих вас, вы едва ли вправе. Ведь за шесть лет своего лидерства вы и сами никого не защитили. Так, как это надлежит Генеральному секретарю, Президенту, Главнокомандующему, вы не защитили от клеветы и поношения ни партию, которая подняла вас на самую высокую вершину, ни армию, которая в 1943 году спасла вашу семью от оккупации и порабощения, ни сам русский народ, кровь которого течет в ваших жилах.
Вы не защитили даже своих ближайших товарищей по работе — ни Лигачева, ни Рыжкова, ни Афанасьева, ни хотя бы того же Яковлева, которого вы принародно на Ивановской площади Кремля называли Сашей. Конечно, каждый из них за что-то заслуживает критики, но ведь не зря Тарас Бульба (кстати, как и вы, полковник) говорил: "Нет уз святее товарищества!.. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей". Нет, не зря так говаривал беспартийный полковник Бульба. (Аплодисменты.)
Вы помните, как казнили попавшего в плен его сына Остапа? "Палач сдернул с него ветхие лохмотья: ему увязали руки и ноги в нарочно сделанные станки… Напрасно король и многие рыцари, просветленные умом и душой, представляли, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение казацкой нации. Но власть короля и иных мнений была ничто перед беспорядком и дерзкой волею государственных магнатов, которые своей необдуманностью, непостижимым отсутствием всякой дальновидности, детским самолюбием и ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру на правление…" Не знакомо ли вам, Михаил Сергеевич, все это по нынешней поре: и жестокость, и мщение, и необдуманность, недальновидность, ничтожная гордость и, наконец, сейм, превращенный в сатиру на правление?
"Остап выносил терзания и пытки как исполин. Ни крика, ни стона не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему руки и ноги, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленных зрителей… Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, одобрительно говорил: "Добре, сынку, добре!"
Но когда подвели Остапа к последним смертным мукам — казалось, будто стала подаваться его сила… "О Боже! — повел он очами вокруг себя. — Все неведомые, все чужие лица!" Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы услышать рыданий и сокрушений слабой матери или безумных воплей супруги, хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою, и воскликнул в душевной немощи:
— Батько! Где ты? Слышишь ли ты?
— Слышу! — раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно мгновение вздрогнул…" (Взрыв аплодисментов.)
Не так ли и нашу Родину возводят ныне на эшафот, не так ли и ей ломают руки да ноги, не так ли и к вам, президент, несутся, заглушая ужасный хряск, отчаянные клики со всех концов державы на всех языках, что ни есть в ней: "Батько! Где ты! Слышишь ли ты?" Если раздавалось бы в ответ громовое полковничье "Слышу!", то весь трехсотмиллионный народ вздрогнул бы в одно мгновение и воспрял духом. Но нет никакого ответа, и только летят над страной, словно из уст Андрия, мертвые слова: "консенсус"… "приватизация"… "чубайс"… "ваучер"… Вот что я, капитан запаса, хотел сказать с этой всероссийской трибуны вам, полковник. (Бурные аплодисменты.)
P. S. Выступивший с репликой народный депутат СССР, Герой Социалистического Труда, дважды лауреат Государственной премии Виктор Астафьев назвал мое выступление "диким вздором, недостойным этого собрания и всего человечества" (Известия. 1990. 16 декабря). Из стенографического отчета о съезде (Литературная Россия. 1990. № 50–52) выступление было изъято. Впервые опубликовано в журнале "Кубань", № 1, 1991 г.
Письма поэту, который больше, чем поэт
Дорогой Евгений Евтушенко!
Ныне со всех газетно-журнальных и телеперекрестков несутся призывы каяться. Вы их слышите, конечно. Порой это даже не призывы, а требования и ультиматумы. Александр Солженицын, например, требует покаяния от всего человечества. По моим наблюдениям, особенно усердны в таких призывах ученые люди. Одни из них (например, академик Д. С. Лихачев) считают, что покаяться должен весь русский народ. Другие (например, член-корреспондент Академии наук И. Р. Шафаревич) гораздо умереннее: они полагают, что достаточно, если покается только компартия. Третьи (например, академик ВАСХНИЛ В. А. Тихонов) еще скромнее: требуют покаяния от председателей колхозов и колхозных кладовщиков. Четвертые (например… Забыл имя, но точно помню: тоже ученый человек) хотят совсем немногого: пусть покается столетний Каганович, и в этом наше спасение!.. Некоторые из тех голосов не так уж и громки, но все вместе они образуют мощный и страшноватенький хор…
Не знаю, что решат русский народ, компартия, кладовщики и грешный старец Каганович, а я лично на днях пришел к твердому выводу, что все-таки надо покаяться. Пора! И не как-то там вообще, абстрактно, неизвестно перед кем и не совсем понятно в чем, а в своих вполне конкретных грехах, конкретно перед Вами, Евгений Александрович. И не подумайте, мой дорогой, будто делаю это лишь потому, что недавно узнал о Вас, причем из Ваших собственных уст, нечто такое, что способно ошеломить и повергнуть ниц любого.
Слониха и крольчиха
Оказывается, когда исполнилось сорок лет Вашего поэтического парения, у Вас вышло 311 книг стихов и прозы, оригинальных и переводных. Если принять в расчет, что первый сборник стихов, в котором Вы с такой чистосердечностью писали: "Мой лучший друг живет в Кремле", был издан в 1952 году, еще при жизни Вашего лучшего друга, то получается: все последующие годы каждый месяц у Вас выскакивало по книге. Каждые тридцать дней, включая выходные, праздники и время, проведенное в зарубежных поездках. Например, поехали Вы в США, покалякали там с Эдвардом Кеннеди, потом заглянули в Доминиканскую Республику, попили чайку с Гусманом или Балагером, оттуда — на Кубу, порыбачили с Фиделем Кастро. И ушло на это, допустим, четыре месяца. Так вот, за это время из разных издательских щелей выскочили и расползлись по стране четыре Ваших книги. Сказка!.. А кроме того, у Вас куча песен, оратории, фильмы и роли в них… Пожалуй, Вы более плодовиты, чем Лопе Феликс де Вега, Агата Кристи, Юлиан Семенов и Феликс де Чуев, вместе взятые. Де Вега, например, написал более двух тысяч пьес, но если их издать штук по десять-двенадцать в книге, то будет гораздо меньше, чем 311.
Когда-то Александр Архангельский писал об Эренбурге:
Монументален, как слониха,
И, как крольчиха, плодовит.
Пожалуй, с гораздо большим основанием это можно сказать о Вас.
Но плодовитость, как теперь всем стало понятно после Вашего публичного разъяснения, не единственное свидетельство Вашей грандиозности. Много и других. Оказывается, например, рядом со шкафом, в котором Вы разместили 311 своих прекрасных книг, у Вас стоит платяной шкаф, где висят четыре профессорские мантии, почтительно и щедро накинутые в разное время на ваши широкие плечи в разных университетах и колледжах Западного полушария. В том числе — в университете Санто-Доминго, столицы Доминиканской Республики, где Вы баловались чайком с президентом Гусманом. Доводилось мне слышать, что в этой стране, 70 процентов населения которой неграмотно, Вам и памятник поставили. Или это в Израиле?
Но что там профессорские мантии! Как мы узнали от Вас, Вы еще и почетный член Испанской академии изящных искусств. Надо полагать, попали туда главным образом благодаря отмеченному творческому сходству с Лопе де Вега в смысле плодовитости. Но, видимо, на испанцев произвело также большое впечатление нечто общее и в ваших биографиях. Например, Лопе де Вега за свои эпиграммы в молодости был изгнан из Мадрида, и Вас в юности изгнали из Литинститута. Великий испанец вступил добровольцем в "Непобедимую Армаду", созданную для завоевания Англии, и Вы вступили добровольцем в "Неукротимый Апрель", созданный для завоевания ЦДЛ. Правда, "Непобедимая Армада" потерпела поражение, Англию не завоевала и погибла, а "Неукротимый Апрель" хотя и пролил немало своей голубой крови для завоевания ЦДЛ, но до сих пор, несмотря на аритмию, жив. Важную роль в достижении этой победы сыграл В. Оскоцкий, многолетний автор сусловско-брежневской "Правды", теперь вдруг ставший одним из умнейших лидеров демократов. Великую известность он приобрел своим свирепым заявлением, которое сделал, клацая зубами, с балкона ресторана "Москва": прав, дескать, был мой учитель и великий защитник демократии Рональд Рейган: "Россия — это империя зла!" Действительно, в тот день выпить в ресторане было что, а закусить — хоть шаром покати.
