Европы сын, повитый Альбионом!
Пока растет Европа - ты растешь...
Как Греция прошла на Запад с Аполлоном,
Так ныне на Восток с Европою, с законом
Искусства вечного ты с Запада идешь:
И раздвигается вдоль Севера граница
Так, если некогда китайским языком
Заговорят тобой в мир вызванные лица,
Мы за тобой в Китай с Европою пойдем.
Это было сказано более тридцати лет тому назад и оказалось пророчеством, которое ныне начинает сбываться.
IV
В ранние годы надежды нашего поэта на лучшую будущность для человечества были связаны с его юношеской безотчетною верою во всемогущество науки:
Царство науки не знает предела,
Всюду следы ее вечных побед
Разума слово и дело,
Сила и свет.
...............................
Миру как новое солнце сияет
Светом науки, и только при нем
Муза чело украшает
Свежим венком {14}
Но скоро та же муза разрушила в нашем поэте это наивное поклонение мнимому царству науки, которая на самом деле только познает то, что бывает, а не творит то, что должно быть; он понял, что "мир с могущественной
164
ложью и бессильною любовью" может быть спасен и обновлен лишь иною, вдохновляющею силой - силой нравственной правды и верою "в Божий суд или Мессию":
С той поры, мужая сердцем,
Постигать я стал, о Муза,
Что с тобой без этой веры
Нет законного союза {15}.
Чем более зрелою становится поэзия Полонского, тем явственнее звучит в ней религиозный мотив, хотя и в последних стихотворениях выражается более стремление и готовность к вере, нежели положительная уверенность.
Жизнь без Христа - случайный сон.
Блажен, кому дано два слуха,
Кто и церковный слышит звон,
И слышит вещий голос Духа {16}.
И то и другое слышнее в тихий вечер жизни. Все обмануло, все прошло, остается только вечность и ее земной залог:
На все призывы без ответа
Уходишь ты, мой серый день,
Один закат не без привета,
И не без смысла эта тень.
...................................
Я к ночи сердцем легковерней,
Я буду верить как-нибудь,
Что ночь, гася мой свет вечерний,
Укажет мне на звездный путь.
Чу! колокол... Душа поэта,
Благослови вечерний звон!
...........................................
И жизнь и смерти призрак - миру
О чем-то вечном говорят,
И как ни громко пой ты,- лиру
Колокола перезвонят {17}.
Откуда, однако, это соперничество? И зачем подходить слишком близко к колокольне? Пусть поэт слушает колокола на том расстоянии, на котором их звон трогает, а не оглушает, и пусть его лира поет о том же вечном, о чем звенят и они. Между духом, говорящим в лучших произведениях Полонского, и голосом истинной религии, конечно, нет никакого противоречия, и наш славный поэт может с доброю совестью благословлять вечерний звон, с которым так хорошо гармонирует его неослабевающее вдохновение.
165
V
Индивидуальностью у каждого поэта,- как и у всякого другого существа,мы называем то, что свойственно ему исключительно, в чем у него нет ничего общего с другими. Это есть та, совершенно особенная, своеобразная печать, которая налагается существом на все, ему принадлежащее,- у поэта, в частности,- на все, что становится предметом его творчества. Ясно, что в каждом единичном случае, для _этого_ поэта, например, его индивидуальный характер, как не выражающий никакого общего понятия, вовсе не может быть определен словами, точно описан или рассказан. Индивидуальность есть _неизреченное_, или _несказанное_, что только чувствуется, но не формулируется. Оно может быть только закреплено собственным _именем_, и потому первобытная мудрость народов видела в имени выражение самой глубочайшей сущности, самой подлинной истины именуемого предмета.
Поэтому, если говорят,- как это приходится иногда слышать и читать,что задача критики есть воспроизведение _индивидуальности_ разбираемого писателя, то это явное недоразумение. Критика есть во всяком случае _рассуждение_, а прямым содержанием рассуждения не может быть то, что не выражается в общих понятиях. Воспроизводить индивидуальное само по себе есть дело не критика, а поэта; да и то, если это поэт по преимуществу лирический, то он рискует при этом выразить более свою, нежели чужую, индивидуальность. Так, например, в прекрасном стихотворении Я. П. Полонского о Тютчеве, приведенном в начале моей статьи ("Оттого ль, что в Божьем мире красота вечна..."), хотя чувствуется в некоторой мере индивидуальность Тютчева, но еще более отражается индивидуальность самого Полонского.
Прямая задача критики,- по крайней мере философской, понимающей, что красота есть ощутительное воплощение истины,- состоит в том, чтобы разобрать и показать, что именно из полноты всемирного смысла, какие его элементы, какие стороны или проявления истины особенно захватили душу поэта и по преимуществу выражены им в художественных образах и звуках. Критик должен "вскрыть глубочайшие корни" творчества у данного поэта не со стороны его психических мотивов - это более дело биографа и историка литературы,- а главным образом со стороны объективных основ этого творчества или его идейного содержания.
166
Что же касается до единичной и единственной в своем роде индивидуальности данного поэта, налагающей свою _несказанную_ печать на его творчество, то ее можно только отмечать, указывая на те произведения, в которых эта индивидуальность чувствуется с наибольшею ясностью и полнотою {18}.
Вот, например, "Зимний путь" Полонского:
Ночь холодная мутно глядит
Под рогожу кибитки моей;
Под полозьями поле скрипит,
Под дугой колокольчик гремит,
А ямщик погоняет коней.
............................
Мне все чудится, будто скамейка стоит,
На скамейке старуха сидит,
До полуночи пряжу прядет,
Мне любимые сказки мои говорит,
Колыбельные песни поет.
Или, например, это ("Качка в бурю"):
....................................
Снится мне: я свеж и молод,
Я влюблен, мечты кипят...
От зари роскошный холод
Проникает в сад.
Скоро ночь,- темнеют ели...
Слышу ласково-живой
Тихий лепет: "на качели
Сядем, милый мой!"
Стан ее полувоздушный
Обняла моя рука,
И качается послушно
Зыбкая доска...
..............................................
Или, наконец, вот это ("Колокольчик"):
Улеглася метелица, путь озарен...
Ночь глядит миллионами тусклых очей.
Погружай меня в сон, колокольчика звон,
Выноси меня, тройка усталых коней!
Мутный дым облаков и холодная даль
Начинают яснеть: белый призрак луны
Смотрит в душу мою и былую печаль
Наряжает в забытые сны.
То вдруг слышится мне,- страстный голос поет,
С колокольчиком дружно звеня:
"Ах, когда-то, когда-то мой милый придет
Отдохнуть на груди у меня!
167
У меня ли не жизнь! Чуть заря на стекле
Начинает лучами с морозом играть,
Самовар мой кипит на дубовом столе
И трещит моя печь, озаряя в угле
За цветной занавеской кровать...
У меня ли не жизнь! Ночью ль ставень открыт,
По стене бродит месяца луч золотой;
Забушует ли вьюга,- лампада горит.
И, когда я дремлю, мое сердце не спит,
Все по нем изнывая тоской!"
То вдруг слышится мне,- тот же голос поет,
С колокольчиком грустно звеня:
"Где-то старый мой друг? я боюсь,- он войдет
И, ласкаясь, обнимет меня!
Что за жизнь у меня! - И тесна и темна,
И скучна моя горница: дует в окно...
За окошком растет только вишня одна.
Да и та за промерзлым окном не видна
И, быть может, погибла давно..."
.....................................
Всякий согласится, что в этих трех образчиках индивидуальности поэта чувствуется с полною ясностью, что никто, кроме Полонского, не мог бы написать этих стихов,- и, однако, пусть кто-нибудь попробует определить, описать или рассказать эту индивидуальную особенность, которою они запечатлены! Можно, конечно, указать разные признаки, как-то: соединение изящных образов и звуков с самыми прозаическими представлениями; например, в первом стихотворении "рогожа кибитки", а в последнем "дует ветер в окно"; затем - смелая простота выражений, как во втором примере "я влюблен"; далее можно указать, что во всех этих стихотворениях выражаются полусонные, сумеречные, слегка бредовые ощущения. Такие указания будут совершенно верны, но совершенно недостаточны; ибо, во-первых, все эти признаки можно найти и у других поэтов, а, во-вторых, у Полонского найдутся стихотворения также типичные, но в которых _эти_ особенности _не_ замечаются, например:
Пришли и стали тени ночи
На страже у моих дверей,
Смелей глядит мне прямо в очи
Глубокий мрак ее очей - и т. д. {19}.
Или:
Ты, с которой так много страдания
Терпеливой я прожил душой,
Без надежды на мир и свидание
Навсегда я простился с тобой.
Но боюсь, если путь мой протянется
168
Из родимых полей в край чужой.
