Не очень важно, под какими лозунгами эти интересы предавались. Важно реальное состояние дел: несколько олигархов и сегодня продолжают как бы управлять страной, хотя за нитки давно дергают внешние игроки, при этом народ нищает, а часть его оказалась на грани выживания. Что будет с Украиной дальше?
Виталий Захарченко:
Будет формироваться движение сопротивления — вначале стихийно, а потом все более организованно, массовое движение людей за выживание в условиях олигархического разграбления страны и народа. Просто так умереть от голода, холода и болезни, очистив от себя свою землю, украинцы не согласятся.
Заметьте, не случайно даже Порошенко заявляет сегодня о деолигархизации, хотя выговаривает слово с большим трудом.
К сожалению, сегодня на Украине еще нет политической силы, способной осознать истинное положение вещей и возглавить протестное движение, но такая сила обязательно появится. Потому что история Украины не может закончиться уничтожением страны — она продолжится, несмотря на ужас сегодняшнего положения.
Сергей Хелемендик:
Я хочу задать главный вопрос, который мучает сегодня сотни миллионов людей в нашем мире, не может не мучить и вас: почему с Украиной случилось все то, что случилось? Богатейшая страна, образованные, красивые люди, огромное экономическое и политическое наследство СССР, выгодное геополитическое положение, прекрасный климат, бесконечные запасы бесценного чернозема — и вот кровь, голод, разруха, хаос, а при худшем сценарии перспектива стать ареной большой европейской, возможно, мировой войны, перспектива полного уничтожения страны и народа… Где и когда произошла роковая ошибка?
Виталий Захарченко:
Эта роковая ошибка сегодня очевидна, но о ней пока еще боятся говорить вслух.
Катастрофа Украины началась с внешне простых и как бы безвредных, но крайне разрушительных идей, которые были предложены и, самое печальное, были приняты большой частью украинского общества.
Идея первая: Украина — это не Россия, тем более не СССР, а что-то совсем другое, с новой, особенной судьбой, нечто, обреченное на радость жизни и процветание именно потому, что это новое решительно рвет с Россией, СССР и ставит жирный крест на всей своей истории.
Идея эта не нова, отрывать Украину от России начали сотни лет назад, причем у этого всегда были практические цели, например присоединить части Украины к Австро-Венгрии, что иногда удавалось.
Формулировка «не Россия» означала последовательное идейное и программное отрицание всего русского, некая умозрительная черта, которую кто-то подвел под нашей тысячелетней историей и сказал, что эта черта последняя и окончательная, что общая история Украины и России закончилась.
Потом началось постепенное формирование фантасмагорического тезиса о превосходстве «культурных, цивилизованных» украинцев над «дикими» русскими варварами.
И наконец, фатальной стала идея: Украина — это анти-Россия, Украина будет воевать с Россией и победит Россию, причем поразительно быстро был сформирован образ России как врага. И смыслом существования Украины, таким образом, стала борьба с Россией.
Эту горькую истину необходимо как можно глубже осознать, ее надо постоянно повторять и подчеркивать: Украине предложили — и она приняла! — саморазрушительные (может быть, кто-то скажет еще суровее), самоубийственные идеи. Ничем иным, как самоубийством, нельзя назвать войну с Россией, к которой Украину уже годы подталкивают со всех сторон…
Таковы основные причины трагедии страны — разрушительные, самоубийственные идеи были привиты новому государству Украины, и эти идеи уже отчасти реализованы.
ГЛАВА 2. Как из евроинтеграции получился укрофашизм
Сергей Хелемендик:
Есть некий странный консенсус, навязанный всему миру, отчасти России и особенно Украине, о том, что украинцы вдруг массово стали ненавидеть русских. Я с этим абсолютно не согласен!
Вы — обладатель классической украинской фамилии, я — человек с редкой украинской фамилией, которая распространена в Запорожской области. Давайте порассуждаем вслух на тему, что значит сегодня быть русским или украинцем. До недавнего времени все казалось очень просто, а теперь вдруг сложно. Вы русский или украинец? Вы как себя понимаете?
Виталий Захарченко:
Хороший вопрос. Отвечу на него, так сказать, на личном примере. В 16 лет я пошел получать паспорт. В советские времена, как вы помните, в паспорте указывалась национальность. Вернулся домой и говорю маме: «Получил паспорт!», она мне: «Молодец!» Говорю ей: «Мама, там спросили, какую национальность в паспорте записать». — «И как ты себя записал?» — «Украинец». — «Вот как странно… Я родом из Белгородской области, девичья фамилия Сидорова, отец твой — из Ленинграда. И он, и я русские, а ты — украинец…»
Сергей Хелемендик:
В 16 лет я принимал такое же решение. Причем в то время можно было записать, что ты нанаец, китаец или перуанец — интернационализм в действии был. Но я тоже сказал, что украинец, так и было записано. Хотя получал паспорт в Москве. Вы же выросли и прожили большую часть жизни на Донбассе, который Украиной стал относительно недавно, и неизвестно, будет ли ею в будущем. Вы себя сегодня определяете как русского или украинца?
Виталий Захарченко:
В 16 лет я принимал решение исходя из того, что идентифицировал себя как человека, который проживает на определенной территории, называющейся Украиной и входящей в состав Советского Союза. Я так и пояснил маме: «Мама, ну я же живу на Украине».
То есть национальная идентификация была прежде всего географической, а не этнической. Для меня, тогда еще юноши, слово «украинец» не было связано ни с национальным происхождением, ни тем более с определенной идеологией, которая сегодня берется за основу этого понятия.
Теперь о том, есть ли какое-то противостояние между украинцами и русскими на территории Украины. Происходящее сегодня нужно рассматривать в динамике и исторической перспективе, ведь идея особенной идентичности украинского народа, его отличия от других славянских народов появилась не вчера. Такие попытки национального обособления украинцев от русских начались еще в конце XIX века.
Новая редакция идеологии национальной обособленности нашла свое воплощение на Украине после распада СССР. Основной идеей самого существования государства стала мысль, что исторические дороги Украины и России разошлись отныне навсегда. То есть произошел своеобразный «конец общей истории», и теперь безальтернативным вариантом развития и существования украинского государства может быть только некая национальная идея с акцентом на радикальный национализм.
В соответствии с этой идеологией априори заявлялось, что на Украине проживает единый народ, который говорит на одном языке, имеет общую историю. Хотя это не совсем так и даже совсем не так.
И когда на уровне руководства страны все это стало поддерживаться, одна часть народа начала считать, что у них ценности «правильные», а другая часть, которая не могла поддерживать такую идею, оказалась надолго дезориентированной, как бы растерянной.
Особую роль в утверждении такого подхода сыграл вопрос единственного государственного языка. Как юрист и человек, который защищал кандидатскую диссертацию по государственному управлению, хотел бы подчеркнуть: принятие закона о единственном государственном языке означало, что на госслужбе может служить только человек, владеющий государственным языком. То есть в органах власти и управления, в прокуратуре, в милиции, в суде, в службе безопасности Украины, в армии (на офицерских должностях) могут служить только те, кто в совершенстве владеет украинским языком. Для тех же, кто им не владеет (или, по мнению «блюстителей чистоты языка», владеет недостаточно), доступ в эти структуры закрыт. По своей сути это дискриминация всего русскоязычного населения Украины, с нее все и начиналось.
Показательно, что первым делом после государственного переворота хунта отменила пусть и «ущербный», но все же действующий закон о региональных языках. Это на заметку тем, кто лживо вещает о том, что языковый вопрос не важен и надуман.
При этом очевидно, что миллионы граждан Украины исторически не могли быть носителями государственного языка в силу того, что на их территории на украинском языке никто не говорил.
Сергей Хелемендик:
На Донбассе, например.
Виталий Захарченко:
Да, например, на Донбассе.
Сергей Хелемендик:
А в каком возрасте вы начали «розмовляти на украинской мове»?
Виталий Захарченко:
В 34–35 лет, когда учился в магистратуре Академии управления Министерства внутренних дел Украины и столкнулся с тем, что преподавание ведется на украинском, магистерскую работу необходимо было написать и защитить тоже на украинском языке.
