Телефон перерезали, дверь в квартире поджигали. В итоге пришлось срочно переехать на правительственную дачу. Были и забавные, мальчишеские вещи. С подачи Володи Лопухина, тогдашнего министра топлива и энергетики, нам выдали пистолеты. Помню, как пришел с ним к жене и гордо говорю, что теперь мы защищены. Она закатила истерику и потребовала немедленно убрать его из дома. Я его положил в сейф в Минэкономики и так и не доставал. А Лопухин ходил с пистолетом и, когда мы где-нибудь заседали, он его клал в вазу.
— Как встретили провал путча?
— По-русски — организовали в институте празднование. А в конце августа — начале сентября уже начали работать над экономической реформой.
— За какую часть программы вы отвечали?
— Хороший вопрос… Среди прочего я отвечал за механизмы либерализации цен, сокращение оборонного заказа, инвестиции — за эту часть финансовой стабилизации и нормализации бюджета. Осенью накануне V съезда Бурбулис отправился к Ельцину с нашими предложениями. Борис Николаевич попросил подготовить ему доклад на основе нашего плана. Он с ним выступил на съезде, и депутаты предоставили ему чрезвычайные полномочия.
— Кто, кроме Гайдара, рассматривался на расстрельную должность?
— Было предложено несколько вариантов. Сначала предполагалось, что Гайдар станет просто экономическим советником Ельцина. Был вариант, при котором Полторанин становился министром-координатором, а мы — председателями каких-то комитетов. Естественно, мы от этого отказались.
В общем, через некоторое время Бурбулис пошел со списком правительства к Ельцину, и тот утвердил его.
Сначала мы создали монстра — Министерство экономики и финансов. Гайдар стал министром, а я его первым замом. Эта конструкция себя не оправдала, поскольку объединяла под одной крышей два абсолютно разных ведомства. В итоге в феврале 92-го их разделили, и я стал министром экономики. Минфин занялся подготовкой бюджета, нашей задачей было сделать прогноз для подсчета его основных финансовых параметров. Вдобавок я занимался поиском способов максимального сокращения всевозможных госпрограмм, чтобы мы могли как-то свести концы с концами.
— Основное урезание пришлось на армию?
— С армией получилась интересная история. Положение усугублялось еще и тем, что содержание почти всей бывшей Советской армии, формально являвшейся Объединенными вооруженными силами СНГ, легло на российский бюджет. Стали работать над оборонным заказом. Первое, что обнаружилось: сократить вроде как ничего нельзя. Мы же не можем урезать норму питания, норму обмундирования. Казармы надо отапливать, освещать. Единственное, на что можно было пойти для сокращения текущих расходов, — сокращать саму армию. Ельцин с этим согласился. Масштабному сокращению подвергся оборонный заказ. Мы старались хоть как-то сохранить финансирование НИОКР. В частности, осталась нетронутой программа ракетного комплекса «Тополь-М», который сейчас является основой сил ядерного сдерживания.
В ряде случаев мы были вынуждены заказывать несколько экземпляров вооружений просто для того, чтобы сохранить технологии. Помню, как на «Омсктрансмаше» серийных танков вообще заказано не было после того, как выяснилось, что у них там полтайги заставлено никому не нужной продукцией. Но мы им заказали два экземпляра перспективного танка «Черный орел».
— Наверняка генералы на вас имели зуб...
— То, что приходилось делать, было возможно только в революционное время. Тронуть ВПК — такого ни один генсек себе не позволял! Когда мы все подсчитали, выяснилось, что на закупки вооружений в новом году можно потратить 5 миллиардов рублей в тех ценах. При этом военные пришли ко мне с предложением выделить 60 миллиардов, но оговорились, что готовы ужаться до 45. Я помню это совещание в Госплане, мрачная была обстановка, которая усугублялась жуткими сталинскими интерьерами — мебель, лампы. Мы сидели за огромным столом для совещаний, я был во главе, а напротив сидели многозвездочные генералы, человек двадцать. Они мне — 45, я им — 5. В итоге все закончилось через 10 минут, поскольку быстро договориться при таком разбросе цифр мы не могли в принципе. Генералы пошли жаловаться на меня президенту, но в итоге Ельцин поддержал нас. Сошлись, кажется, на сумме 7,5—8 миллиардов.
— Что тогда шло в бюджет в виде доходов?
— Одно из наших главных достижений — введение НДС. В условиях высокой инфляции прямые налоги не работали. Прибыль ведь появляется в будущем по итогам налогового периода. Пока предприятия ее получат, деньги уже успевают обесцениться. А косвенные налоги вроде НДС растут пропорционально инфляции.
— И какой дефицит получался?
— Когда мы пришли, 33—35 процентов ВВП. Тогда бюджет делался поквартально, поскольку нельзя было прогнозировать дальше из-за инфляции. Сначала мы смогли урезать дефицит до 20 процентов, потом до 12 процентов с каждым кварталом.
— Одна из главных страшилок того времени — угроза голода в крупных городах. Миф?
— Мягко говоря, изобилия не было уже к моменту нашего прихода, в стране ощущался острейший дефицит продуктов первой необходимости. Помню, как в ближайшем к дому гастрономе я мог купить в день назначения в правительство только банку аджики... На мой взгляд, реальная проблема голода могла возникнуть в крупных городах. Провинция из централизованных ресурсов не кормилась. Она жила с приусадебных участков, колхозного рынка, работала местная кооперация.
Все крупные города были на централизованном снабжении, а оно пребывало в состоянии полного коллапса. Дело не в отсутствии зерна, хотя невозможность его импортировать резко сокращала ресурсы именно для снабжения крупных городов, а также животноводства. Крестьяне отказывались сдавать зерно по тем ценам, которые им предлагались. Тогда и возникли все эти авантюры с чеками «Урожай-90»... Было даже выдвинуто наивное предложение платить им иностранной валютой. Вот только ее совсем не было. На какой-то момент валютные резервы самого правительства составляли 25 миллионов долларов. При этом после путча иностранные кредиты были нам закрыты.
Так что голодомор вряд ли случился бы, но резкое ухудшение рациона должно было произойти — это факт. В частности, могло иметь место серьезнейшее урезание белкового компонента.
— Это правда, что вы корабли с продовольствием разворачивали?
— Да, в Питере в один момент зерна осталось на несколько дней. Все крупные свиноводческие и птицеводческие комплексы были на завозном зерне, которого не стало. Пришлось заворачивать корабли, шедшие в другие города — в Мурманск, например. Открывали стратегические резервы. Если бы не эти меры, в Петербурге голод стал бы неминуем. Помню, как Владимир Владимирович Путин, будучи в то время главой комитета по внешним связям мэрии Санкт-Петербурга, прислал в правительство докладную записку. Так вот содержание этой записки было примерно таким: докладываю, что сверх установленной квоты гуманитарной помощи удалось получить дополнительно 60 тонн мясных консервов (для животных)... Вот вам иллюстрация положения! Армию вообще приходилось кормить бундесверовскими консервами, в том числе и просроченными.
— Серьезные проблемы ведь были и с национальными республиками…
— Первые такие проблемы возникли с Татарией, которая заявила о своем полном экономическом суверенитете и возможном выходе из состава России. У нас состоялись тогда мучительно тяжелые переговоры. Может, часть националистически настроенной элиты реально подумывала о выходе, но для Шаймиева и его окружения было важно наложить лапу на нефтяные доходы края. На этом я и сыграл.
— У них были козыри в рукаве?
— Основная дискуссия возникла вокруг нефти. Татария добывала тогда порядка 28 миллионов тонн в год. Речь шла о том, как будут распределяться доходы от продажи. Для нас же нефть была крайне важна, поскольку являлась фактически единственным крупным источником валюты. Как, собственно, и сейчас. Мы начали торговаться. Я поставил вопрос так: на нас висит внешний долг, который мы проедали все вместе. С бывшими союзными республиками мы договорились, что будем обслуживать его вместе. Хорошо, если вы хотите отделиться, примите свою часть долга. Договорились, что в счет этого нам какая-то часть их нефти отходит.
Идем дальше. У вас нефть сернистая, она никуда не годится, ее надо разбавлять легкой тюменской нефтью, иначе при транспортировке ваше сырье все разъест. Вы тюменскую нефть будете потреблять? Тогда в счет этого своей плохенькой отдайте побольше! Справедливо? Справедливо.
А транспортировка? Это ведь наши трубы. Тут у татар возник контраргумент, что, мол, они купят танкеры и потом по Волге будут гонять нефть вплоть до Ирана. Отличная идея, говорю я, но только Волга пока не выходит из состава России, извольте оплатить тонно-километры вплоть до Каспия. И так далее. А обороноспособность как собираетесь поддерживать? Вы же не будете создавать новую армию и наверняка захотите остаться под нашим ядерным зонтиком. Так я с ними доторговался до того, что Татария из 28 миллионов более половины отдавала нам, но при этом я снял их с централизованного снабжения. В итоге республика осталась в составе России.
