Реалистичный вариант вижу только один – купить Путину, Медведеву, Бортникову и Нургалиеву проездные билеты на метро (хотя бы на полгода), чтобы десятки тысяч людей, обеспечивающие их безопасность (плюс космическая, радиоэлектронная и прочая разведка) – одновременно работали и на миллионы простых людей, едущих в метро. Чтобы они, охраняя их бесконечно дорогие для народа задн… (простите – жизни), защищали и нас с вами. Хотя бы попутно. Смею вас уверить – московская подземка была бы самой безопасной в мире.
Олег Игнатьев ЕСЛИ ВЕРИШЬ В ЧУДО
Ольга Шевчук. Колесница надежд. Записки на чемоданах. М., "У Никитских ворот", 2009
Сразу скажу, повесть-воспоминания Ольги Шевчук – произведение дерзновенное: исповедальное.
Решиться на исповедь может только крепкий духом человек, большой, зрелый талант. Каждый человек знает, что нет ничего мучительней личного опыта и он же, возможно, не догадывается, что нет ничего противоречивей быстро текущей и крайне изменчивой действительности, без верной характеристики которой личный опыт может показаться откровенно пресным, заимствованным, списанным с известных образцов. И любой серьёзный писатель, прежде чем браться за исповедальную прозу, не один раз в себя заглянет и подумает: а справлюсь ли? Одно дело крутить сюжет, лепить характеры по наитию, сообразуясь со своим пониманием художественности текста, и совсем другое обрекать себя на многолетнюю "каторгу чувств" по выражению Сергея Есенина.
Настоящей выстраданной честной прозы сегодня так мало, что невольно дорожишь каждой строчкой, фразой. Всё на месте. Все подчинено одной неоспоримо важной цели: читателю должно быть интересно! А что может быть интереснее исповедально-захватывающих откровений и "сердца горестных замет" молодой женщины, к тому же поэтессы?
"Я мечтала о большой любви", – едва ли не с первых страниц своей повести признаётся Ольга Шевчук, начиная разговор о наболевшем: о своём времени, о талантливых друзьях, учителях, и о своей женской судьбе в книге "Колесница надежд", имеющей подзаголовок "Записки на чемоданах".
Да, были в своё время булгаковские свидетельства "на манжетах", но в них преобладает зубоскальство, желание лягнуть растерянного обывателя, хихикающий тон фельетониста, чего и в помине нет в книге Ольги Шевчук. Всё-таки она поэт, человек большой души: открытой, жертвенной, ранимой. Возвращение в прошлое, каким бы оно ни было, занятие не из легких. Трудно, горестно, а порой и слёзно-обидно бередить старые раны, мучительно больно сдирать намертво присохшие, пропитанные кровью сердца бинты охранительной забывчивости, продиктованной необходимостью жить в этом мире. И даже не жить, что было бы просто чудесно, а банально выживать в условиях либеральной деспотии, обречённо размышляя, как сохранить себя, свою семью, детей, рождённых и зачатых? Как не потеряться в мире фальши, алчности и злобы; наконец, как, будучи русской поэтессой, приехавшей из Ташкента в Москву для получения второго высшего – писательского! – образования накануне распада СССР, вернуться в Россию после крушения державы?
Здесь, в Москве, Ольга познакомилась с целой плеядой молодых самобытных писателей, родившихся в первое послевоенное десятилетие и по трагичес- кой случайности (распад СССР) оказавшихся под костоломным колесом "спасительного рынка". Она очень верно назвала свою повесть: "Колесница надежд". Колесо, колесовать… Жуткие ассоциации. Жуткие, как сама "жизнь" в постсоветской "независимой" России. Где Ольга со своей семьёй откровенно бедст- вовала. Мучилась. Но рук не опускала.
Что подпитывало её, откуда она черпала силы для отстаивания своего человеческого и творческого "я"? Из родника любви, я думаю. Талант – это всегда любовь. Всё остальное подделка, если вспомнить выражение Юрия Кузнецова, ведшего семинар поэзии на ВЛК в этот период. Сама Ольга Шевчук училась в семинаре прозы у Эрнста Ивановича Сафонова, возглавлявшего в то время, вплоть до своей преждевременной смерти, популярный еженедельник "Литературная Россия", в котором Ольга неоднократно публиковала свои оригинальные стихи.
Да, любовь и только любовь давала молодой писательнице силы в то суровое, перевёртышное время.
"Кто может писать, обязан выкладываться в каждом своём произведении". Каким бы оно ни было, малым или большим по форме, трудным по материалу или относительно лёгким. Ольга Шевчук написала о том, о чём никто до неё не писал: о себе лично и близких ей по духу и творчеству людях. Стиль повествования подчинён главной задаче: донести до читателя живую правду времени с её диктатом самоотчуждения.
Государство погребло под своими обломками бесчисленное количество человеческих судеб. "Почему такое могло случиться?! – недоумевает писательница. – Почему послевоенное, чрезвычайно талантливое поколение вымирает, гибнет, оказавшись невостребованным?"
Поэзию объявили вредоносной, ибо нерентабельна (полная чушь! власть всегда боялась поэтического слова, как всякая нечисть боится солнечного света), прозу обязали быть коммерческой, критику "выше" послали… в Интернет. Бабло на бочку! Политики организовывают хаос, играют в кости. Патриотов – к ногтю! Как дальше жить, никто не знает, кроме двух-трёх олигархов, да и те, похоже, не уверены в себе. И в этом бедламе, дурдоме, в либеральном околотке с его пыточной системой выживания, хрупкая, полуголодная, почти невменяемая от свалившихся на неё бед и утрат женщина пишет стихи, делает записи, которые через восемнадцать лет лягут в основу её повести-воспоминаний.
"Колесница надежд" – это серьёзные раздумья, выстраданное мировоззрение, большой и кропотливый труд. Нет ничего серьёзнее и нет ничего труднее написания автобиографического произведения, повести-исповеди, возведения своеобразной Пирамиды Памяти и её достойной облицовки. Под "облицовкой", если вольно трактовать этот строительный термин, я понимаю зримые портреты современников, написанные с мастерски-точной передачей человеческих характеров. Наша память избирательна, но книга Ольги Шевчук говорит о том, что память писателей, родившихся в первое – послевоенное! – десятилетие, наследственно-страдательна, и это нас объединяет. Мы не просто подавали надежды, мы реально работали в литературе. Не зря великий русский поэт Юрий Кузнецов сказал: "Все вы достойны как авторы".
А он, как известно, был скуп на похвалы.
Наше вээлкашное содружество распалось не по нашей воле. И, быть может, книга Ольги Шевчук "Колесница надежд" станет тем магнитом, что соберет воедино тех, кто ещё жив, кто подаёт "позывные" в ледяных и южных широтах новой России. Николай Гайдук обосновался в Норильске, Владимир Бутромеев – в Подмосковье, Мария Бушуева, Турсынай Оразбаева живут в Москве, Владимир Галкин вернулся в Новосибирск, Сергей Поляков – на Урал, Игорь Тюленев трудится в Перми. Однокашники из республик Средней Азии и Украины весточек не подают, да и не о них, в конце концов, идёт речь в книге "Колесница надежд". Прежде всего эта книга о всепоглощающей и жертвенной любви самой Ольги Шевчук, о её трудной, непростой судьбе.
Цельность характера, верность своим идеалам, ничем неистребимое желание жить в ладу с самой собой, не торговать своими убеждениями позволили Ольге Шевчук влиться своей прозрачно-чистой повестью в русло большой полноводной реки русской литературы, текущей в крутых берегах совестливости и новозаветных преданий. Талант у нее яркий, честный, удивительный. Она идёт своим путем, на чужой след не сбивается. Поэтому и радостно за неё, и тревожно. Сложно в наше время отстаивать свои гражданские позиции. Почти невозможно вслух говорить о своих проблемах, радостях и бедах. А Ольга это делает. С яростной надеждой на перемену жизни к лучшему, обустраивая обретённый ею дом. Кто скитался по "общагам" и вокзалам, мыкался по чужим куткам, обивал пороги богаделен и присутственных контор, тот поймёт весь ужас неустройства, бесприютности писательницы и её семьи.
Нет в мире людей, которые хотя бы раз в жизни не пожалели себя. Большинство женщин делает это постоянно. Ольга Шевчук не привыкла жаловаться. Она терпелива, дальновидна, по-женски мудра. Может быть, поэтому она так сосредоточена в творчестве и работоспособна.
Тот, кому много надо сказать, бережливо относится к слову и к своим чувствам.
"Колесница надежд" – настоящий шедевр женской исповедальной прозы. Безупречный по стилистике и глубине постижения мира.
Что есть живее самой жизни? Ничего. Поэтому и радостно за Ольгу Шевчук: живую книгу она написала!
