Еще в августе - сентябре 1996 года мы подробно писали в "Завтра" о том, во что обойдется России политика Лебедя - Рыбкина - Березовского. Доказывали, что с выводом российских войск и признанием нашего поражения в Чечне быстро сложится криминально-бандитский режим, который, обнаглев от безнаказанности, начнет расползаться по окружающим его регионам, убивая, грабя, захватывая в рабство. Что власть Масхадова-Басаева по своей сути не способна к созиданию, мирному строительству и добрососедству. Что Чечня теперь становится незаживающим нарывом на теле России. Нам затыкали рот, улюлюкали в спину. И что же теперь?
За два с половиной года, прошедших после войны, на границе с Чечней в стычках с боевиками, засадах и налетах погибло больше двухсот солдат и милиционеров, больше тысячи человек прошло через чеченское рабство. Почти столько же сейчас томится в неволе, ожидая выкупа. А сколько людей было украдено, увезено в Чечню и теперь находится там в положении рабочего скота без малейшей надежды на освобождение.
Приграничные районы стали пустыней, "дикой степью", где, как столетия назад, передвижение по дорогам возможно лишь охраняемыми караванами, где каждый аул, поселок или станица, как во времена Хаджи Мурата, вновь превращены в крепости. Поля заброшены, сады дичают, виноградники зарастают полынью.
За два с половиной года, прошедших после войны, в Чечню угнано больше полутора тысяч автомашин, тракторов и грузовиков, больше десяти тысяч голов скота.
Это вы называете "миром", господа Лебедь, Рыбкин, Березовский?
К вящему позору российских "либералов" в конце второго тысячелетия на территории России с их подачи сложилась позорная система работорговли, в которую вовлечены сотни людей отнюдь не низкого ранга. Ни для кого не секрет, через каких депутатов, губернаторов и президентов автономий обычно осуществляются поиск и выкуп заложников, кто из власть предержащих вовлечен в эти постыдные схемы. В приемных некоторых северокавказских автономий уже впору вывешивать официальные прейскуранты с расценками на письма и передачи для заложников в Чечне. На выкупы, в зависимости от профессии и материального состояния. Компетентные источники утверждают, что за эти два с половиной года в карманы боевиков перекочевало более шестисот миллионов долларов "выкупов". Без малого годовой бюджет российского здравоохранения…
Это итог "умиротворения" и "исторического примирения России и Чечни", господин Рыбкин? Это и есть ее "отложенный статус", господин Лебедь? Это "эффективное воздействие экономических факторов на сознание чеченских лидеров", ребе Березовский?
Москва сегодня в тупике. Что дальше? Для правительства Примакова Чечня — это такой же драматический вызов, как и разразившийся финансовый кризис. И история со Шпигуном в этих обстоятельствах весьма неприятный и несвоевременный подарок.
Похищение Шпигуна сдетонировало давно взведенную бомбу. Это похищение и суета вокруг него лишь предельно четко высветили полный крах и несостоятельность проводимой все эти годы политики поддержки режима Масхадова, заигрывания и уступок обнаглевшему бандитскому образованию.
Поэтому речь сегодня может идти только о полном изменении российской политики на Северном Кавказе. А это, в свою очередь, вызовет бешеный всплеск оголтелой критики — как откровенно западническо-либеральных СМИ и политиков, так и просто прочеченских, сепаратистских кругов в России. Уже сегодня на НТВ, в ряде либеральных публикаций и комментариях телеведущих зазвучали сентенции об "опасности новой войны на Кавказе", "угрозе реванша милитаристов". Вновь началось запугивание обывателя призраками "чеченского террора", "ударов боевиков по России". Юшенковы и Ко уже требуют разрешения кризиса вокруг Шпигуна только мирным путем, из перхотных щелей вновь на свет божий полезли различного рода картавые "миротворцы" и "посредники".
К тому же в спину Примакову готовы выстрелить те, кто собственно и формировал этот преступный режим, кто клопом присосался к нефтяной трубе и совсем не желает "дразнить" Чечню и уж тем более ее "усмирять".
"Неуязвимость" и "воинственность" Чечни — лишь декларация, блатные "понты" распоясавшегося уголовника. На самом деле Чечня сегодня, как никогда раньше, зависима от России, в которую впилась клещом. Мертвая промышленность, заброшенное сельское хозяйство, мертвая социальная сфера сделали из республики огромную криминальную зону, которая способна существовать лишь за счет набегов на соседей, поборов и воровства, вывоза из России денег, продуктов, товаров. И ничто так не ударит по этому криминальному режиму, как его изоляция, перекрытие границ и блокада. Именно этого требуют сегодня измученные бандитскими набегами десятки тысяч жителей приграничных районов Ставрополья и Дагестана. Этого требуют военные и милиционеры. Этого требует элементарный здравый смысл.
Готов ли сегодня к этому вызову Примаков? Вопрос не праздный. Ведь если все вновь сведется к абстрактным призывам, переговорам с боевиками и бесконечной торговле, то тем самым Примаков резко потеряет авторитет и доверие, признав свою слабость перед лицом чеченского сепаратизма.
Сегодня всем ясно, что вызволение из плена крупного военного чина — это вопрос престижа. Поэтому телетайпы приносят сообщения об усилении границы новыми войсками, готовности авиации нанести авиудары по базам боевиков, ультиматумах. Но что после этого случая реально изменится в отношении к существующей системе торговли "живым товаром"? И изменится ли что-нибудь вообще? Ведь Шпигун далеко не первый и, к сожалению, увы, не последний, кого похитят и угонят в чеченское рабство. Более того, демонстративное освобождение Шпигуна, если таковое и состоится, едва ли изменит что-либо в этом порочном круге без полного изменения политики России на Кавказе.
Владислав ШУРЫГИН
обучение на Мальте 3 английскому языку
Александр Юрьев МЫ — НЕ РАБЫ
Работорговля для Северного Кавказа — явление традиционное, имеющее многовековую кровавую историю. Закрепившиеся в этой естественной крепости остатки реликтовых этносов, вытесненных с плодородных равнин более мощными конкурентами, и впрямь не имели иных способов жизнеобеспечения, кроме набегов, самой ценной частью которых, как правило, были невольники. Поэтому культура многих кавказских народов, унаследованные от предков поведенческие стереотипы позволяют рассматривать любого иноплеменника как потенциальную добычу.
Можно с уверенностью сказать, что рабовладение и работорговля не прекращались на Кавказе даже в самые спокойные и стабильные советские времена. Автор был очевидцем того, как федеральные войска, проходящие по горным чеченским аулам, освобождали из неволи рабов, попавших в полон еще в середине восьмидесятых годов. Характерно, что жители чеченского села (кажется, Гехи) не соглашались отпускать одного такого "Васю", объясняя, что: "он здесь уже шестнадцать лет живет — как родной нам" (на ноге у "Васи", больше похожего на "йети", чем на человека, болталась веревка). Впрочем, опыт показывает, что промышлять работорговлей кавказцы продолжают и вдали от родного природного ландшафта — даже в современном северном Казахстане возникло несколько громких уголовных дел, основанных на вопиющих фактах работорговли в местах компактного расселения "вайнахов" — чеченцев и ингушей (конкретно н.п. Макиновка).
Но ничто так не способствует расцвету работорговли, как война. За последние годы этот вид "бизнеса", вместе с торговлей оружием и наркотиками, стал основой экономики не только Чечни, но и других, еще считающихся законопослушными регионов, например, Дагестана и Ингушетии. Еще до начала активных боевых действий тысячи славян из числа местных жителей были рабами надменных чеченских хозяев. Невольники уже тогда работали на стратегических объектах "независимой Ичкерии", строили дорогу, ведущую к грузинской границе. Уже тогда юные и привлекательные славянки попадали через Чечню в гаремы ближневосточных богачей.
Война пополнила армию рабов пленными русскими солдатами и офицерами. Изощренные зверства, учиненные над многими из них, заставляют померкнуть даже механические ужасы Дахау и Освенцима. Боевые действия способствовали не только расширению рынка рабов, но и его "диверсификации". Озверевшие боевики-исламисты стали массово похищать не только русских, но и представителей других кавказских этносов, даже чеченцев и ингушей из соседних тейпов — родовых общин. Рабов начали использовать не только как рабочую силу или объект выкупа, но и как донорский материал — "пускать на органы" (вспомним печальную историю госпиталя "Врачей без границ" в старых Атагах).
