Сущность либерализма перестаёт быть тайной за семью печатями.
Во-первых, фашизм и либерализм имеют одну и ту же социальную базу – «средний класс». Во-вторых, либеральную и фашистскую идеологии объединяет общий моральный императив – тотальная конкуренция. По сути, это принцип естественного отбора, перенесённый из животного мира в человеческое общество.
Третье. Общий признак, объединяющий классический колониальный либерализм с фашизмом гитлеровского образца, – модель расколотого, разделённого мира.
Возникает вопрос: в какой идеологической системе отсутствует логика исключения, принцип «мы – они»? Такая система есть, ей две тысячи лет. Это апостольское христианство. Но мальтузианский принцип тотальной конкуренции противоположен христианской морали. Поэтому по мере ужесточения либеральной политики всё более активной становится борьба с религией. Запреты на публичное ношение крестов, осквернение и разрушение храмов, пляски на амвоне и разжигание ненависти к религии – всё это приветствуется «хозяевами дискурса».
Но откуда столь кардинальное расхождение?
Исторически зрелый тоталитаризм – последнее звено в цепочке, которая берёт начало с отказа от традиционного христианства. То есть с европейской Реформации. В ходе Реформации возникла идея «избранности» одних людей по сравнению с другими.
Вообще-то спасение, как известно, есть категория неземной жизни. Однако мерилом «избранности» в рамках протестантской (особенно кальвинистской) этики всё чаще становился материальный «успех». Что и стало отправной точкой для либерального проекта. (Именно поэтому В. Познер неустанно повторяет, что «беда» России в том, что она не прошла Реформацию и не стала протестантской.) Позднее к этому прибавилась идея «просвещения» диких народов, сопровождавшая политику колониальных захватов.
Таков подлинный генезис тоталитаризма. Вопреки Карлу Попперу, писавшему о «закрытости традиционных обществ», и Ханны Арендт с тезисом о панславистских корнях большевизма, тоталитаризм – продукт западной культуры Нового времени.
Теорию «двойного» тоталитаризма пора признать несостоятельной. В действительности есть только один тоталитарный режим – либеральный. Фашизм и коммунизм являются не его конкурентами, а его составными частями. Поэтому выстраивать систему «два тоталитаризма – одна демократия» не имеет смысла. Нужно говорить о трёх тоталитаризмах, а ещё точнее – об одном едином тоталитаризме. Но в этом случае слово «тоталитаризм» кардинально меняет смысл. Оно обозначает уже не доктрины, а состояние идеологического пространства в целом, которое возникло в ХХ веке.
Эпоха после 1789 года человечеством пройдена, потолок развития либерального проекта достигнут, утопия Просвещения доказала свою конечность.
***
Полный вариант статьи читайте в октябрьском номере журнала «Москва»
Теги: либеральная система , тоталитаризм
"Литературная газета" в рамках сотрудничества с ОАО «НК «Роснефть» объявляет о начале блиц-конкурса эссе, посвящённых исследованиям и освоению Арктики.
Приём работ завершается 30 октября 2013 г.
Объём текста не должен превышать 12 000 знаков с пробелами. Работы следует отправлять на адрес электронной почты [email protected] с темой письма «Русская Арктика». В письме необходимо указать фамилию, имя, отчество, возраст, место жительства, учебное заведение (класс, курс) и контактные данные для обратной связи.
Лучшие работы будут опубликованы в ноябре на странице «Научная среда». Редакция оставляет за собой право сокращать тексты, публикуемые в бумажной версии газеты, размещая полный текст на сайте «ЛГ».
Работы школьников оцениваются отдельно от работ студентов, предусмотрены два приза за первое место и по два диплома за вторые и третьи места. Все победители получат подписку на нашу газету на 2014 год.
Теги: Арктика , конкурс
В Севастополе не раз проходили акции по сдаче в макулатуру прежних учебников по литературе и истории
О былом по-украински
Взгляд историка: Споры лучше, чем ссоры
Кто и как издаёт учебники истории на Украине? Что ищут украинцы в некогда закрытых архивах? Как избежать ловушек истории в поисках истины? Наш собеседник - профессор Харьковского национального университета (ХНУ) имени В.Н. Каразина Сергей КУДЕЛКО.
– Сергей Михайлович, чем отличаются новые украинские учебники от тех, что издавались раньше?
– На мой взгляд, есть три основных отличия. В новых учебниках больше иллюстраций, они привлекательнее. Второй момент. Быстро развиваются сопредельные науки. Мы, историки, получаем новые данные от психологов, антропологов, археологов, можем использовать это в работе. А к недостаткам, которых прежде не было, я бы отнёс исчезновение таких понятий, как срез знаний и апробация научных исторических изданий. Поясню. Срез знаний – это те знания, которые остаются на долгие годы. А у нас случается, что пятикурсник уже не помнит, чему его учили на первом курсе.
– Как изменилась методика преподавания истории, допускается ли ведение занятий на русском языке?
– С принятием нового "закона о языках" сняты ограничения по использованию русского там, где он получил статус регионального, а это – большинство регионов Украины. Методика обучения изменилась в связи с принятием Болонской системы. Но есть разные мнения, как лучше преподавать историю. Некоторые коллеги полагают, что в наше чрезмерно политизированное время правильно избегать оценочных суждений, – давать лишь набор фактов. Но для школьников и студентов имеет значение эмоциональная составляющая. Исключить аналитические оценки, образность комментариев, метафоричность рассуждений – значит обеднить уроки. Да, Украина – идеологически пёстрая страна, есть разные взгляды на одни и те же события. Иногда тех, кого возвеличивают на западе страны, отнюдь не героями воспринимают на юге и востоке. Надо с этим жить, сближать, по возможности, позиции. Слушать аргументы оппонентов и цивилизованно дискутировать. Это трудно. Но иной путь – тупиковый.
– Как договориться востоку и западу Украины, где у людей разная ментальность? Как быть со всем тем, что разделяет украинский народ по региональному признаку? Может, воздержаться от публичного обсуждения тем, грозящих расколом?
– Я так не считаю. Историческую правду нельзя запретить, рано или поздно она всё равно пробьётся. Но будет ли тогда общество готово её верно воспринимать? Лучше научные споры, чем ссоры. В поисках истины рождается понимание альтернативной точки зрения, проверяются собственные взгляды. Аргументы в полемике могут быть разные, но нельзя вырывать или переписывать отдельные страницы истории, нужно хранить, изучать всё, что имеем. Письма и Петра I, и гетмана Мазепы, к примеру. Как относиться к личностям Бандеры, Шухевича, воинам УПА?
Прежде всего надо согласиться с тем, что это наша общая история и на этой основе строить диалог друг с другом. Надо быть терпимее к иному мнению, на каком бы языке оно ни высказывалось – на украинском или русском.
– Документы, как известно, хранятся в архивах, но доступ к ним на Украине ограничен, к чему такая секретность, если строится открытое демократическое общество?
– Представьте себе, что всем были бы доступны истории болезни. Что бы в них поняли люди, не имеющие медицинского образования? Ничего! Это иллюзия, что история – так уж общедоступна. В девяностые годы, когда открылись архивы и в них ринулись все, кому не лень, происходили громкие политические скандалы. И, как правило, они заканчивались фиаско для дилетантов-разоблачителей. История – в чём-то коварная наука. Она не терпит неуважительного отношения к себе. И тем более охотников за сенсациями, не имеющих специальной подготовки. В начале девяностых один уважаемый профессор (не историк) нашего университета задался целью выяснить, кто из коллег сотрудничал с КГБ и занимался доносительством. Он нашёл какие-то протоколы в архивах, обнародовал их и сам попал под шквал обвинений и справедливой критики. Оказалось, документы не были должным образом изучены, проверены на подлинность – протоколы оказались «липовыми».
– Как вы относитесь к попыткам фальсификации истории Великой Отечественной войны, реабилитации и подчас даже героизации коллаборационистов, проявлениям радикального национализма, если не нацизма?
– Моё личное отношение к радикальному национализму, а тем более – к нацизму, резко отрицательное. Что касается фальсификаций, то грань между умышленным искажением фактов и добросовестным заблуждением бывает подчас очень тонкой. Нужно разбираться в каждом конкретном случае. Как и с коллаборационистами. Я допускаю, что отдельно взятый рядовой воин УПА, к примеру, мог быть в силу юного возраста одурачен фашистской пропагандой и вполне искренно полагал, что боролся с оружием в руках за независимость Украины. Но вожди, лидеры этого формирования, воевавшие на стороне фашистских оккупантов, действовали осознанно. В любом случае я против героизации коллаборационистов, какими бы высокими целями ни мотивировалось предательство.
