Сергей Максимов - Очерки

— Ну а вы что, приказные франты наши городские?

— Да сукнеца-с на сюртучок-с.

— Я того же-с, Тихон Мироныч.

— Платочек шелковой, голубенькой-с на шею-с заместо галстука — очень уж щетиной надоедают-с — колют!..

— А вот что, Тихон Мироныч, ярмарка-то наша, замечаю, безлюднее становится, народу съезжается меньше.

— Народу в Петербург очень много стало ходить, оттого и купцы неохотно собираются, да вот и офеней что-то мало, прежде, бывало, два-три воза в месяц и без ярмарки навертывались. Рассказывают, Москва их сбила!

— Недостаток и несовершенство путей сообщения мешают развитию производительных сил государства, железных дорог надо побольше, чтобы обмен продуктов производился и радикально и безостановочно! Вот в чем вся суть, господа! — решил недоразумение смотритель уездного училища, всегдашний глашатай всех книжных, вычитанных идей и судья и присяжный ценитель без апелляций.

— Однако все-таки скучно же, господа, без ярмарки, с нею как-то веселее, все, знаете, на людях, и для тебя будто и весь содом-то ярмарочный затеяли…

— Да уж чего бы Галич, например, и так же уездной городок, как наш, а смотришь, и там веселее! И гораздо веселее и не в пример веселее!

— Веселы те уездные города, где дворянства много и уездные предводители богатые люди, а посмотрите-ка там, где не живут дворяне, где нет службы по выборам, — ад кромешной, с тоски удавиться можно!..

— Да и это точно, как и верно то, что и вся-то наша уездная жизнь под одно присловье подходит; день да ночь — сутки прочь. Большего от нее не жди и не обманывайся! Везде хорошо только там, где нас нет, а куда ни заберемся — всюду свое привезем. Во грехах мы родились, грехами повиты, грехи нас и в гроб сводят. Черного кобеля не домоешься добела! И это верно![1]

Леса, непочатые и дремучие, подавляющие человеческий дух и силу, побеждены земледельцем. Он принадлежал к новому пришлому народу славянского племени и русского имени и принес с собою сюда три нехитрых, грубого дела, но испытанных орудия. С ними, с тремя кусками железа, кое-как отточенного и кое-как укрепленного на деревяшках в виде косы, топора и сохи затеял он борьбу с могучими силами суровой природы.

Борьба оказалась тяжелою и в большинстве случаев непосильною. Затянулась она на целые века; потребовала всей жизни отдельных людей, вызвала напряжение соединенных сил всего наличного числа способных к работе от мала до велика. Как сказочному богатырю злая вражья сила ставила на пути по семи неодолимых преград, так и этому, подлинному и живому богатырю негостеприимная суровая страна рассыпала эти преграды (или, по выражению народных сказаний, "заставы") щедрой рукой в поражающем избытке. Но, по примеру того же богатыря, Егория-света храбра (поэтически олицетворяющего в себе весь русский народ), этим лесам темным, выросшим в высочайшую стену от земли до самого неба, сказан был легкий, но крепкий зарок, который приведен в начале этой главы.

Вышедшему на тяжелую борьбу с испытанными орудиями, сноровкой и терпением прислужился добрый дух-покровитель: он указал вход и выход, надежное место, где укрепиться. Борьба потеряла много страхов и опасностей, стала обещать успех и победу.

Земледельческому племени послужили помощью и оказали покровительство те же водяные пути: озера и реки, которые издревле облегчали труд движения и переселений. Они вывели земледельцев из дальних прикарпатских стран; они же привели их и сюда на очень отдаленный север, в самые негостеприимные страны. И, поставив лицом к лицу со врагом, они же обеспечили возможность и первого натиска, и последующих нападений. Земледельцу стоило лишь проставить ногу и укрепить ее на надежной почве, чтобы и с немудреными орудиями дальнейшая победа была обеспечена. Прибрежья рек и озер именно представляются такими местами, которые наиболее обеспечивают быт людей и борьбу их с лесами.

Озера и реки нуждались в низменностях, на которых хвойные леса расти не любят (за исключением еловых, редкого насаждения). На озерных и речных прибережьях олабевшая и остановившаяся сила хвойной растительности заменяется новою растительностью лиственных пород, более благоприятных для земледельца. Ежегодно спадающая с деревьев листва приготовляет перегной, благодетельный для хлебных растений. На такой почве для невзыскательных хвойных пород слишком много пищи, и, взбираясь на высокие места, они оставляют широкие приречные равнины и низменности в свободное пользование деревьев лиственных пород. Между ними березы, осины, черная ольха и ивы разных пород занимают наиболее видные места, причем остается довольно простора и для открытых мест с болотистыми растениями, и для лугов с кормовыми травами. Если леса низменностей принадлежат к числу красивейших лиственных лесов, получивших вследствие своей особенности особое название шахры и пармы, — они в то же время наиболее обеспечивают жизнь пахарей. Борьба с ними в значительной степени облегчена. Деревья растут низкими, с тонким стволом и короткими сучьями; садятся они не так часто одно от другого, наподобие чищенных рощ. Среди них открываются прелестные местности с роскошными лугами, воспользовавшимися обсыхающей ежегодно наносной почвой с веселыми озерками, с говорливыми ручейками, с улыбающимися холмами. У подножия их непременно раскинулись и укрепились деревушки, и ведет отсюда человек, понуждаемый своими многосложными надобностями и требованиями, тяжелую вековечную борьбу с лесом, который мрачно глядит с горных высот, обступивших веселую и живую картину, как резкий и подавляющий контраст. Картина низменностей этого рода кажется веселой уже потому, что лиственные леса разнообразятся роскошными подлесками, состоящими из кустарников. Лиственные леса не дают темной тени, так называемого увея, и потому в них нет клочка, которым бы не воспользовались разнообразные сорты трав и на которых не могло бы приняться и возрасти брошенное в землю семя хлебных злаков. Травянистая чаща обилует сочными листьями и пестрыми цветами — излюбленным местом певчих птиц, которые перепархивают в густые ветви подлесков, но избегают и боятся густых чащоб хвойных лесов.

Дремучие хвойные леса — действительно заклятые и непримиримые враги земледельческого труда уже потому, что занимают те пространства, которые могли бы воспитывать злаки хлебных растений. Господствуя на земле сплошными насаждениями в громадном избытке, они порождают и поддерживают ту суровость климата, которая столь враждебна нежным колосьям хлебных злаков. Как холодильники природы, они привлекают обилие влаги, которая является еще большим препятствием для всяких успехов земледельческих занятий. Сила и быстрота роста хвойных пород настолько велика и могущественна, что отбитая тяжелыми усилиями под пашню земля не медлит покрываться новою порослью елей или сосен, лишь только человеческий труд потребует отдыха, лишь только на один — на два года отвлечется от земли внимание пахаря. Напряженность последнему надобится чрезвычайная, а работа на новых местах требует действительно богатырских сил. Эта вековечная борьба с лесами в северном земледельце породила даже ненависть к ним, доходящую до крайних пределов и очевидную в наши дни печальными последствиями безрасчетного истребления лесов, когда безнаказанно нарушены границы, полагаемые природою для истребления: срублены леса на горах, вырублены на источниках рек и т. д. У северных земледельцев, в противоположность южным и западным, эта ненависть доведена до того, что все селения стоят на полном солнечном припеке и тщательно и намеренно избегают даже прохладной тени лиственных и кустарниковых деревьев, отводя лишь изредка, в исключительных случаях, местечко, и то на задворках, бесполезным деревцам рябины и черемухи.

Хотя с точностью неизвестно время, когда русские люди пришли в дикие страны непочатых и недоступных хвойных лесов, тем не менее известны до мелких подробностей орудия, способы и последствия той тяжелой борьбы с суровой природой, на которую они обязательно натолкнулись. Впрочем, ограничиваясь здесь географическими пределами страны, носившей в древнем Новгороде название Заволочья и Двинской земли, мы на первых же страницах первоначальной летописи встречаем прямые указания, что эта страна была хорошо известна первым насельникам славянского племени, основавшим торговый Новгород. «Волок», отделяющий системы рек, текущих на юг и запад, от тех рек, которые направляются в Студеное море по северному склону лесистой земли, был обхожен и пройден.