Хантер Томпсон - Цена рома

Мы двинулись за ним по дороге, едва не врезаясь ему в задницу, когда он буксовал в песке. Скорость он развивал приличную, держаться за ним, чтобы машина не развалилась на куски, оказалось трудновато. Когда мы проезжали лачуги аборигенов, на дорогу выбегали детишки и махили нам. Йемон махал им в ответ, широченно улыбаясь и салютуя вытянутой вверх рукой, а за ним летела туча пыли и грохота.

Мы притормозили там, где начиналась мощеная дорога, и Йемон предложил заехать в одно местечко неподалеку — чуть больше мили.

— Неплохая еда и дешевая выпивка, — сказал он. — А кроме этого, у меня там кредит.

Мы снова тронулись за ним, пока не возникла вывеска с надписью «Каса Кабронес».

Стрелка показывала вдоль грунтовки, отходившей в сторону пляжа. Дорога шла через пальмовую рощицу и заканчивалась на пятачке для машин перед захезанной ресторацией со столиками на террасе и музыкальным автоматом возле стойки бара.

Если б не пальмы и не пуэрториканская клиентура, он бы напомнил мне какую-нибудь третьесортную таверну на американском Среднем Западе. Гирлянда голубых лампочек болталась между парой столбов по обе стороны террасы, и каждые полминуты небо над нами вспарывал желтый луч с башни аэродрома примерно в миле от нас.

Только мы сели и заказали выпить, как я понял, что мы тут — единственные гринго. Остальные были местными. Они сильно шумели, пели и орали под музыкальный автомат, но все казались усталыми и подавленными. Причем, то была не ритмичная печаль мексиканской музыки, а завывающая пустота звука, подобного которому я не слыхал нигде — только в Пуэрто-Рико: смесь стона и хныканья, подпираемая унылым бумканьем и голосами, погрязшими в отчаяньи.

Неожиданно музыка остановилась, и несколько человек бросились к автомату.

Вспыхнула ссора, друг в друга полетели оскорбления, и тут, откуда-то издалека, будто включили национальный гимн успокоить истошную толпу, долетело неторопливое треньканье «Колыбельной» Брамса. Свара прекратилась, в кишки музыкального автомата провалилось несколько монеток, и он разразился визгливым хныканьем.

Мужчины вернулись к стойке, хохоча и хлопая друг друга по спинам.

Мы заказали три рома, и официант их принес. Мы решили сначала немного выпить, а обед отложить на потом, но когда дело дошло до еды, официант сообщил, что кухня закрылась.

— Да никогда в жизни! — воскликнул Йемон. — Здесь написано: полночь. — — И он показал на табличку над баром.

Официант покачал головой.

Сала посмотрел на него снизу вверх:

— Пожалуйста, — проговорил он. — Я голоден.

Официант снова покачал головой, не отрывая взгляда от зеленого блокнотика для заказов в руке.

Неожиданно Йемон шарахнул кулаком по столу:

— Тащите мяса! — заорал он. — И еще рому!

Официант, похоже, перепугался и юркнул за стойку. Все обернулись посмотреть на нас.

Из кухни выскочил низенький толстяк в белой рубашке с коротким рукавом. Он потрепал Йемона по плечу.

— Хорошие парни, — проговорил он, нервно улыбаясь. — Хорошие клиенты — — без проблем, ОК?

Йемон посмотрел на него.

— Нам нужно только мяса, — приятно промолвил он, — и еще по стаканчику на брата.

Толстячок покачал головой.

— Нет ужина после десяти, — сказал он. — Видите? — И показал пальцем на часы. Там было двадцать минут одиннадцатого.

— А на табличке написано, в полночь, — настаивал Йемон.

Толстяк снова покачал головой.

— В чем проблема? — спросил Сала. — Бифштексы меньше чем за пять минут поджарить можно. Ладно, к черту картошку.

Йемон поднял стакан.

— Давайте возьмем еще три, — сказал он, помахав тремя пальцами бармену.

Бармен посмотрел на нашего толстяка, похожего на управляющего. Тот быстро кивнул и ушел. Мне показалось, что кризис миновал.

Но через минуту он вернулся с маленьким зеленым чеком, на котором стояло $11.50.

Положил его на стол перед Йемоном.

— Не беспокойся, — сказал Йемон.

Управляющий хлопнул в ладоши.

— Ладно, — сердито сказал он. — Плати. — И протянул руку.

Йемон смахнул чек со стола:

— Я же сказал, не волнуйся.

Управляющий подхватил чек с пола.

— Плати! — завопил он. — Плати сейчас!

Йемон побагровел и привстал со стула.

— Я заплачу, как платил по остальным! — заорал он. — А тебе убирайся отсюда к черту и притащи нам этого проклятого мяса.

Управляющий чуточку помялся, но все же ринулся вперед и шлепнул чеком об стол.

— Плати сейчас! — заорал он. — Плати сейчас и убирайся — или я зову полицию!

Не успели слова вылететь у него изо рта, как Йемон схватил его за грудки.

— Ах ты дешевая сволочь! — прорычал он. — Будешь орать, так я вообще тебе не заплачу.

Я наблюдал за мужиками возле бара. Они все вытаращили глаза и по-собачьи сделали стойки. Бармен уже весь напрягся у двери — то ли делать отсюда ноги, то ли бежать за мачете, я так и не понял.

Управляющий, к этому времени совершенно выйдя из себя, потрясал у нас перед носом кулаком и визжал:

— Платите, проклятые янки! Платите и убирайтесь отсюда!

Йемон поднялся и надел пиджак.

— Пошли, — сказал он. — Я с этим подонком потом поговорю.

Казалось, управляющий пришел в ужас от того, что богатенькие клиенты могут от него просто так уйти. Он плелся за нами до самой стоянки, ругаясь и клянча попеременно:

— Плати сейчас! — выл он. — Когда ты заплатишь? Вот увидишь, придет полиция… Не надо полиции, только заплати!

Я решил, что он ненормальный, и хотел одного — чтобы он от нас отвязался.

— Боже, — сказал я. — Давай заплатим.

— Ага, — поддакнул Сала, вытаскивая бумажник. — Меня от этого места тошнит.

— Не волнуйтесь, — сказал Йемон. — Он знает, что я заплачу. — Он швырнул пиджак в машину и повернулся к управляющему: — Ты, гнилая образина, возьми себя в руки.

Мы сели в машину. Только Йемон завел свой мотороллер, как управляющий кинулся назад к своему кабаку и начал что-то орать мужикам возле бара. Вопли его еще разносились по округе, а мы уже тронулись вслед за Йемоном по длинной подъездной дорожке. Йемон явно не спешил, вертя по сторонам головой, словно турист, заинтригованный пейзажем, и через какие-то несколько секунд у нас на хвосте висели две машины, набитые орущими пуэрториканцами. Я подумал, что нас сейчас закатают в землю. Они неслись на здоровенных американских танках и расплющили бы нашу кроху-"фиат" как таракана.

— Срань господня, — повторял все время Сала. — Нас сейчас убьют.

Когда мы выехали на мощеную дорогу, Йемон вырулил на обочину и пропустил нас. Мы остановились через несколько ярдов, две другие машины подъехали к нему. Йемон соскочил с мотороллера, уронив его при этом на дорогу, и как раз вцепился в человека, голова которого высовывалась из ближайшего к нему окна, когда подъехала полиция. Пуэрториканцы дико заголосили и высыпали из машин. Мне захотелось пуститься наутек, но нас моментально окружили, чуть не сдернули дверцы с петель и вытащили нас с Салой наружу. Я попытался вырваться. Откуда-то доносился голос Йемона, повторявшего:

— Так он на меня плюнул, он на меня плюнул…

Неожиданно все перестали орать, продолжался только спор Йемона, управляющего и какого-то мужика, судя по всему — главного фараона.

— Послушайте, — говорил Йемон, — я же оплачивал другие счета — с чего он взял, что не оплачу этот?

Управляющий что-то пробормотал про пьяных надменных янки.

Не успел Йемон и рта раскрыть в ответ, как один из легавых выступил у него из-за спины и заехал дубинкой ему по плечу. Йемона мотнуло на одного из пуэрториканцев, гнавшихся за нами, и тот, яростно размахнувшись, заехал Йемону пивной бутылкой по ребрам. Я услышал несколько тупых ударов кости о кость, а потом краем глаза заметил, что мне в голову тоже что-то летит. Пригнулся я как раз вовремя, чтобы основная сила удара пришлась на спину. Позвоночник чуть не треснул, и я рухнул на землю.

Сала вопил, я отбивался, стараясь избежать каблуков, лупивших по мне паровыми молотами. Боли почти не чувствовалось, хотя сквозь отупение я понимал, что мне больно, и вдруг осознал, что сейчас умру. Сознание меня еще не покинуло, внезапная мысль: меня забивают насмерть ногами в пуэрториканских джунглях за одиннадцать долларов и пятьдесят центов, — наполнила меня таким ужасом, что я тоже завопил, как раненый зверь. В конце концов, когда я уже совсем решил, что теряю сознание, я почувствовал, как меня заталкивают в какую-то машину.

Следующие шесть часов прошли в крохотной бетонной камере с примерно двадцатью пуэрториканцами. Сесть мы не могли, поскольку весь пол зассали, поэтому мы стояли посередине, раздавая сигареты, как представители Красного Креста. Тусовка подобралась опасная: некоторые пьяны, другие — просто сумасшедшие. Я чувствовал, что мы в безопасности, пока снабжаем их куревом, но что с нами будет, когда пачки опустеют?