Вскоре выяснилось, что они поступили недальновидно. Команда попросту «спилила» сук, на котором сидела. Ведь если Горбачёв имел хоть какую-то популярность, то ГКЧПистов Геннадия Янаева и иже с ним в лицо не знал никто. Впервые их увидели во время путча, когда они, седовласые и перепуганные, сидели за столом, пугая телезрителей тремором рук. И выяснилось, что когда путчисты выбили из колеи Горбачёва, то этим ударили и по себе. И пересели в «Кощеево седло», фактически подарив власть Ельцину.
Ельцин-то в принципе не находился в поле зрения путчистов. Их как фигура интересовал только Горбачёв, а на Ельцине они просто «не заморачивались». Да, Ельцин был популярный митинговый вождь, трибун, который выводил людей на улицу. Но точно так же людей выводили на улицу руководители муниципальных дум и в других городах России. В Екатеринбурге, к примеру, в отсутствии председателя горсовета Юрия Самарина, который путешествовал по Средиземному морю на самодельном катамаране, это успешно сделал Станислав Ячевский, который его заменял.
А вот почему Горбачёв потерял власть, вопрос куда более интересный. Бытует версия, что Горбачёв был подавлен предательством ближайшего окружения, как когда-то был подавлен предательством Николай II. Вроде как был он сломлен и больше не оправился. Вторая версия гласит, что его шантажировали некими страшными документами. Вот в это верится вообще с трудом – что вообще были какие-то документы, о которых никто не знал. Потому что «шила в мешке не утаишь», и если бы компрометирующие документы действительно наличествовали, то о них стало бы давно и широко известно.
В сухом остатке – то, что коммунистический мир пал, и ни один коммунист не пожертвовал собой ради его сохранения.
Беловежская пуща.
Как разваливался СССР
8 декабря 1991 года российский президент Борис Ельцин, президент Украины Леонид Кравчук и председатель Верховного Совета Белоруссии Станислав Шушкевич подписали знаменитое (сегодня одни его называют роковым, а другие неизбежным) Беловежское соглашение. Соглашение гласило, что «Союз ССР, как субъект международного права и геополитическая реальность, прекращает своё существование».
Это решение было принято, несмотря на то, что 17 марта 1991 года на первом и последнем в истории СССР Всесоюзном референдуме 77% населения высказались за сохранение СССР как федерации равноправных суверенных республик.
Только два города – Киев и Екатеринбург – проголосовали за распад СССР. Все остальные выступили «против». Но на мнение большинства никто не обратил внимания, потому что оно никому не было интересно. Впрочем, это обычное дело для России. Ведь отстаивать своё мнение наши люди не умеют. Или не хотят. Или боятся. Не умеют проводить митинги, бастовать, издавать оппозиционную прессу. И то, что шахтёры научились стучать по асфальту касками, не приблизило нас к европейской демократии.
После того, как Советский Союз канул в небытие, многие «бывшие советские» граждане в течение долгих лет вообще не догадывались о том, что больше не живут в СССР. Во всяком случае, пока не начали получать новые паспорта с российскими вкладышами, а миллионы ни в чем не повинных русскоязычных граждан не обнаружили, что стали в республиках бывшего СССР людьми «второго сорта».
Но тогда не только ГКПЧисты, но и представители наивного советского большинства считали, что главная задача – убрать Горбачёва, в этом, казалось им, собственно, и «собака зарыта».
Впрочем, на руинах СССР было создано туманное образование – СНГ. СНГ, как это декларировалось, должно было развивать сотрудничество между входящими в его состав странами в политике, экономике и культуре. Однако, конечно, ничем подобным новоявленный союз не отличился.
Разумеется, «высокие договаривающиеся стороны» не могли сами придумать те документы, которые подписали. Эти бумаги круглые сутки лихорадочно писала и распечатывала целая команда молодых юристов под началом родившегося на Украине российского депутата Сергея Шахрая.
Сергей Шахрай: демиург или клерк?
Сергей Шахрай родился в 1956 году в Симферополе. Доктор юридических наук. В 1990—1992 гг. народный депутат РСФСР, в 1991 году – один из авторов Беловежского соглашения, с 1992 года – заместитель председателя Правительства РФ, председатель Государственного комитета Российской Федерации по национальной политике, с 1992-го по 1996-й год был членом Совета безопасности, официальным представителем президента РФ в Конституционной комиссии Съезда народных депутатов РФ. В 1993 году создал «Партию единства и согласия» (ПРЕС) и был избран в Госдуму. Был главой Государственного комитета РФ по делам федерации и национальностей, министром РФ по делам национальностей и региональной политики. В 1995 году возглавил список партии ПРЕС, а с 2000 года начал карьеру в Счётной палате РФ. Одно время возглавлял Национальную федерацию бадминтона России.
Сергею Шахраю нравилось по-детски трогательное прозвище Ёжик. Этот колючий зверёк настолько тронул и истерзал своими иголками сердце животнолюбивого Сергея Михайловича, что тот предложил сделать символом Партии российского единства и согласия именно ежа. Однако сие было, пожалуй, его первым и последним экстравагантным поступком.
Вообще Шахрай – очень аккуратный и осторожный юрист. Настолько осторожный, что исхитрился сделать неплохую карьеру в последнем советском (он же первый перестроечный) парламенте России. И эта карьера опиралась на главный и безусловный талант Шахрая – писать бумаги и разного рода полезные для общества документы.
По большому счёту, в те времена, как, впрочем, и в нынешние, не было принято, чтобы депутаты хоть в чем-нибудь по-настоящему разбирались, да ещё и сами придумывали законы. Чаще всего они были замечательными краснощёкими доярками, большими начальниками или разудалыми комсомольскими активистами, которые с пеной у рта транслировали волю партии и правительства, но уж точно никак не свободомыслящими парламентариями в классическом смысле.
По-настоящему грамотными депутатами являлись, по сути, только юристы. Впрочем, и таких законотворцев прозорливый и циничный народ не уважал, балагуря про закон, который что дышло, которое как повернёшь, так и вышло. Так что вроде как «зачем нам юрист»? Это было, в общем-то, справедливо, но не очень конструктивно, ведь в течение более 70 лет советские судьи принимали лишь те решения, которые им разрешалось принимать, руководствуясь при этом исключительно своей сознательностью, проще говоря, сервильностью, а не скучной, но точной «буквой закона». Так что не удивительно, что законы, выходившие в то время из-под пера наших парламентариев, поражали своей неуклюжестью и малограмотностью. Порой они чрезвычайно напоминали нелепые постановления, выпущенные в маленьких городках тех же Штатов, в одном из которых якобы на полном серьёзе запрещается ходить топлесс после 16 часов дня.
Да и зачем было прописывать всё в законах, когда по любому поводу и без повода выходили разного рода «разъяснения» и указания партийных и прочих органов, которые популярно «разжёвывали» нижестоящим товарищам, что делать можно, а что нельзя? Пресловутая «сознательность» же нередко помогала чиновникам принимать совершенно противозаконные судебные решения.
Например, когда «самый человечный на земле человек» Хрущёв узнал, что вертевшим огромными суммами валютным спекулянтам светит всего лишь маленькая «пятёрочка», то есть каких-то пять лет колонии, он, ничтоже сумняшеся, велел их расстрелять, а Уголовный кодекс исправить… задним числом! Так что Шахрай был одним из первых настоящих юристов, сделавших политическую карьеру в России после 1917 года.
Вообще в 1917 году изворотливые большевики решительно заменили понятие «законность» на словосочетание «революционная законность», что подразумевало некую особенную законность. Законность с исключениями из правил, законность, которая была бы выше «обыкновенной» и общепринятой, по сути, стояла над законом в принципе.
Вообще бросается в глаза, что в политическом русском языке прилагательное, добавленное к термину, зачастую означает его отрицание. В результате происходит подмена целого ряда понятий. Судите сами: «революционная законность» эквивалентна незаконности, «народный депутат» – не депутат, а обыкновенный чиновник, приученный голосовать вместе со всеми оптом и «под копирку», а «народный избранник» – человек, которого никто не избирал.
Также оказалось размытым понятие «демократии», которая при большевиках именовалась «социалистической демократией» либо «народной демократией». Например, просоветские диктаторские режимы Восточной Европы назывались «странами народной демократии», при этом, собственно, к демократии они никакого отношения не имели.
