Американский президент ф. Рузвельт отметил: Сталинградская победа «стала поворотным пунктом войны союзных наций против сил агрессии». Германские генералы Бутлар, Цейтлер и Дёрр оценивают битву на Волге, в которой немцы потеряли пять армий, как «поворотный пункт всей второй мировой войны». После этой победы отпала опасность японского нападения, только после нее «в Токио пришли к выводу, что начинать войну с СССР опасно» (А. Кошкин). В 74 городах Франции, в том числе и в Париже, есть улицы и площади, названные в честь Сталинграда. В Бельгии есть такие улицы. В первой половине 90-х гг., изучив военно-политические документы, в том числе ранее засекреченные, американский историк Уоррен Кимболл пришел к выводу: после победы под Сталинградом руководство США «беспокоила» выявившаяся «возможность»: «Красная Армия добьется такого перелома, что сумеет победить немцев еще до того, как англичане и американцы смогут перебросить свои войска в Западную Францию» (Зв.№ 30.2001), Но Манштейн, стремясь снять с себя вину за поражение в битве на Волге, признавая ее поворотную роль, в то же время отрицал решающее значение ее для исхода войны. По его мнению, после нее «немцы все же могли бы свести войну к ничейному результату». Тейлор вторил ему: «Сталинград, быть может, вопреки частым утверждениям не был решающей битвой второй мировой войны» (498). Старший научный советник Военно-исторического института во Фрайбурге Ю. Фёстер подхватил их мысль: «Сталинград не является вехой, обозначившей поворот во второй мировой войне» (10). Этим авторам хочется принизить роль СССР в победе над фашизмом. В унисон с ними в учебнике «Новейшая история. XX век» под редакцией Кредера уделено в 5 раз больше места победе англичан под Эль-Аламейном над «Африканским корпусом» Роммеля, чем Сталинградской битве. Там итало-немецкие войска потеряли 55 000 убитыми, ранеными и пленными, а в районе Сталинграда потери немцев и их союзников составили около 1,5 млн. человек. В 2001 г. в. наших кинотеатрах показывали голливудский фильм-пасквиль «Враг у ворот», где в злобной форме изображены советские участники Сталинградского сражения. Немецкий военный историк Рольф-Дитер Мюллер пришел к выводу: для немцев «отныне урок Сталинграда звучит не как раньше «Войны не должно быть больше никогда!», а как «Никогда больше не должно быть такой войны», в которой немецкое правительство загоняет своих солдат в аналогичную фатальную ситуацию» (Рг.22.01.2003). Значит, победоносная война в умах немцев теперь не исключается…
Глава 7. О боях за Ржев и маршале Г. К. Жукове
В приказе Верховного главнокомандующего от 23.02.1943 г. говорилось: «Навсегда сохранит наш народ память о героической обороне Севастополя и Одессы, о боях под Москвой, в районе Ржева, под Ленинградом, о сражении у стен Сталинграда». Ожесточенные бои за ржевский плацдарм до сих пор привлекают внимание исследователей. Книга немецкого генерала X. Гроссмана «Ржев — краеугольный камень Восточного фронта» вызвала возмущение ветеранов войны тем, что ее издали при финансовой поддержке областной администрации. Более того, соорудили и открыли в Ржеве мемориал в честь фашистских убийц. Для меня лично равнодушно взирать на это — значит не только предавать товарищей, сложивших головы на полях сражений, но и своего отца, погибшего в 1941 г. где-то (точно никогда не узнаю) в районе Ржева. Гроссман оправдывал нападение на СССР: «Русский большевизм оставался для Германии врагом № 1. По этим причинам Гитлер решился на поход против Советской России». А почему он напал на страны, где не пахло большевизм? В книге Гроссмана бои за Ржев представлены как «героический эпос» немецкой истории, восхваляются гитлеровские захватчики, военный преступник фельдмаршал Модель, виновный в уничтожении многих тысяч наших мирных жителей и военнопленных.
О. Кондратьев, один из составителей сборника «Ржевская битва» (Тверь.2001), поместил в нем статью «Забытая битва», где поддержал мысль о ключевом месте боев под Ржевом во второй мировой войне и утверждал, что «в угоду чьим-то желаниям битва за Ржевско-Вяземский плацдарм была раздроблена на множество локальных операций и боев» (15), Но это объясняется характером борьбы за плацдарм: она не вылилась, как в Сталинграде, в непрерывные бои, на месяцы затухала, превращаясь в позиционное противостояние и бои «местного значения». И потому в научных трудах нет «попытки взглянуть» на операции на Ржевско-вяземском плацдарме «как единое целое» (16). Они проводились в разное время, с разных исходных позиций и даже с несколько разными целями. Кондратьев одобрил Гроссмана за то, что он назвал «Ржев (как символ, как обобщенное понятие всего плацдарма) краеугольным камнем Восточного фронта…дал собственную периодизацию этого сражения. И первой в этом ряду Гроссман назвал схватку за Ржев в октябре 1941 года». Кондратьев понимает, что это можно оспорить: «Конечно, события осени первого года войны у Ржева — часть Московской битвы. Но ведь происходило это на тверской земле..» (16). В то время плацдарм еще не образовался, и потому не стоит рассматривать эту «схватку» в составе «единого целого».
Американский историк Д. Глантц в напечатанной в «Вопросах истории» (1997.№ 8) статье «Операция «Марс» (ноябрь-декабрь 1942 года)» и изданной в США книге «Крупнейшее поражение Жукова Катастрофа Красной Армии в операции «Марс», 1942» (1999) поддержал мысль Гроссмана о Ржеве как краеугольном камне всего Восточного фронта и поставил операцию «Марс», когда в декабре 1942 г. наши войска предприняли там наступление, в центр советских военных усилий: «огромный масштаб и амбициозная стратегическая цель делали» ее «по меньшей мере столь же важной, как и операция «Уран», а вероятно, даже более важной». Цель этой придумки — снизить значение нашей победы в Сталинградской битве и очернить Г. Жукова — национального героя России Поддерживая Глантца, С. Герасимова пишет в статье «Ржевская битва: цена неудач» (опубликована в сборнике «Ржевская битва»): «К 19 ноября 1942 г. в составе Калининского, Западного и войск Московской зоны обороны сил и средств было больше, чем в составе Юго-Западного, Донского и Сталинградского, правда, при Большей протяженности фронта». Но надо ли было учитывать войска «Московской зоны обороны», которые не принимали участия в операции «Марс»? Надо ли было Кондратьеву в брошюре «Ржевская битва: полвека умолчания» (1998), подкрепляя мысль Гроссмана, искусственно увеличивать число наших армий, наступавших на «ржевский плацдарм»? Он причислил к ним и 2-ю Ударную армию, которая «формировалась и действовала на Волховском фронте и никаким образом не причастна к боевым действиям на плацдарме» (Н. Сошин. Тж.№№ 153–155.2000).). Опасение за судьбу Москвы и центрального региона страны заставляли нашу Ставку держать там большие резервы. Ржев был удобным трамплином для немецкого наступления на Москву, но во второй половине 1942 г. обстановка на фронте изменилась, он тогда уже не имел такого важного стратегического значения, как Сталинград. Если бы германские войска взяли Сталинград, то они бы отрезали юг страны от центра, перерезали Волгу, важнейшую водную артерию страны.
13.11.1942 г. Жуков и Василевский были у Сталина и предложили срочно подготовить и провести наступательную операцию в районе севернее Вязьмы и «разгромить немцев в районе ржевского выступа», чтобы германское командование не смогло «перебросить часть своих войск из других районов, в частности из района Вязьмы, на помощь южной группировке». Бои за ржевский плацдарм, «по расчетам Ставки, должны были дезориентировать противника, создать впечатление, что именно здесь, а не где-либо в другом месте мы готовим зимнюю операцию». В октябре немецкий генштаб перебросил в район Великих Лук из-под Ленинграда танковую, моторизованную и пехотную дивизии. Это помогло нашим войскам провести успешную операцию «Искра» и прорвать ленинградскую блокаду. «В район Витебска и Смоленска направлялось семь дивизий из Франции и Германии. В район Ярцева и Рославля — две танковые дивизии из-под Воронежа и Жиздры. Итого к началу ноября для усиления группы «Центр» было переброшено двенадцать дивизий» (Г.Жуков. Т.2.С.291).
В декабре 1942 г. советские войска, перейдя в наступление, пытались окружить немецкую группировку у Ржева, но не добились успеха Западный фронт не прорвал оборону врага. Наше командование посчитало, что основная причина неудачи крылась в недооценке «трудностей рельефа местности, которая была выбрана для нанесения главного удара». Но дело было не только в этом. У немецкой разведки был осведомитель в Москве А. Демьянов («Гейне» — «Макс»), младший офицер связи. Она не знала, что он передавал ей то, что подготовляло наше командование. Судоплатов в книге «Разведка и Кремль» писал, что, по замыслу генерала Штеменко, важные операции нашей армии «действительно осуществлялись в 1942–1943 гг. там, где их «предсказывал» для немцев «Гейне» — «Макс», но они имели отвлекающее, вспомогательное значение». 4.11.42 г. он сообщил им, что советские войска нанесут удар 15.11 «не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом…Враг был заранее информирован нами о готовящемся и начавшемся 8 декабря нашем наступлении!. Немцы ждали удара под Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса под Сталинградом явилось для них полной неожиданностью» (188). Это можно назвать ржевским гамбитом. Жуков понял, что «противник разгадал наш замысел и сумел подтянуть к району действия значительные силы с других участков», но он «так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении, поэтому бросили туда такое количество войск».
