«Внешность Дома Союзов стала сейчас куцей. Это архитектурный инвалид. Так и кажется, что он подойдет к вам, положит руку на наружную колонну-лацкан своей ампирной шинелишки и скажет:
— Не пора ли меня перестраивать, дорогие товарищи? Соответствует ли моя внешность тому великому, о чем могли бы рассказать мои стены, лестницы и люстры? Каково мне стоять тут среди новых гигантов — в самом центре Москвы, на проспекте, ведущем к Дворцу Советов?»
Дом Союзов все же уцелел, но тысячи других сооружений-памятников русской архитектуры погибли безвозвратно. Вот фотография в журнале 30-х годов, под ней «глубокомысленная» подпись: «На месте снесенной Китайгородской стены — аллея!» А ведь ее называли «чудо-стеной», она горделиво вилась от гостиницы «Метрополь» до Никольских ворот, затем от Лубянки к Москве-реке и по ее берегу — до Василия Блаженного. Шатровые башни, зубчатые стены, арки… Сложена она была четыре века назад и стояла неколебимо. И вот восторженное описание того, как бессмысленно и преступно разрушили ее: «В октябре 1934 года исчезли северная и восточная части старой стены Китай-города. Работы по сносу стены шли круглые сутки. По ночам лучи прожекторов освещали колонны пятитонных грузовиков и стальные ковши экскаваторов. Старая стена рушилась, исчезая на глазах. За экскаваторами шли тяжелые катки. И в несколько дней на месте старых крепостных укреплений боярской Москвы, над подвалами купеческих складов лег просторный асфальтовый проспект».
Некоторые до сих пор оправдывают такое варварство тем, что до Октябрьской революции Москва якобы беспланово и хаотично застраивалась и была неизвестно на что похожа. Неправда! Москву за ее самобытный облик и нрав от всего сердца любили самые известные люди России, запечатлев навеки это чувство в своих трудах. А вот что написал о дореволюционной Москве Кнут Гамсун, повидавший на своем веку почти весь мир: «Москва — это нечто сказочное… С Кремля открывается вид на целое море красоты. Я никогда не представлял себе, что на земле может существовать подобный город: все кругом пестреет красными и золочеными куполами и шпилями. Перед этой массой золота, в соединении с ярким голубым цветом, бледнеет все, о чем я когда-либо мечтал».
Как не вспомнить эти строки, глядя на чудо-церквушки, прилепившиеся к огромному серому комоду гостиницы «Россия». Словно последний лучик ушедшего за горизонт солнца, они пытаются дать нам представление о волшебном светиле, а поднявшийся над ними мрачный куб гостиницы символизирует все то, на что мы променяли старую Москву. Во многих странах видел я немало старых городов, органично вписавшихся в новые, и каждый из них вызывал боль за родную Москву. Малограмотные недоучки без роду и племени создали в конце концов нынешний удивительно неопределенный облик столицы — не разглядишь за ним ни славной ее истории, ни глубоких корней, ни замыслов перестраивавших ее бездушных и бесталанных людей.
Только в годы горбачевского правления наши власти спохватились и признались: «Уже в разряд политических перешел вопрос о потере своеобразия архитектуры Москвы, особенно ее центра». Но снявши голову, по волосам не плачут. История с восстановлением в конце XX столетия храма Христа Спасителя в Москве вроде бы говорит и о возможности исправления роковых ошибок. Но нет, это все-таки не тот самый храм, а его современная реплика, экспонат в музее восковых фигур. История его уничтожения вообще является одним из самых крупных преступлений Сталина на его «архитектурном» поприще. Могучий и величественный, как сама Россия, он гордо возвышался над городом и его окрестностями. Все московские сорок сороков венчались его золотыми куполами, что, кстати, и ставилось ему в вину как главному культовому строению Москвы. Большевики вообще крушили все церкви без разбора. Уже в 1932 году, то есть до начала официальной реконструкции города, из 560 столичных церквей действовало только 56.
Храм Христа Спасителя взорвали и вскоре гордо возвестили, что на его месте «подъемные краны уже монтируют каркас Дворца Советов, его сложную четырехсотметровую конструкцию». Словно китайский император или египетский фараон, Сталин занялся сооружением невиданного памятника самому себе. Все это безобразие происходило на моих глазах. Мой сверстник, писатель В. Солоухин, свидетельствует: «Я вспоминаю, как разрабатывали проект нелепого сооружения почти полукилометровой высоты. Дворец должен был выражать величие, а выразил бы, если бы его построили, спесь, отсутствие вкуса и ложный пафос».
На конкурс проектов Дворца Советов было подано много предложений, претендовавших на то, чтобы стать «величественным памятником героической сталинской эпохи». Академик архитектуры Б. Иофан с восторгом писал о «гениальных замечаниях» Сталина по проекту Дворца Советов. Слава Богу, памятник не состоялся. Вместо него соорудили на том самом месте… бассейн. А Сталин вместо Дворца Советов все же успел построить в столице шесть небоскребов, словно шесть пирамид. Но если те отличаются самобытной красотой и совершенством, то его высотки никак не говорят о хорошем вкусе.
Сталин, как известно, любил лично вникать во все, постоянно вмешивался просто в анекдотические мелочи. Понятно, что такую затею, как реконструкция Москвы, он тоже взял на себя. Но, даже при всем рвении Сталина в этом деле, Гитлер превзошел его в «архитектурных излишествах». Вспомним, что он считал себя художником и архитектором! Не установишь, сколько времени уделял своим архитектурным забавам Сталин, а вот про фюрера можно со всей определенностью сказать, что он отдавал им не меньше половины своего времени, во всяком случае так было до тех пор, пока немецкие войска не покатились на запад под натиском нашей армии.
Кстати, именно благодаря этому увлечению фюрера мы имеем о нем, его жизни и деятельности довольно полное представление: его личный архитектор и, можно сказать, друг (таковым был еще только один человек — личный фотограф фюрера) А. Шпеер оставил мемуары, которые являются ценным источником, внушающим доверие. Американская газета «Нью-Йорк таймс» так оценила эту книгу: «Уникальный портрет Гитлера, который уже едва ли кому удастся превзойти». К сожалению, вблизи Сталина летописца такого уровня не оказалось, он вообще окружал себя посредственностями и подонками.
Шпеер в своих воспоминаниях признается: «После нескольких лет безуспешных усилий на архитектурном поприще я был просто одержим мыслью добиться чего-либо значительного в этой области, мне было уже 28 лет. За то, чтобы возводить действительно стоящие сооружения, я продал бы свою душу, как Фауст. И вот я нашел своего Мефистофеля, он казался не менее могущественным, чем у Гете».
Через несколько лет после их первой встречи Гитлер говорил Шпееру: «Вы сразу привлекли мое внимание. Я искал архитектора, которому мог бы доверить осуществление своих планов, искал молодого специалиста; вы же знаете, что эти планы рассчитаны надолго. Мне был нужен человек, который продолжил бы дело и после моей смерти, опираясь на мой авторитет. Именно такого человека я увидел в вас».
Шпеер вступил в нацистскую партию в 1931 году и впервые привлек внимание Гитлера тем, что эффектно оформлял массовые нацистские манифестации (за счет монументальных декоративных элементов, огромных полотнищ, прожекторов и т. п.). По замыслам фюрера он построил в Нюрнберге гигантский комплекс для проведения нацистских съездов и других массовых мероприятий. Чтобы получить представление об этом и других осуществленных проектах Гитлера — Шпеера, надо вспомнить, что стадион в Нюрнберге, например, был по объему (в кубометрах) в три раза больше пирамиды Хеопса.
Звезда Шпеера стремительно взмыла вверх тогда, когда фюрер поручил ему построить новую Имперскую канцелярию, в самом центре Берлина. Этот заказ Гитлер сделал в январе 1938 года, причем требовалось соорудить и отделать изнутри огромное здание к январю 1939 года. То есть за один год! Фюрера торопили политические соображения: он нуждался в новой ослепительной оправе для собственного образа одного из самых выдающихся лидеров современного мира. Лидера, которого все должны уважать и бояться.
День и ночь 4500 рабочих и разных специалистов трудились на самой главной стройке страны, которую обслуживали сотни немецких предприятий. Выступая перед строителями Имперской канцелярии, Гитлер заявил: «Это сооружение переживет века и расскажет о нас нашим потомкам. Это первое архитектурное сооружение нового, великого германского Рейха». Короче говоря, первый памятник самому себе! Шпеер построил Имперскую канцелярию на несколько дней раньше отведенного ему срока, чем привел Гитлера в восторг. Кстати, фюрер при этом убедился еще и в том, что Шпеер оказался и отличным организатором, чем впоследствии Гитлер воспользовался, но об этом чуть позже. Гитлер не знал как отблагодарить удачливого архитектора, который и без того уже был им обласкан. Фюрер наградил его золотым партийным значком и вручил ему одну из своих акварелей, что вообще можно было тогда назвать высшей наградой в Германии.
