Литургия занимает пространство примерно в 4000 квадратных метров – увертюра на четвертом этаже, основное действие на чердаке. Сначала я шла оранжево-желтыми от подсветки коридорами, сделанными из полупрозрачной материи, изредка обнаруживая предметы – то картонное дерево, то три кресла, то черные стены, расписанные фигурами светящихся человечков. Затем вышла в огромный черный зал, где звучала космическая музыка, а на стене колыхалась тень маленькой куклы, подвешенной на игрушечном летательном аппарате. Здесь меня ждало пространное объяснение Олега Кулика на двух языках.
«Этот проект, – гласит текст, – медитация на сакральные смыслы современного московского искусства 1960–2000 годов. Под сакральностью в данном случае подразумевается как эстетическая значимость художественного высказывания, так и его мистический, магический, эзотерический или религиозный накал».
Что называется, «свой уголок я убрала цветами»! Сразу все сладкие слова современного шарлатанства по имени «актуальное искусство» вывалил человек – сакральный, магический, эзотерический… Я уж было приготовила лицо к насмешливой улыбке и отправилась смотреть основное действие литургии, и тут…
Художник победил. Он оказался прав. В его «Пространственной литургии № 3» действительно есть всё, что обещано было в меню. Мистический магический акт между мною и зрелищем состоялся на высшем уровне сакральности – ибо я поняла, что сказал Кулик о «современном искусстве» 1960–2000 годов.
Когда я поднялась на эскалаторе, на чердаке меня встретил тревожно гудящий лабиринт из зеркальной пленки. На нем метались светло-серые тени, занятые странными, иногда малопристойными делами. Олег Кулик как-то хитро обработал видео и киносъемки многочисленных актуальных перформансов за прошедшие сорок лет, переведя их в негатив и лишив всех подробностей жизни. Эти изображения транслируются на стены зеркального лабиринта (изнутри, так что зритель проекторов не видит, видит только тени). Среди этих теней прошлого есть и сам Кулик в виде собаки, только лишенный, как и все, иллюзии объема, ставший и сам белесой тенью на стене. При этом действия этих теней бесконечно повторяются, они, как заколдованные, делают одно и то же! Такая жуткая дурная вечность. Ни прошлого, ни будущего – одно и то же, одно и то же. Абсолютно верная формула «современного искусства», которое не меняется полвека, продавая одни и те же заплесневелые «фокусы», одну и ту же гордую позицию «а я художник, значит, что хочу, то и делаю»…
И вот я шла по лабиринту, где вовсю прыгали, кривлялись, бросали буквы, рисовали, складывались в группы и разбегались, что-то шептали и кричали световые силуэты… Боже! На что ушла и уходит жизнь этих людей! – думала я в мистическом трепете. – Ведь это ад, ад для деятелей современного искусства. Вот куда отправляют демоны-кураторы своих подопечных, «современных художников», вместе со всеми их инсталляциями и перформансами! Это воистину литургия – литургия заблудших, предавших изобразительное искусство ради облапошивания богатых дурачков, ради извлечения денег из невежества или ради дурного самовыражения и славы на пустом месте…
Радикальное высказывание Олега Кулика вызвало большое раздражение у самих героев «современного искусства». Как-то совершенно некстати он напомнил им о бренности и бессмысленности их занятий. Вообще предал свой круг, свой, можно сказать, класс! Кураторы и художники не могли возразить Кулику по существу и стали смутно шипеть про «ожидания, которые не оправдались». Не могли же они признать, что Кулик лихо и талантливо отправил все «современное искусство» в заслуженный ад – уж не знаю, сознательно или бессознательно.
Когда я уходила, в лабиринт осторожно заглянули еще две посетительницы. Заходите, заходите, друзья. Минут пятнадцать можно провести с удовольствием. Если вас не пробьет мистическая магия и сакральная эзотерика, так полюбуетесь на оригинальную технику – которую, по-моему, вполне можно пару раз применить в театре. Молодец Кулик! Но после такого комментария к истории «современного искусства» как будет художник этим иллюзорным делом впоследствии заниматься? Зная, что ему уготован им же изображенный ад? Как хотите, тут назрела драма с настоящим героем. Я обещаю следить за ней.
Оказывается, Владимир Набоков написал новый роман. «Лаура и ее оригинал». Стоит как бестселлер во всех книжных магазинах, вышел многотысячными тиражами.
Как, тот самый Набоков, классик, автор «Лолиты» и «Дара»? Он же вроде бы давно умер.
Ну подумаешь, умер – это что, повод романов не писать? Аксенов вот целых два романа написал после смерти, и оба чудесно продаются. Обсуждать качество написанного никому и в голову не придет. Хватит уж, поиздевались, господа, при жизни – а тут придется благоговейно помолчать.
«Лаура и ее оригинал» издана в двух вариантах. Первый вариант представляет из себя том устрашающих размеров в глянцевой черной суперобложке – но это отнюдь не текст романа. Это фотокопии 138 каталожных карточек, на которых Набоков писал карандашом черновик своей книги (по-английски). Поклонники гения могут зимними вечерами всего за 660 рублей трепетно созерцать рукописный подлинник, видимо, с целью просветления разума, изнемогшего от массовой культуры.
Второй вариант – это переведенный текст черновика, составляющий около 80 страничек, с предисловием сына писателя, Дмитрия Набокова, и послесловием переводчика Геннадия Барабтарло. Со всей этой требухой набралось на маленькую книжечку карманного формата ценою подешевле (230 р.).
То есть в чистом виде печатать было решительно нечего. Фрагменты черновика никак не тянули на полноценную книгу. Тогда и была задумана роскошная коммерческая операция, которую ее изобретатели выдали за событие культуры.
Суть дела вот в чем.
Владимир Набоков, привыкший, как все изгнанные из России аристократы, к непрестанному труду, до конца жизни работал – писал на своих карточках новую книгу. Он по-прежнему владел удивительной литературной техникой, но к концу 70-х годов исчерпал все свои излюбленные темы. Набоков стал писать нечто вроде пародии на самого себя с изысканной до издевательства над читателем игрой мотивов и каламбурами на трех языках. Таковы его поздние романы «Бледный огонь» и «Смотри на арлекинов!». Таковы же и фрагменты последнего романа.
В них нет и следа новизны, художественных открытий. Молчаливая развратница Флора, влюбленный художник, пишущий о ней роман «Лаура», старый уродливый муж этой самой Флоры, читающий роман о своей жене и мечтающий уничтожить самого себя мысленно, – все это перепевы прежнего творчества писателя.
«Для первого раза она сдалась несколько неожиданно, чтобы не сказать обескураживающе. Вымолчка – легкие ласки – скрытое смущенье – наигранно-веселое удивленье – предварительное созерцание. Она была щупла до невероятности. Ребра проступали. Выдававшиеся вертлюги бедренных мослов обрамляли впалый живот, до того уплощенный, что его и животом нельзя было назвать…» Что ж, хотя бы понятно – женская плоть внушала автору некоторый интерес. По нынешним временам это литературная редкость. Хотя и мутит как-то от «вымолчек» и «вертлюг» с «мослами», но это, разумеется, причуды перевода.
Перед смертью Владимир Набоков просит семью сжечь незаконченный роман – он привык появляться перед читателем исключительно в полном литературном параде. А не в виде набросков и фрагментов.
Последняя, предсмертная воля! Как можно осмелиться ее не исполнить?
А вы поставьте себя на место наследников. Уходит из жизни кормилец, и, как сложатся дела в будущем, неизвестно. То, что Набокова станут издавать на всех языках мира десятки лет, повально экранизировать и ставить на сцене, еще никому неведомо. А у вас в руках драгоценные карточки, исписанные его почерком, последний роман, клад! Как не положить его, так сказать, на всякий пожарный, в несгораемый сейф?
Так и поступила практичная вдова писателя. И вот настал момент, когда сын открыл несгораемый сейф, вынул клад, и наша «Лаура» прекрасненько поступила в продажу.
Отличить по стилю предисловие, сам текст и послесловие довольно трудно. И Набоков-младший, и переводчик пишут, одинаково подражая позднему Набокову, то есть выспренне и темно. Надменно сохраняя некоторые приметы дореволюционной орфографии («шоффер», «разсказ»). Я даже подумала было, что нет в природе никакого «Барабтарло», а это маска Дмитрия Набокова. Впрочем, лукавлю: конечно, продавцы «Лауры» пишут куда хуже оригинала. Пожалуйста, полюбуйтесь на перлы переводчика: «В предисловиях к изданным “Азбукой” в моем переводе “Пнину” и “Истинной жизни Себастьяна Найта” я пытался объяснить единственную в своем роде трудность перевода английских книг русского писателя Набокова на русский в том отчаянном положении, в котором некогда родной его язык оказался в некогда родной его стране».
