Алексей ЧИЧКИН
На камне, железе и золоте
На камне, железе и золоте
Максим Танк - 100
На писательских съездах, особенно во время многоголосых перерывов между заседаниями, можно было подойти к Брылю, Шамякину, Быкову, Панченко, Бородулину, к другим классикам отечественной литературы. А вот к Танку[?] Никогда так и не решился. Знал, конечно, его как многолетнего руководителя нашего творческого союза, председателя Верховного Совета БССР, академика, Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета
СССР, лауреата Ленинской и Государственной премий, награждённого многими орденами[?] Сам воздух, казалось, не позволял приблизиться. Пожалуй, это было только моим личным ощущением легендарности именитого народного поэта. Скорее всего, так. Ведь потом приходилось не раз слышать и читать о житейской скромности и искренней доброте Евгения Ивановича Скурко. Между прочим, свой псевдоним он выбрал, как утверждал Анатолий Велюгин, имея в виду не боевую бронемашину на гусеничном ходу, а одну из самых древних форм японской поэзии, название которой - танка. Это короткое стихотворение из пяти строк, приверженцем которого Максим Танк так и не стал, хотя во многих стихах действительно обходился без рифм.
Писать о нём даже эти юбилейные строки очень сложно. В его жизненных просторах не было ничего мелочного и случайного. Всё масштабно совпадало с Беларусью и с нашей тогда общей великой страной. Однако голос был поэтически слышен не только в гуле исторических событий, но и в шуме родного соснового леса, в сосредоточенных переливах неманских или нарочанских волн[?] И тем не менее почти в каждой строке ощущался поэт гражданского звучания:
Слух не могу вам песней тешить
С обмытых бурями эстрад[?]
Как тут не согласиться с Анатолием Велюгиным, который однажды, цитируя это стихотворение, отметил необычность поэтического материала, неожиданность образов. Всё удивляло, особенно фамилия (Танк!) в сочетании со здешним обычным именем Максим. Звенели оковами, багровели кровью буквы на переплётах книжек - "На этапах", "Клюквенный цвет", "Под мачтой". Очевидным было эхо поэтической силы раннего Купалы. Однако это был целиком независимый голос нового времени[?]
Интересный факт из воспоминаний Петра Глебки. В 1936 году Максим Танк прислал из Западной Беларуси Янке Купале сборник своих стихов и номер журнала "Колосья". Вскоре Глебка зашёл к Купале и застал его необычно взволнованным: "Я хочу вас познакомить с одним поэтом. Вот читайте", - и протянул стихи, присланные Максимом Танком. Тот читал вслух, а Купала внимательно слушал, куря папиросу за папиросой. "Ну как?" - спросил. "Интересный поэт. Злоупотребляет только словами-новообразованиями[?]" - "Ничего в поэзии вы не понимаете, - резко прервал его Иван Доминикович. - Слова исправить можно. А широта в стихах чудесная[?]"
Да, чувственный и смысловой простор его стихов впечатлял тогда, впечатляет и сейчас. Поэту не надо было искать лирического героя своих произведений. Он сам был им. Почти каждая строка подтверждена биографией.
Родился Евгений Иванович Скурко 17 сентября 1912 года в крестьянской семье в деревне Пильковщина Мядельского района Минской области. Окончил начальную польскую школу, учился в Вилейской, а затем в Радашковичской гимназиях[?] Вступил в комсомол и стал активным участником подпольного движения в Западной Беларуси - на Виленщине и Новогрудчине. Довелось отбывать наказание в печально известной виленской тюрьме "Лукишки". Снова работал в легальной и подпольной коммунистической печати. После присоединения Западной Беларуси - сотрудник областной газеты "Вилейская правда", а во время Великой Отечественной войны - газеты "За Советскую Беларусь" и агитплаката "Раздавим фашистскую гадину". А затем редактировал журналы "Вожык" и "Полымя". Первые книги, которые мы упоминали, издал в Вильно. Потом - в Минске: "Избранные стихотворения", "Янук Селиба", "Острите оружие", "Через огненный небосвод", "Чтобы знали", "На камне, железе и золоте", "В дороге", "След молнии", "Глоток воды", "Клич журавлиный", "Пусть будет свет", "Дорога, убаюканная рожью", "Пройти через верность", "Дорога и хлеб"[?] Даже по названиям видно, как убедительно поэт приближался к свойственному ему гражданскому лиризму. Неслучайно несколько книг поэзии в разное время изданы с одинаковым названием - "Лирика".
Возможно, читая "Акт первый", "Песню куликов" и другие стихи такого звучания, Янка Купала восхищённо и говорил Петру Глебке об их "чудесной широте". Впрочем, теперь надо не менее восхищённо говорить о глубине и высоте духовного мироощущения поэта. Да и как могло быть иначе, когда он отлично знал своё предназначение:
Я должен оставить свой след бытия
На камне, железе и золоте.
Поэзия была для него тем, "без чего, как без матери или без родины, ни рождаться, ни жить на земле невозможно!"
Умер поэт 7 августа 1995 года. Похоронен в родной деревне Пильковщина.
Его имя присвоено Белорусскому государственному педагогическому университету, Минскому педагогическому колледжу, Сватковской средней школе (Мядельский район) и Мядельской районной библиотеке, одной из центральных улиц Минска. Мемориально отмечен и дом, в котором жил. Постановлением Совета министров Республики Беларусь утверждён план мероприятий, посвящённых 100-летнему юбилею. В серии "Жизнь знаменитых людей Беларуси" будет издана книга воспоминаний о Максиме Танке. Появятся памятная монета, почтовая марка, конверт специального штемпеля. На Мядельщине разработан туристический маршрут "Я это люблю путешествие[?]". Здесь недавно прошли республиканский праздник поэзии и песни, а также фестиваль детского творчества "Дала мне юность пару крыльев[?]". Этот районный центр вскоре будет украшен и памятником народному поэту. А в Сватковской школе откроется музей, посвящённый ему. В Государственном музее истории белорусской литературы оформлены постоянные экспозиции, приуроченные к юбилею. Объявлен республиканский поэтический конкурс.
Традиционное празднование Дня белорусской письменности также имело своеобразный акцент этого юбилея. И ещё одно из самых главных событий: Национальная академия наук, Министерства информации и культуры намерены презентовать собрание сочинений Максима Танка в 13 томах. Наверняка вошли в них и недавно найденные в архивах стихотворения, а также сценарий художественного фильма "Буря над Нарочью", который считался потерянным в годы Великой Отечественной войны.
Статусом историко-культурной ценности Беларуси будет наделено здание в деревне Пильковщина, где он родился, и его дачный дом в курортном посёлке Нарочь. В учреждениях культуры и образования, в дипломатических представительствах Беларуси за границей открываются выставки, проходят литературные вечера и творческие встречи в честь столетнего юбилея одного из классиков белорусской литературы.
Изяслав КОТЛЯРОВ
"Может, мы последние поэты[?]"
Над могилой
М. Богдановича
Порт звучит сиренами на трассах,
Дремлет кипарисов тихий сад.
Дремлет Ялта, на крутых террасах
Льётся вишен белый водопад.
Здесь весна осыпала всё цветом
И трудней найти вчерашний след,
Хоть над ранним холмиком поэта
Написали имя и сонет.
Жаль, мои года - иному сроку,
А твои так рано отцвели.
Мы сегодня вышли бы к восходу
Привечать отчизны корабли.
Рокот моря, вспаханного ветром,
Облачность залива и зарю,
Что с вершин заснеженных Ай-Петри
Каждый день плывёт на Беларусь.
Здесь курган извечного покоя,
Кипарисы вахтой стерегут.
Но когда утихнет гром прибоя,
Смолкнет и растает в пене гул, -
Слышишь ли, как в звоне сосен тихих
Чей-то голос на поля плывёт?
Это внучка слуцкой той ткачихи
О весне, счастливая, поёт.
10.05.1940
Свидание
- Что там у вас? - простой вопрос.
Старик опять - про сенокос.
Он вспомнил жито и овёс.
Глаза же[?] Мокрые от слёз.
Потом и я заговорил:
- Тюремный год вот пережил.