Газета День Литературы - Газета День Литературы # 104 (2005 4)

Но при всех шифрах конкретная история отношений прописана в цикле "Ночная уха" достаточно четко. Это существенно — не потому, что можно реконструировать, как и что там было (это можно, но не нужно), а потому, что позволяет понять — психологически — лирический сюжет. То есть: чем он был для нее. Еще точнее: чем, как он думал, он был для нее.

Эмпирика не очень романтична: соседское знакомство. Кажется, дело происходит то ли в двух кварталах друг от друга, то ли в большом многоквартирном доме, так что для визита достаточно взбежать на нужный этаж. Они еще "на вы", но сигналы интереса (ее интереса к нему) уловлены мгновенно.

Его ответ: "Как вы подумать только могли, что от семьи бегу? Ваш переулок — не край земли, я — не игла в стогу… В мире то оттепель, то мороз — трудно тянуть свой воз. Дружбы искал я, не знал, что нес столько напрасных слез".

Ее слезы напрасны. Ее душа надломлена. Она умирает от рака — болезни надломленных душ.

И тут его сердце наконец разрывается:

Воскресни!

Возникни!

Сломалась моя судьба.

Померкли, поникли

Все радости без тебя.

Пред всем преклоняюсь,

Чем раньше не дорожил.

Воскресни!

Я каюсь,

Что робко любил и жил.

Робко? Да нет же: это она думала, что он робок. Вернее, это он думает, что она так думала.

Далее следует разбор полетов.

Она:

— Неужели ты не видишь, что ты мой бог?

Ответ (в стиле нераскаянного атеиста):

— И что я за бог, если сам ни во что не верю?!

Она шутит невесело:

— На день строю.

Он (грустя об упущенном):

— Ах, если бы раньше знать, что жизнь так мимолетна.

Она — всерьез:

— Прикажи что-нибудь.

Он — всерьез ("всерьез!"):

— Хорошо, сходи за папиросами.

Как она всё терпела великодушно! Как он великодушно утешал — скорее себя, чем ее:

— Ведь если б согласье во всем всегда, не знать бы нам счастья, опять беда…

Верхняя Мертвая Точка?

И тут горючая смесь взрывается от врезавшейся в память фразы: "Не отрекаются, любя". Тут-то его и пробило. И закричал ей на ту сторону бытия:

Не отрекаюсь я —

Будь всё по-старому.

Уж лучше маяться,

Как жизнь поставила…

Он промаялся еще три года. Умер почти день в день с нею: она в 1965, он в 1968. Чуя конец, просил: "Подари мне, боже, еще лоскуток шагреневой кожи!" "Не хочу уходить! Дай мне, боже, еще пожить". "И женщины, женщины взгляд влюбленный, чуть с сумасшедшинкой и отрешенный, самоотверженный, незащищенный"… Потом набрался мужества и выдохнул:

Так чего же мне желать

Вкупе со всеми?

Надо просто умирать,

Раз пришло время.