Палаточный городок сторонников Ющенко на центральной площади Днепропетровска
26.11.2004 23:00
Сторонники лидера блока партий «Наша Украина» Виктора Ющенко установили вечером 20 палаток на центральной площади Днепропетровска — площади Ленина. Милиция попыталась воспрепятствовать установке палаток, но оставила попытки после переговоров с депутатами Сергеем Касьяновым и Валерием Мартыновским и депутатами горсовета и райсоветов Днепропетровска.
Виктор Ющенко, Виктор Янукович и Леонид Кучма начали переговоры о передаче власти
26.11.2004 23:30
Для этого стране понадобилось пять дней самых массовых протестов в истории Украины и присутствие мощного международного десанта. Три часа продолжалась встреча в Мариинском дворце между Леонидом Кучмой, Виктором Ющенко, Виктором Януковичем, Владимиром Литвином, генеральным секретарем ОБСЕ Янушем Кубишем, Верховным комиссаром Евросоюза по вопросам внешней политики и безопасности Хавьером Соланой, президентом Польши Александром Квасневским, президентом Литвы Валдасом Адамкусом, спикером Государственной Думы Российской Федерации Борисом Грызловым.
Результат встречи — общее заявление, которое зачитал Леонид Кучма. Суть — начинается процесс переговоров.
Виктор Ющенко заявил, что единственным выходом из нынешнего политического кризиса может быть повторное голосование на выборах Президента. Ющенко призвал демонстрантов по всей Украине активно продолжать акции гражданского неповиновения до полной победы. «Пока мы не увидим четких действий и не услышим четких предложений, никто никуда не должен расходиться». Создана общая комиссия по решению политического кризиса, который со стороны Ющенко возглавил Иван Плющ. В нее также вошли Анатолий Кинах, Александр Зинченко и Петр Порошенко.
Мы всегда жили в этом городе…
«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».
Михаил Булгаков, «Белая гвардия»
Мы всегда жили в этом Городе. Даже когда и не жили в буквальном смысле этого слова — всегда жили с его имиджем (как сейчас модно говорить), а вообще-то — гештальтом в сердце.
«Всегда» в данном случае означает — с тех самых времен, когда по капризному желанию императора Николая I Киев перестал существовать в том виде, в котором существовал в течение предыдущих столетий. Городообразовательным центром, центром столицы Юго-Западного имперского края стал город, который называли Верхним — в отличие от города Нижнего, или Подола, который собственно Киевом и был. Если точно — Киево-Подолом, городом со своей историей, магистратом, архитектурой, образом и стилем жизни, греческими, латинскими, армянскими церквями, синагогами, мечетями, Академией, имениями, усадьбами, пожарами, ярмарками, псами, городской стражей — чего и кого только не видели в Киево-Подоле в течение последней тысячи лет!
«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».
После пожара 1811 года, который окончательно Киево-Подол уничтожил, центральная власть решила восстановить город на горе. Для начала построили Университет Святого Владимира — и пошло-поехало. Отовсюду, в том числе и из Петербурга. Выпускником тамошней Военно-медицинской академии был и мой прадед — Александр Дмитриевич Павловский, великий, по имперским понятиям, врач. Ученик профессоров Коха и Пастера, он, в частности, освободил Империю от холеры и дифтерита. Друг Сергея Витте и Лазаря Бродского, действительный статский советник и университетский профессор, основатель и директор множества всяческих медицинских заведений, гласный городской думы и видный член конституционно-демократической партии, он стал органической частью Города, органической частью больших и иногда недостаточно толерантных к различным своим ветвям киевских семей — Яневских, Филипченков, Кистяковских, Сикорских, Каришевых, Демуцких.
Второй прадед — Даниил Яневский — происходил из мало-российских крепостных, он фактически выкупился на волю еще до Великой Реформы — возил соль из Крыма в Петербург, имел всякие бизнесовые интересы, как бы теперь сказали — в аграрном секторе. Большая семья — в ней было пятеро детей: четыре мальчика и девочка — жила в киевском «украинском селе», или на «паньковщине». «Паньковщиной» называли район улицы Паньковской, он расположен за Университетом между Владимирской, собственно Паньковской улицей и улицей Саксаганского. Именно на Паньковщине жили до 1917 года все шесть или семь киевских семей, которые говорили дома на украинском языке.
«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».
Богатые, культурные, громкие, щедрые, многодетные, хлебосольные киевские патриархальные семьи просуществовали до конца лета — начала сентября 1918 года. Именно тогда, вследствие разрушительной деятельности истинных украинских патриотов, прежде всего социал-демократической ориентации, с одной стороны, харьковско-донецких швондеров, щедро профинансированных и вооруженных петроградскими уголовниками, со второй, Город перестал существовать, поскольку большей частью перестали существовать люди, считавшие его своим. Когда я писал книгу о тех событиях, не мог поверить глазам своим. Все, подчеркиваю, — все доступные источники констатировали: на время окончательного «освобождения» полумиллионного города в конце 1920 года в нем не осталось (или практически не осталось) врачей, священников, учителей, профессоров, юристов, чиновников, инженеров, офицеров, музыкантов, художников, банкиров, журналистов, писателей, актеров, букинистов.
Убегали кто куда мог и кто как мог. Ясное дело, убегали те, кому повезло, те, кто остался жив — не погиб на фронте в рядах Добровольческой армии, не погиб просто на киевских улицах. Напомню: лишь во время первой оккупации города большевистскими отрядами на этих улицах осталось по крайней мере 30 тысяч трупов — это почти 10 процентов населения того времени. Прадед, Александр Дмитриевич, ординарный профессор медицинского факультета Университета Святого Владимира, через 20 лет после тех событий рассказывал моей маме: анатомический театр Университета (там теперь Музей истории медицины) был забит телами под самую крышу. И это — только в одном месте!
«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».
Во всяком случае, те, кому повезло, смогли убежать из родного города. Убежали и те, кому обязан жизнью непосредственно, — прадеду было 60, бабушке — 30, маме — 1 месяц. Они смогли прожить, как подсказывали собственный ум и собственная совесть, еще лет 20, пока не попали под пакт Молотова-Риббентропа, но это уже совсем другая история. А здесь важно припомнить, когда лет этак в 50 мама все-таки нашла могилу отца на Байковом кладбище, нашла в том самом месте и могилу его брата и сестры. И это все, что осталось от большого, по крайней мере по численности, рода — 3 могилы, а людей было несколько десятков. И это — лишь одно из многих сотен киевских семейств.
Те, кому повезло, жили в эмиграции надеждой и воспоминаниями — надеждами на то, что когда-то вернутся в Город. Жили воспоминаниями об Университете и Первой киевской гимназии, об усадьбах Бегичевых и Игнатьевых, о Мариинской больнице сестер милосердия, о Бессарабке, возле которой жили «бессарабы» (сейчас таких людей называют «бомжи»), а не выходцы из Бессарабии. Жили воспоминаниями о своих солнечных и беззаботных детских годах, о первом причастии, о Мише Булгакове, одном из одноклассников, с которым учился в гимназии один из дедов, Егор Павловский, о Диме Багрове и его отце, ну очень известном киевском адвокате, о разливах Днепра, которые так интересно было наблюдать из Губернаторской беседки, о каштанах, профессоре Караваеве и банкире Афанасьеве.
«Как многоярусные соты, дымился, и шумел, и жил Город. Прекрасный в морозе и тумане на горах, над Днепром».
Так он и жил себе — как мог, как выпадало при обстоятельствах времени. Пока все не изменилось, пока не начало складываться стойкое понимание — Город снова оккупировали. На смену одним пришли другие — на этот раз с желто-синими флагами, длинными усами, плохими зубами, но глубоко укорененным «национальным» сознанием. После долгих 13 лет независимости, но несвободы, основатель и президент новой Киево-Могилянской академии Вячеслав Брюховецкий, выступая на «5 канале», высказал то, что людям с неукорененным «национальным» сознанием было ясно как день Божий еще в конце 80-х. Сказал господин Брюховецкий приблизительно следующее: мы, основатели и активисты Руха, тогда, в конце 80-х — начале 90-х, обманули людей. Говорили: надо провозгласить независимость, изменить гимн и флаг и тому подобное, а тогда уж заживем как люди.
