Но есть и обстоятельства. Эти обстоятельства – реальная жизнь РФ в канун нового витка приватизационных реформ; это обстоятельство бюджета на 2013 г. – бюджета, который сеет сомнения по поводу того, что РФ – «социальное государство»; это обстоятельства планируемого с 1 января 2013 г. уменьшения накопительной части пенсии с 6% от зарплаты до 2% (это не ликвидация пенсионной системы?); это обстоятельства сокращения численности населения РФ и сползания её в сырьевые придатки Запада по сравнению не только с СССР, но даже с Российской империей; это и многое другое. Вот эти-то обстоятельства и выступают фоном и объектом сравнения со сталинской эпохой. Те реформы, которые проводились в РФ с 1992 г. – лучшая реклама Сталину и его эпохе, аргумент в их пользу, и не случаен успех Сталина – вопреки очернению «мусорщиками» – в конкурсе «Имя России». Этот успех, основанный на достижениях сталинской эпохи, как материальных, так и социальных, на Большом Стиле и Большой Стратегии эпохи, весьма напугал многих наверху. Конкурс показал, что вождь не ошибся: Ветер Истории не только разметал мусор с его могилы, но и сдул гадивших на неё пигмеев. Вопреки очернительству имя Сталина стало «именем России», формально – не первым, но долго лидировало (и мы ведь всё понимаем).
Со времени проведения «Имя России» конкурса прошло время, но страхи не проходят, к ним добавляются новые – перед революцией. Не так давно один высокопоставленный чиновник, по-видимому, уговаривая самого себя, заявил, что Россия не может ещё раз пережить разворот в левую сторону (массовая национализация и т.п.). А затем предупредил тех, кто своей неразумной политикой провоцирует такие события: если настроение в обществе меняется, то любая попытка влиять на него (по-видимому, подразумевается - влиять силовым способом) приведёт к очень плохим последствиям: потому что если влиять, то это сразу революция, вот и всё (это «вот и всё» дорогого стоит). Правда, через несколько дней другой высокопоставленный чиновник браво успокоил коллегу: сценария «цветных революций», например, «оранжевой», никто не допустит.
Не могу не отвлечься на «лирическое отступление»: уверенность чиновников в том, что они – властелины исторической стихии, умиляет. Не забуду, как в 1995 г. В. Черномырдин заявил, что Россия исчерпала лимит на революции, полагая, что может говорить от имени русской истории. Не всякий государственный деятель может себе позволить такое, ну а уж герой эпохи временщичества тем более. Как же нужно оторваться от реальности, чтобы ляпнуть такой неадекват?! Хорошо о правящем слое 1990-х годов сказал О. Маркеев, сравнив их со стаей пингвинов, которые разместились на верхушке айсберга и думают, что управляют его движением, хотя на самом деле не знают не только о направлении океанических течений, но и об их существовании. Впрочем, разве это характерно только для 1990-х годов?
В реальной истории, как справедливо заметила Н. Мандельштам, «победителем является тот, кто уловил общие тенденции истории и сумел их использовать», т.е. тот, кто понимает направление течений в океане. Сталин говорил по этому поводу по-другому: оседлать законы истории, но суть та же. Иными словами, революции случаются или не случаются не по хотению или заклинаниям клерков и мелких хозяйчиков, которых вынесло во власть, но даже и очень крупных деятелей. Революциями движут другие силы.
Далее. Если в России и возможна революция, то никак не оранжевая – красная. Причём эта последняя будет реакцией на нечто более страшное, чем революция. Революция есть нечто отструктуренное и развивающееся в определённых рамках, это Порядок, возникающий из Хаоса. Сам этот Хаос есть реакция огромной и внешне аморфной, вязкой массы на чужеродную агрессивность по отношению к ней. Когда-то К. Победоносцев заметил, что Россия – вязкая страна: ни революция, ни реакция здесь до конца не проходят (словно подслушав, группа «Наутилус-Помпилиус пела: «В этой стране, вязкой как грязь,/ Ты можешь стать толстой, ты можешь пропасть»). Но аморфность и вязкость эти кажутся таковыми с западоцентричной точки зрения. На самом деле у массы – жёсткий, скрытый от западоцентричного взгляда, каркас. Это и есть Большая Система «Россия». Представители власти в России, как правило, либо понимали это плохо, либо вообще не понимали, исключение – Сталин. Да, сама масса на Руси/в России не порождала властные пирамиды, они привносились извне – из Орды, с XVIII в. – с Запада. «Правители всегда привносили идею пирамиды извне, – писал О. Маркеев, – очарованные порядком и благолепием заморских столиц. Не они, а сама масса решала, обволочь ли её животворной слизью, напитать до вершины живительными соками или отторгнуть, позволив жить самой по себе, чтобы нежданно-негаданно развалить одним мощным толчком клокочущей энергией утробы […] Вопрос лишь времени и долготерпения массы».
Во многом обманчивой является и хаотичность смутных времён, в том числе того, которое мы переживаем с 1990-х годов. Вот взгляд практика из среды, весьма далёкой от научной. Легендарный киллер Лёша-солдат/Алексей Шерстобитов в серьёзной книге «Ликвидатор» пишет о 1990-х: «Потихоньку я начал разбираться в окружающем меня хаосе и обратил внимание на стройность его порядка – ведь именно хаосом создаются великие не только произведения, но и масштабные вещи от инфраструктур до вселенной. Таковыми (хаотическими. – А.Ф.) они кажутся из-за непонимания (наблюдателем. – А.Ф.) рациональности порядка вещей и формул, по которым они создаются. Причём […] даже обладание знанием не гарантирует удачи в упорядочивании хаотического движения, и даже рассмотревший его во всех подробностях и, казалось бы, всё понявший, не в состоянии его описать». Что уж говорить о не обладающих знанием и рассматривающим любую реальность, в том числе российскую, сквозь призму западного порядка. Ясно, что сквозь такую призму любая реальность будет хаосом – именно поэтому практически все реформы в России оказывались контрпродуктивными, а результат принёс сталинский рывок.
A propos: западофилия в наши дни есть род социальной некрофилии. Стремление как к образцу для подражания, к порядкам такого социума, который захлёбывается в гное порока, обездвижен социальной импотенцией и не способен сохранить ни расовую, ни историческую, ни религиозную идентичность, т.е. охваченного волей к смерти, есть не что иное, как культурно-историческая некрофилия, оставим мёртвым хоронить их мёртвецов. Те, кто зовёт нас в «цивилизованный мир», хотят привести нас на кладбище, в лучшем случае – на помойку «поля чудес» в «стране дураков». Попадание именно на такую помойку, причём в периферийно-третьемирском варианте, заблокировали Сталин и его команда в 1930-е годы, а инерции хватило до 1980-х годов. Европы, о которой можно было бы сказать словами Артюра Рембо как о месте: «…где малыш/ В пахучих сумерках перед канавкой сточной,/ Невольно загрустив и вслушиваясь в тишь,/ За лодочкой спешит, как мотылёк непрочной», давно нет. Европа (да и Запад в целом) сегодня - это скорее заповедник гоблинов, только гоблины в основном сами люди неместные (хотя и местных гоблинов хватает): конрадовское «сердце тьмы» теперь забилось в Европе – пришло возмездие за века колониального грабежа. Но это их проблемы – проблемы «ничейного дома»; «nobody’s house» – так назвал Великобританию времён Тэтчер один английский журналист, но то же можно сказать и обо всей Европе. «Ничейный дом» – это и есть идеал глобалистов, которых несколько раз в ХХ в. подсекал Сталин: СССР был общим домом.
Возвращаясь к схеме пирамиды и массы, отмечу: только такая пирамида, которая отвечает устоявшимся формам коллективного бессознательного и отвечает им, способна нормально функционировать в России, опираясь на невидимый каркас. Это очень хорошо понимал, более того – чувствовал Сталин. «Реформы неизбежны, – писал он, – но в своё время. И это должны быть реформы органические, […] опирающиеся на традиции при постепенном восстановлении православного самосознания (интересно, знают ли эти строки неистовые хулители Сталина из РПЦ? – А.Ф.). Очень скоро войны за территории сменят войны «холодные» – за ресурсы и энергию. Нужно быть готовыми к этому».
Данный пассаж дорогого стоит. Мало того, что вождь предсказал войны за ресурсы, развернувшиеся на рубеже XX–XXI вв., он зафиксировал необходимость реформ в области психосферы, понимая, что военные действия со временем переместятся и туда и что реформы должны опираться на традицию (на сознание и бессознательное), а не отвергать и не ломать её. Именно этим с 1991 г. активно занимаются многие наши СМИ, особенно ТВ, впрочем, без того успеха, на который рассчитывали и нередко контрпродуктивно, озлобляя население, и, по сути, подталкивая к «мощному толчку клокочущей энергией утробы». Разумеется, значительная часть морально-нравственных ориентиров и императивов разрушена за эти 20 лет – как и за 20 лет, предшествовавшие 1917 г. Мы видим немало проявлений морального кризиса, и, тем не менее, задача разрушения русской психосферы, психоистории нашим противником не решена (даже компьютерные стрелялки не действуют на наших детей, как на западных – из-за различий в смеховой культуре). И недаром чиновники опасаются антилиберальной революции «и всё», либеральная «пирамида» (в обоих смыслах этого слова) осталась чужой, чуждой и враждебной массе населения, чувствующего себя ущемлённым. Как пела группа «Любэ»: «А за то, что Россию обидели,/ Емельян Пугачёв не простит». «Нижний мир» всегда играл в русской истории значительно большую роль, чем усматривали и готовы были признать «баре» – страшно далёкие от народа, ориентированные на Запад власти и профессорская наука. Что можно посоветовать этим ребятам? Читать внимательно русскую историю и труды нобелевского лауреата Ильи Пригожина о хаосе, диссипативных структурах, самоорганизации и сложности. Впрочем, не поздно ли «пить боржоми»?
