24-го Гэффи, Мэддокс{137} и я встретились с командирами трех корпусов – Эдди, Хэслипом и Уокером – в Нанси (в штаб-квартире Третьей армии), где договорились о том, что будем продолжать развивать наступление к востоку от реки Мозель. Мы также наметили точки, в которых мы будем действовать «по принципу каши из топора», чтобы, не переставая надеяться на лучшее, быть готовыми перерезать ленточку и устремиться вперед, когда станет можно. Генерал Хэслип очень не хотел покидать Третью армию, а мы и вся Третья армия не хотели его отпускать.
24-го я отметил еще один прекрасный пример взаимодействия наземных и воздушных частей. Пять танков из 4-й бронетанковой подверглись атаке не менее чем впятеро превосходившим их бронетанковым соединением противника; мы могли оказать им помощь только с воздуха. И хотя по всем показателям погода стояла нелетная, генерал Уэйленд приказал двум эскадрильям взлететь. Они взлетели и, используя радары, промчались на расстоянии всего лишь нескольких метров над землей. Обнаружив неприятеля, пилоты сбросили бомбы замедленного действия и обстреляли из пулеметов и пушек. Атакуя врага, летчики даже не знали, сумеют ли приземлиться после окончания налета, но прекрасно сделали свое дело. Отбомбившись, они полетели в глубь Франции и, как только нашли просвет в облаках, пошли на посадку и благополучно приземлились. Один из офицеров носил фамилию Коул, и позднее я слышал, что ему вручили медаль Почета. Он заслужил эту награду.
По состоянию на 24-е число потери в живой силе составили:
Третья армия
Убитыми – 4541
Ранеными – 22 718
Пропавшими без вести – 4548
Всего – 31807
Небоевые потери – 13 323
Общий итог – 45 130
Пополнения – 43 566
Противник
Убитыми – 30 900
Ранеными – 89 600
Пленными – 95 600
Всего – 216 000 [121]
Материальные потери
Третья армия
Легкие танки – 140
Средние танки – 342
Артиллерийские орудия – 103
Противник
Средние танки – 708
Танки «Пантера» и «Тигр» – 415
Артиллерийские орудия – 1718
Топтание на Мозельской линии
С 25 сентября по 7 ноября 1944 г.
Этот период действий Третьей армии в Европе с полным правом можно назвать самым бессмысленным и бесплодным периодом в ее истории. Казалось, высшее начальство и погода сговорились с единственной целью не дать частям Третьей армии двигаться вперед. После двух месяцев быстрого продвижения и почти постоянного наступления подразделениям приходилось переходить к обороне и позиционной войне.
Несмотря на сказанное выше, все – от солдата до командующего – продолжали надеяться на возвращение жарких дней, и состояние дел постепенно улучшалось: чувствовавшие себя неуверенно на новых позициях войска медленно, но неуклонно овладевали ситуацией, закрепляясь на плацдармах, с которых им предстояло продолжить прерванное наступление.
В вышеуказанный период сопротивление немцев возросло и на других участках фронта. 21-я группа армий фельдмаршала Монтгомери потратила это время на освобождение от вражеских войск порта Антверпен и Вальхеренских островов. Первая армия, очистив от неприятеля Аахен, продолжала наседать и теснить немцев. Замедлилось продвижение 6-й группы армий генерала Диверса (Седьмая американская и Первая французская армии) в Вогезских горах. Русские вошли в Чехословакию и Венгрию, очистив от вражеского присутствия Будапешт. В Италии продвижение войск союзников к долине реки По шло медленно. Военно-воздушные силы продолжали наносить удары по немецким аэродромам и по индустриальным центрам.
Потоп
Период с 25 сентября по 7 ноября стал самым трудным для Третьей армии. Впервые за все время мы не наступали быстро, впрочем, и небыстро тоже – мы фактически не могли наступать. У нас отсутствовали соответствующие возможности в борьбе с равными или превосходящими силами противника, занимавшего превосходные позиции. Даже погода, и та обратилась против нас. 25 сентября я получил от генерала Брэдли документ с грифом «Совершенно секретно», где говорилось то, что мне и так уже было известно из полученной на днях неофициальной информации, – [122] нас вынуждают перейти к оборонительной тактике. Дабы сделать мой изложенный на словах план официальным, я предоставил генералу Брэдли письменные раскладки по укреплению оборонительных рубежей и расширению плацдарма на восточном берегу реки Мозель. Как значилось в заключительной части, весь план основывался на поддержании наступательного духа в войсках, а для этого необходимо продолжать продвижение на тех участках фронта, где только будет возможно.
26-го числа мы с полковниками Кодменом и Кампанолем отправились в Годрекур с целью найти мадам Жуатт, у которой в 1917-м останавливался генерал Маршалл{138}. Годрекур ничуть не изменился за прошедшие годы, но семья, которую мы искали, перебралась на Юг Франции. Однако мы все же не совсем напрасно проездили – мэр города, отец двух очаровательных дочерей, угостил нас вином, а одна из девушек поиграла нам на фортепиано.
Из Годрекура мы через Нёфшато поехали в Шомон и пообедали там в «Отель-де-Франс» – там, где генерал Першинг, генерал Харборд, де Шамбрен и я обедали осенью 1917 г., когда мы впервые прибыли в Шомон и избрали его в качестве штаб-квартиры Американского экспедиционного корпуса. Гостиницей заправляла та же самая семья, только поколением младше. Даже блюда, которые нам предложили, мало чем отличались от меню образца 1917 г. После обеда мы посетили дом, где жил генерал Першинг, а также казармы, где в течение двух лет размещался наш штаб.
За две недели до того 15-й корпус Третьей армии вторично взял Шомон и наши доблестные летчики разрушили казармы ударами с воздуха. Как бы там ни было, мой маленький кабинетик рядом с воротами уцелел. Хорошо, что они не разбомбили его, кабинет мне нравился, потому что тогда я был комендантом штаба Американских экспедиционных сил генерала Першинга, и это была первая солидная должность, которую я занимал.
В казармах полковнику Кампанолю пришлось пережить один неприятный момент. По дороге в Шомон он не уставал твердить нам о красивой француженке, которую знавал в 1917-1918 гг. и которую очень надеялся разыскать. Дама имела кое-какие связи с полицией, потому, когда мы находились в казармах, я поинтересовался у полицейского, не знаком ли он с той женщиной – другом полковника Кампаноля. «Вежливый» полицейский с убийственной откровенностью повернулся к Кампи и изрек: «Конечно, я прекрасно знаю ее. Однако она старовата даже для вас». [123]
После того как Кампаноль получил эту плюху от полицейского, мы направились в Валь-дез-Эколье, где ближе к окончанию прошлой войны жил генерал Першинг и где я служил адъютантом принца Уэльского, с которым вместе танцевал и которого учил бросать кости в крэпс. К несчастью, местечко было практически полностью разграблено.
Затем мы через Лангр, не останавливаясь там из-за нехватки времени, поехали в Бург в бывшую штаб-квартиру моей танковой бригады в 1918 г. Первый же человек, которого мне довелось встретить там, стоял на той самой куче мусора, на которой, я уверен, он находился и в 1918 г. Я спросил его, был ли он здесь в прошлую войну, и он ответил: «Конечно, генерал Паттон, и вы тоже. Только тогда вы были полковником». Затем он собрал целую триумфальную процессию из земляков, вооруженных вилами, косами и граблями, в сопровождении которой мы отправились по местам моей боевой славы, включая мой кабинет и жилище в шато мадам Во.
За могилой национального героя – «Брошенного сортира» – все еще ухаживают местные жители. А ведь именно я положил этому начало. В 1917 г. мэр, живший в Бурге в «новом доме», построенном в 1760 г., явился ко мне со слезами на глазах и поинтересовался, почему ему не сообщили о смерти одного из моих солдат. Будучи в полном неведении относительно сего скорбного факта и не желая открывать своей неосведомленности перед иностранцем, я исподволь выяснил, что произошла ошибка и на самом деле никто не погиб. Но мэр не хотел мне верить и настоял на том, чтобы я пошел с ним и сам во всем убедился, потому что он лично видел «могилу». В общем, мы пошли и обнаружили только что по всем правилам запечатанную выгребную яму, из одного ее конца торчал шест с напоминавшим крест знаком, где было написано: «Брошенный сортир». Французы просто приняли табличку за крест на могиле. Открывать, каково истинное положение вещей, я им не стал ни тогда, ни уж тем более теперь.
На обратной дороге к Этену мы проезжали через летное поле, с которого Кодмен много раз взлетал во время Первой мировой войны и откуда они летали бомбить Конфлан.
27-е стало днем большого наплыва важных гостей – десять генералов кряду, из коих я принимал с удовольствием только Хьюза и Спаатса. Нам пришлось еще раз услышать подтверждение того, что скоро мы лишимся 15-го корпуса, состоявшего из 2-й французской танковой и 79-й дивизий. Вместе с тем нам обещали прислать пехотные части 26-й дивизии генерал-майора Уилларда С. Пола, а затем, когда мы сможем вновь наступать, передать ее целиком. Я никогда не испытывал трудностей с перемещением имевшихся в моем распоряжении частей, однако размещать отнятые у тебя подразделения дело сложноватое. [124]
