На Всеармейском совещании политработников в апреле 193 8 года Мехлис, назвав комиссаров «именинниками» этого совещания, напомнил им слова Сталина о том, что «комиссар — глаза и уши партии и правительства». Между тем, заметил докладчик, многие из них до сих пор чувствуют себя на положении помполитов (то есть помощников командиров по политической части). С таким положением свыклись сами новоиспеченные комиссары, оно устраивает и командиров. С этим теперь должно быть покончено, торжественно провозгласил начальник ПУ. Поскольку военный комиссар есть представитель партии и советской власти в части, то «вы обязаны по делам проверять и судить о всех политических и командных работниках, в том числе и о командире».
Командный состав, таким образом, ставился под контроль комиссаров, гласный и негласный. В Политуправлении РККА в составе отдела руководящих партийных органов было создано отделение по изучению политико-морального состояния командиров и начальствующего состава, где аккумулировалась вся негативная информация об этой категории руководителей. Совершенно секретной директивой начальникам политуправлений округов, армий, комиссарам и начальникам политорганов соединений, частей и учебных заведений от 17 апреля 1938 года Мехлис предписал два раза в год (к 1 июня и 1 декабря) представлять ему подробные политические характеристики на командиров частей и соединений, начиная с полка и выше. Категорически требовалось обеспечить строжайший режим секретности — характеристики писать от руки, копий не оставлять и даже не ставить в известность свое непосредственное руководство. Мехлис особо обратил внимание: «Политхарактеристики представляются комиссарами дивизий, бригад и корпусов непосредственно (подчеркнуто Мехлисом. — Ю. Р.) в Политуправление на мое имя без предоставления их в округ».
Соответственно функциям подбирались и их исполнители. Надо ли удивляться после этого, что комиссары в своем большинстве не только не сумели защитить своих командиров от репрессий. Более того, многие из них инициировали позорные разбирательства и возглавляли борьбу с пресловутыми «врагами народа».
Вот один из таких ревностных деятелей — комиссар 11-й кавалерийской дивизии ЛBO полковой комиссар Д. Г. Кулаков. В письме Сталину он похвалялся, что только в течение июня — августа 1937 года направил военному совету округа представления на 40 человек «политически неблагонадежного комначсостава частей дивизии». «Из всех этих уволенных значительная часть арестована органами НКВД», — посчитал необходимым подчеркнуть Кулаков. И тем не менее даже его уволили из армии, причем, что особенно возмутило полкового комиссара, «за противодействие мерам по разоблачению «врагов народа»».
Бывшему военкому отдельного строительного батальона В. К. Смирнову тоже было чем похвалиться любимому вождю: «Но я без хвастовства говорю, что я в течение двух лет давал достаточно сигналов о наличии вредительства, но это доходило до осиного гнезда вредителей, шпионов, засевших в политуправлении ОКВДА».[80]
Сколько было таких Кулаковых и Смирновых, которым в условиях тотального погрома совершенно развязали руки! На них, кстати, потом нередко и возлагали ответственность за репрессии, после чего выбрасывали, словно использованную ветошь.
То, что исследователи смогли в полный голос сказать лишь в наши дни, хорошо было видно наиболее проницательным наблюдателям и в те годы. Троцкий, говоря о последствиях введения в Красной Армии института военных комиссаров и вспоминая, в связи с этим, о военных советах и комиссарах, введенных в годы Гражданской войны, писал: «Исторический фильм развертывается в обратном порядке, и то, что было прогрессивной мерой революции, возвращается в качестве отвратительной и термидорианской карикатуры… Во главе армии стоит Ворошилов, народный комиссар, маршал, кавалер орденов и прочая, и прочая. Но фактическая власть сосредоточена у Мехлиса, который, по непосредственным инструкциям Сталина, переворачивает армию вверх дном. То же происходит в каждом военном округе, в любой дивизии, в каждом полку. Везде сидит свой Мехлис, агент Сталина и Ежова, и насаждает «бдительность» вместо знания, порядка и дисциплины. Все отношения в армии получили зыбкий, шаткий, плавучий характер. Никто не знает, где кончается патриотизм, где начинается измена. Никто не уверен, что можно, чего нельзя… Все выжидают и тревожно озираются по сторонам. У честных работников опускаются руки… Устои армии расшатываются… Действительные виновники прикрываются доносами на вредителей. Среди командиров усиливается пьянство, комиссары соперничают с ними и в этом отношении. Прикрытый полицейским деспотизмом режим анархии подрывает ныне все стороны советской жизни; но особенно гибелен он в армии…»
Даже если эти резкие оценки были продиктованы ненавистью Троцкого к Сталину, кто может сказать, что они не отражали истинной картины?
По собственному признанию Льва Захаровича, к моменту его прихода в ПУ РККА положение с кадрами политсостава было «крайне сложным». В некомплекте было 10 525 человек, или 29,8 процента от их штатной численности, в том числе высшего политсостава — 51 процент, старшего — 45,8. Чуть забегая вперед, скажем, что этот некомплект он своими руками сделал еще больше: в 1938 году дополнительно было уволено из армии еще 3176 политработников, прежде всего по трем причинам — в связи с арестом, в связи с их участием в прошлом в различных антипартийных группировках, а также «в порядке очистки» от лиц «подозрительных» национальностей — поляков, немцев, китайцев и т. п.
Проблему некомплекта усугубляло такое специфическое явление того времени, как «вридство» — временное исполнение должности. О масштабах этого крайне негативного явления дает представление доклад Мехлису 8 мая 1938 года начальника отдела ПУ РККА дивизионного комиссара А. Н. Храменко: в Военной академии им.
М. В. Фрунзе «все кругом вриды: начальник и комиссар академии, весь состав политотдела, все комиссары факультетов, все начальники кафедр, весь состав работников учебного отдела, все начальники курсов».[81] Подобная картина отнюдь не была редкостью.
«Страшной армейской болезнью» назвал ее сам Мехлис, вынужденный признать, что «вридов больше, чем утвержденных людей», умалчивая, правда, об истинных причинах этого явления. А коренилось оно, прежде всего, в страхе тех начальников, от которых зависело утверждение на ту или иную должность, ошибиться, назначить потенциального «врага». Основания для страха были самые что ни на есть обширные, ибо, если исходить из иррациональной логики устроителей репрессий, «замазаны» были все: кто-то с кем-то из уже выявленных «врагов» или тех, кто будет выявлен позднее, вместе служил, с кем-то встречался на учениях, сборах, партийных мероприятиях, даже ехал в одном вагоне поезда (инкриминировалось, случалось, и такое). Поэтому должностные лица всеми силами уклонялись от принятия самостоятельных решений при назначении на должности.
Кто же, по мнению начальника ПУ, должен был заполнить зияющую кадровую брешь? Для начала прибегли к инъекции извне. 9 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) поручило Мехлису и возглавлявшему в ЦК партии отдел руководящих партийных органов Маленкову в трехдневный срок отобрать 100 выпускников вузов и Института красной профессуры для назначения армейскими политработниками. Неоднократные мобилизации ЦК на партполитработу в армию и в дальнейшем оставались одним из путей ликвидации кадрового некомплекта. В 1938 году таким Ьутем было призвано 258 человек, а в следующем — уже 5500 гражданских коммунистов. Но к чему это приводило? Многие, как докладывал Лев Захарович в ЦК ВКП(б), тяготились своей работой в армии, являлись «носителями низкой дисциплины».
Основным источником кандидатов на заполнение вакансий должны были стать все же армейские ряды. «Политорганы, — предписывал в связи с этим Мехлис начальникам политуправлений военных округов и армий 14 января 1938 года, — должны неустанно работать над выращиванием подлинно большевистских политработников сталинской закалки, способных неуклонно повышать большевизацию политаппарата РККА и беспощадно бороться со всеми врагами народа, до конца и без остатка ликвидировать последствия вредительства в рядах РККА». Чтобы ни у кого не возникало сомнений, что именно такие качества поощряются руководством, он в этой же директиве дал указание представить политработников, «показавших себя подлинными вожаками масс, стойкими в борьбе с троцкистско-бухаринскими и буржуазно-националистическими шпионами и диверсантами», в соответствии с решением ЦК партии и в связи с 20-летием РККА и ВМФ, к внеочередному повышению в воинском звании.
Собственно армейские кадры оказались, однако, настолько ослабленными, что дать солидную прибавку кандидатов на выдвижение в ограниченное время не могли. Правда, это если придерживаться установленного и испытанного порядка формирования командно-политического состава, постепенного выращивания кадров в соответствии с опытом и уровнем подготовки. Но Мехлис, сам выдвинутый на свой пост по произволу вождя, не опускался до «каких-то» элементарных норм, руководствуясь известным лозунгом, что у нас, если надо, «героем становится любой». И произвольно, аврально, без учета уровня подготовки прибегал к массовому выдвижению.
