Тем временем Международный совет постановил: все добытые нами доказательства убедили иностранных членов совета, что я могу лететь, но не убедили американцев, которым требовались дополнительные подтверждения.
Новость была не из лучших. Мы представили все факты, которые мы и помогавшие нам специалисты сочли исчерпывающими доказательствами. И если этого недостаточно, что тогда поможет? Казалось, мы имеем дело с суеверием, против которого наука бессильна. Вы можете предоставить результаты любых исследований, чтобы доказать, что ходить под лестницей безопасно, но суеверный человек тем не менее все равно будет избегать этой лестницы.
В ККА меня по-прежнему призывали расслабиться и не расстраиваться; там были уверены в том, что в конце концов все пройдет по нашему сценарию. Такое поведение соответствует нашему национальному характеру: канадцы известны своей вежливостью и учтивостью. Мы — нация тех, кто всегда придерживает дверь и благодарит, но мы любим и подшутить над этой нашей особенностью. Как вытащить 30 пьяных канадцев из бассейна? Нужно сказать: «Пожалуйста, выйдите из бассейна». В обычной ситуации мы с Хелен первыми бы выскочили из этого вошедшего в поговорку бассейна, но ситуация была исключительной; мы чувствовали, что канадцы ведут себя слишком по-канадски, когда слепо верят в победу логики и здравого смысла. Для нас было ясно как день, что наших усилий по сбору информации вполне достаточно как для принятия решения в отношении меня лично, так и для защиты интересов Канады в целом. В мой полет был вложен не один миллион долларов; кроме того, на время моей экспедиции было намечено множество экспериментов в интересах Канады. Присутствие канадца в составе международной комической экспедиции служило не только источником патриотической гордости, но и было обоснованием и подтверждением всей космической программы, финансирование которой, как, впрочем, и в НАСА, постоянно находилось под угрозой. Если бы мы прекратили работать над этой проблемой, я бы не отправился в космос, хотя слово одного-единственного человека из медицинской администрации НАСА могло это все предотвратить.
И вот в одиннадцатом часу, всего за несколько дней до мартовского совещания, на котором в НАСА должны были принять окончательное решение, кто-то из совета предложил решение: ультразвуковое обследование должно было, скорее всего, показать, есть ли у меня еще спайки. Я был потрясен. Несколько месяцев я выспрашивал, существует ли нехирургический способ обследования, и все это время я слышал один и тот же ответ: «Нет, операция — это единственный выход». А теперь внезапно все члены совета высказались за ультразвук при условии, что обследование выполнит конкретный высококвалифицированный специалист. Однако этот специалист находился в отпуске, поэтому у меня была неделя, чтобы изучить тему и выяснить, что ультразвуковое исследование в 25 % случаев дает ложноположительный результат. Другими словами, исследование может показать, что у меня спайки, при этом один шанс из четырех, что этот результат будет абсолютно ложным. И даже если у меня действительно имеется спайка, кто сможет с уверенностью сказать, представляет ли она угрозу или нет? Но кажется, никому до этого не было дела, кроме меня и Хелен.
Наконец настал день, на который было назначено ультразвуковое исследование. Дорога в госпиталь заняла у нас 45 минут, и за это время мы окончательно смирились с ситуацией. Это была хорошая схватка, и мы боролись до самого конца. Теперь пришло время для моделирования своего рода «смертельного исхода»: нам нужно было поговорить о том, что делать, когда я провалю ультразвуковое исследование. Мы обсудили множество вариантов: задержаться в Хьюстоне подольше, чем я планировал, или, может быть, уволиться и поискать работу в качестве аэрокосмического консультанта.
Самое главное наше решение в этой поездке заключалось в том, что мы не позволим этой неудаче испортить нам жизнь. Я не буду всю оставшуюся жизнь нести звание несостоявшегося командира, несчастного парня, которому не позволили слетать в космос в третий раз. Мы видели, что происходит с другими астронавтами, которых отстраняют от экспедиции, и решили, что следующая опасность, грозящая нам гибелью, в метафорическом смысле, — это вовсе не результаты ультразвукового обследования, а потеря целеустремленности. К счастью, мы также знали те Boldface, которые могли нас спасти: нужно сосредоточиться на преодолении пути, а не на достижении пункта назначения. Смотреть в будущее, а не сожалеть о прошлом.
Мы приехали в госпиталь в бодром расположении духа. Чтобы ни случилось, мы знали, что у нас все будет в порядке. Специалист намазал мне живот специальной мазью, потом использовал разные ультразвуковые датчики для осмотра. Обследование началось не здо́рово. Врач сказал: «О, этого я не ожидал увидеть». Ему нужно было увидеть движения внутренних органов, которые называют «висцеральным ритмом». Он повернул монитор так, чтобы мне тоже было видно. Хелен держала меня за руку, сидя спиной к экрану, напряженная, но смиренная. Прошла минута. Даже мне пришлось признать, что на экране не было никакого движения.
Я проиграл. Однако сильнее разочарования было удивление: неужели я был настолько неправ? Действительно ли со мной что-то не так? Мои глаза были прикованы к монитору, я начал дышать неглубоко, напрягая и расслабляя брюшные мышцы, изо всех сил пытаясь заставить мои внутренности двигаться. Разумеется, я хотел отправиться в космос, но еще я хотел быть уверен, что действительно здоров.
После многих лет обучения и тренировок вот к чему все свелось: сможет ли небольшая часть моего кишечника двигаться по команде. И чудесным образом это произошло. Врач улыбнулся и включил запись, чтобы зафиксировать движения — висцеральный ритм — на видео. Вошел другой врач и все проверил, и после этого в комнате наступило облегчение, которое можно было ощутить физически.
Уже в машине мы с Хелен начали обзванивать тех немногих людей, кто был в курсе всей этой сложной ситуации. Нам казалось, что мы победили в эпической битве, достойной Давида и Голиафа, — битве, к которой я готовился, сам того не подозревая, всю свою сознательную жизнь. Это был предельный случай испытания «с потерей управления», когда приходится решать серьезную, сложную проблему, находясь в свободном падении, и решать профессионально, без потери концентрации на истинной цели миссии — подтверждении готовности экипажа к космическому полету, независимо от того, отправлюсь я с ним или нет. Однако времени праздновать победу не было. Мне нужно было работать.
Ведь я, в конце концов, собирался лететь в космос.
7. База спокойствия, Казахстан
Многие считают, что дни перед стартом — самое напряженное время в жизни астронавта. На самом деле все наоборот: неделя до старта или около того — это период, когда мы наиболее близки к безмятежности и спокойствию с профессиональной точки зрения. Одна из причин этого спокойствия заключается в том, что мы не тянем до последнего и не оставляем невыполненных дел до самого старта. Мы годами готовимся к каждой экспедиции, думаем и мечтаем о космическом полете большую часть жизни. Другая причина заключается в том, что эти дни мы проводим в предполетном карантине. Астронавты полушутя называют его «тюрьмой для белых воротничков»; у нас есть охранники, мы не можем покидать территорию, а большинство посетителей вынужденно разговаривать с нами через стекло. Однако мы, конечно, добровольно сидим на этом карантине, мы обеспечены всем необходимым, о нас заботятся и ухаживают так внимательно, что сторонний наблюдатель может никогда не догадаться, что настоящая причина нашего пребывания здесь — медицинская. Главная задача — защитить нас от инфекции на Земле, чтобы мы не заболели и не потеряли работоспособность в космосе.
На орбите даже простой насморк может доставить много серьезных хлопот. В невесомости носовые пазухи не очищаются и ваша иммунная система работает менее эффективно, поэтому вы чувствуете себя намного хуже и болеете дольше. Кроме того, в ограниченном пространстве космического корабля заражение инфекцией остальных членов экипажа практически гарантировано. Именно это произошло во время экспедиции корабля «Аполлон-7» в 1968 г. У командира корабля Уолтера Ширра в 11-дневной экспедиции развилась сильная простуда, а к концу экспедиции все три члена команды были настолько больны, что отказались надевать свои шлемы во время посадки. Они опасались, что после входа в плотные слои атмосферы из-за роста давления их барабанные перепонки могут лопнуть, поэтому астронавты хотели выравнивать давление обычным способом, который обычный человек использует во время авиаперелета: нужно зажимать нос во время выдоха. И, конечно, они не смогли бы этого сделать, если бы надели свои шлемы, похожие на большие круглые аквариумы. Перебранка экипажа с Центром управления в Хьюстоне велась в крайне раздраженных тонах, и после этого инцидента ни один из трех астронавтов больше ни разу не был отправлен в космос. Спустя годы Ширра появился в рекламном ролике средства против отеков «Актифед», которое он принимал в космосе.
