Повяжут стопроцентно. И побьют втихаря.
В депортационных протоколах потные греки начертают такую абракадабру, что на родине стыдно будет показаться даже в фильме Прянишникова.
В общем, вариант дорогой, трудный и почти мучительный.
Можно, конечно, попробовать себя и в античных залах Эрмитажа, по это очень рискованно. Уничтожат сразу. Возможно, даже еще до штаноспускания.
У эрмитажных старушек особый глаз на вандалов.
И нюх. А в кармашках у них завернутые в салфеточки запасные вставные челюсти, припасенные на случай, если штатный комплект увязнет в теле осквернителя залов, а еще полсмены надо будет улыбаться глупым туристам и ходить в буфет.
Причем вцепится не одна и не две.
Умерять ваш дефекаторский пыл понабегут старушки из соседних залов и даже не закусают — сжуют.
То есть проблемы огромные.
Есть, конечно, совсем уж вариант экономкласса: купить по-тихому томик Геродота и как-нибудь над ним поизгаляться.
К примеру, ежеутренне надирать страницы в лапшу для кошачьего туалета.
Но это совсем мелко.
Настоящего удовлетворения не будет.
Желающему сделать по-большому на античную историю иначе как в режиссеры-постановщики в общем-то и податься некуда.
Зак Снайдер, постановщик нового варианта «300 спартанцев», это доказал.
Ощущение, что смотришь персидскую киноагитку V века до нашей эры, созданную по заказу древнеперсидского Минобороны как раз накануне войны с Грецией.
Спартанцы представлены накачанными, но тупыми дебилами, отпускающими запредельно глупые шуточки и с совершенно непонятной мотивацией поступков.
Это хороший прием, я сам его частенько употреблял.
Берешь хорошего человека.
Берешь его храбрый, желательно экстремальный поступок.
И человека, и поступок «не трогаешь», даже можно лицемерно доброжелательно поохать, но сам поступок аккуратненько лишаешь всякой понятной мотивации.
Еще лучше — вообще «выжигаешь» мотивацию, ненавязчиво выводя героя на просторы чистой психиатрии.
В сухом осадке получаешь злобного и неадекватного дебила, опасного для окружающих.
Санитары с мокрыми простынками и аминазином автоматически предстают спасителями мира.
Примерно такая же история и в новой версии «Спартанцев».
Воины Лакедемона, которые оставили человечеству безупречный и самый высокий образчик человеческого поведения, выглядят агрессивными, туповатыми дебилами, персы — санитарами.
Компьютерность фильма даже не чрезмерная, она просто откровенно бесстыжая, за каждым кадром просматривается десяток грустных китайских «ботаников», тупо рисующих пиксели.
Надо сказать, не впечатляет.
Историческую составляющую рассматривать нет смысла, ибо нет предмета анализа. Фильм так радостно и откровенно бессмыслен, так крепко настоян на комиксах для слабоумных, что история в нем не имеет даже статуса соуса.
Так, предлог порисовать пиксели.
Кастинг, вероятно, опустошил все помойки, бомжатники и биржи безработных Калифорнии. Спартанцы — дебильны, персы, как всякое разумное начало, — безлики.
Формируя Ксеркса, персидского царя, Снайдер, надо сказать, чуть потешил душу, создав гомосексуальное, обвешанное цацками рэпперское подобие.
Впрочем, его осовремененность не случайна. Он понятен, в отличие от лаконцев, он тщательно отмотивирован в амплуа «развратный цивилизатор».
В общем, гадость редкостная. Просмотр фильма смело можно приравнять к созерцанию в течение 117 минут попыток дефекации меж колоннами Парфенона.
Публикуется по: Профиль. № 34 (542) от 17.09.2007
Так уж получилось, что в который раз приз Выборгского кинофестиваля становится своего рода осиновым колом, который забивают сквозь слой земли и доски в труп очередного «отечественного шедевра». На сей раз кол в Выборге получил «Волкодав».
Понятно, что попытка поиграть во «Властелин Колец» провалилась. (Ах, какая неожиданность!)
Понятно, почему.
Первое и, вероятно, главное — «несколько иной» уровень драматургической основы. Конечно, запредельной глупостью было пытаться создать «русский шедевр» на основе лубочной и пустой, вторичной до умопомрачения дамской «псевдофэнтези» Семеновой.
Кино штука беспощадная, и мгновенно демонстрирует надуманность, вторичность и фальшь литосновы. Но, демонстрируя эти милые качества, — и само умирает сразу.
Впрочем, Семенова — не единственная беда «Волкодава». Но об этом чуть позже.
Предлагаю, кстати, обойтись без обсуждения сюжета. Не знаю, как у вас, но у меня нет на руках решения суда, обязывающего меня обсуждать сюжет этого произведения. Без решения суда, по доброй воле, всерьез (или даже не очень) анализировать взаимоотношения и страсти героев — абсолютно нереально.
Возможно, впоследствии, в соответствии с тенденцией к полной отмене смертной казни, — суд сочтет возможным заменить расстрел или повешение часовым обсуждением взаимоотношений (извините, пожалуйста) Волкодава и Людоеда. Но по мне — лучше уж оставили бы расстрелы и не брали серьезного греха на душу.
Но про сюжет — это так, лирическое отступление.
Лучше уж обсудить вторую неприятность, обеспечившую «Волкодаву» почетное 7654 место в списке «фильмы для дураков» — фэнтези, как жанр и традиция, уже давно сложился, — и колошматить в готические двери жанра ногой в лапте — занятие безнадежное. Маковки, луковки, берендеи, квас и торчащая из зада «лучинушка-лучина» — все это находится вне мировой традиции «фэнтези», выглядит дико, фальшиво и наивно.
Третья неприятность — традиция советского кинематографа.
Киносказки Александра Роу.
Столяров и фанерно-резиновый Горыныч.
Ронинсон, Мартинсон и Гердт в роли трех богатырей.
Типовые аленушки и гусельный перебор.
Грибок пророс. Видеть «Морозко всерьез» нестерпимо.
Четвертая неприятность — зримая, очевидная нищета, крайне забавная в том, что именуется масштабным блокбастером. Такого рода кинематограф — постановочный, костюмный, батальный — это всегда парад амбиций, демонстрация художественной и финансовой мощи фильма и породившего его концерна.
«Волкодава» сбацали, как-то не приняв во внимание, что нам давно есть с чем сравнивать. Кого дурят?
В «Волкодаве» наблюдаются, во всей красе, приметы бедненького кинца, снятого не просто на медные, а на особо затертые и позеленевшие медные деньги.
Декорационность декораций. Спецэффектность спецэффектов.
И прочее в таком же духе.
А ведь все можно было бы спасти и сделать почти удобоваримым.
При такой отчаянной бедности картины надо было срочненько отказываться от блокбастерского пафоса — и косить под авторское кино.
Минуте на двадцать второй — вставить хронику блокадного Ленинграда. (Сюжет бы не пострадал.)
На тридцать девятой минуте — забацать хорошее интервью с Валуевым или аккуратно вмонтировать краткий обзор новостей микробиологии. (Сюжет бы только выиграл.)
Потом покрыть все вместе ровным слоем музычки в духе раннего Шнитке (капают сопли в глубокий колодец) — и авторское кино готово.
Можно в Венецию.
Ан нет… Советский карлик — больше! Хотим национальный блокбастер.
Получили национальный блокбастер.
Кино на бересте. Лыковый монтаж. Смотреть при лучине.
Возвращаемся к бедности.
Вот здесь как раз и моя тема всплывает. Лошадиная.
Тут вообще беда. Похлеще, чем проза Семеновой.
Убогость, доложу вам, редкая.
Стиль верховой езды героев — откровенно прокатно-колхозный, со всеми приметами такового. Рывки за рот, долбежка задом по седлу, бессмысленное пихание ногами и «типовая прокатная» грубость с лошадью.
Понятно, что актер и не обязан делать это прилично, — понятно, что всадник — это отдельная профессия, учиться которой надо много лет, но существует хорошая практика, когда перед съемками подобного рода артистов загоняют на месяцок к приличному мастеру, и он, не тратя времени на обучение верховой езде типа «смена — повод», учит актера хорошо выглядеть на лошади. Просто выглядеть элементарно эстетично, «играя» привычность к этому делу, небоязнь и имитацию некоторых навыков.
Здесь, в «Волкодаве», прокатная «смена — повод» во всей красе.
В нормальном кино ЛЮБОГО, даже подготовленного актера при малейшей возможности («усреднение плана», сложный свет в кадре, ракурсы сзади, мельтешение по первому плану иных всадников, лиц или предметов) подменяют квалифицированным дублером. Даже не на трюках, а просто на шагу или рыси.
Потом приклеивают пару крупных планчиков героя «через ухи лошади», и выглядит все не так безобразно, как могло бы быть.