Это к дождю - невысокий полёт.
Небо свежеет в закатном румянце,
Месяц корабликом белым плывёт.
Бродит июль по ковру многоцветья,
Запахом дышит деревьев и трав.
Клонят ресницы, как малые дети,
Алые цветики, за день устав.
Ночь укрывает заокские дали
Тёмным платком - покрывалом из звёзд.
Через Оку поезда побежали -
И оживился старый наш мост.
Он растревожился, вспыхнул огнями, -
Кто, мол, нарушил сон и покой?
Мягкие тучи гуляют над нами,
Месяц-кораблик плывёт над Окой.
Вадим КВАШНИН
Памяти отца
Отец, я отпуск взял к исходу сентября.
Сентябрь высок, а жизнь течёт к исходу.
Осенняя листва, желтея и горя,
Снимается с дерёв и облетает в воду.
Отец, я тень твоя, незримо за тобой
Иду тропою к ведьминому кругу.
Попросим у владычицы лесной
Грибов открыть по лесу и по лугу.
Попросим - на краю своей судьбы.
Вовсю сияет солнце! Ниоткуда
Нам по опушкам белые грибы,
Тугие грузди в ельнике у пр[?]да!
Отец, ты тень моя, я чувствую спиной.
Вся жизнь моя уже течёт к исходу.
И облетает жёлтою листвой,
И - золотит серебряную воду[?]
Виктор МЕЛЬНИКОВ
Родное село
Было в жизни так много всего -
Были радости, были печали.
Не забыть лишь родное село,
Где пробился мой крик изначальный.
Годы шли[?] Хлопотунья-изба
Покривилась, остыла, осела,
И наличников старых резьба
От осенних дождей почернела.
Полотенце в переднем углу,
Только нет там Спасителя лика.
Пыль густая лежит на полу,
Тощий кот озирается дико.
И везде - запустения дух,
И глядят с фотографий ребята,
Да кричит с полотенца петух
О потерянном и невозвратном.
А однажды он крикнул - с зарёй, -
В благодатное, росное лето, -
Голенастый, горластый, живой, -
Разбудил на стене он портреты.
И ребята в пилотках - сошли,
И воды напились из колодца.
Им светило надеждой вдали,
Согревало их летнее солнце.
Старший молвил: "За матушку Русь!"
И второй поддержал: "За Россию!"
О дальнейшем писать не берусь -
Скрыли дали столбы верстовые[?]
Татьяна КОНДРАТОВА
* * *
Платок старый бабушкин в клетку
В прорехах, не греет давно.
На горке я в нём шестилеткой,
И бабушка смотрит в окно.
Хоть горюшка в прошлом немало,
Но всё-таки вспомнить хочу:
Вот бабушка словом спасала,
А я лишь ожоги лечу[?]
Смотрела с тоской на дорогу,
Я в то же окошко гляжу[?]
Но бабушка верила в Бога,
А я лишь молитвы твержу.
Под снегом всё прошлое скрылось,
Наш сад стоит белый совсем.
Вот бабушка[?] та постилась,
А я просто мяса не ем[?]
Михаил МЕЩЕРЯКОВ
Старая Коломна
А. Фёдорову
Не ту, где строгие колонны
парадный стерегут фасад, -
люблю я старую Коломну,
особенно её Посад.
Я не устану восхищаться,
когда в весенний светлый день
сады в заборах удержаться
не могут, выплеснув сирень.
Люблю покой его, и даже
бурьян на пустырях, и хлам,
весь тот мирок малоэтажный,
куда легко по вечерам,
вдали от улиц оживлённых,
который день со всех сторон
от колоколен отдалённых
тягучий доплывает звон.
Мне часто видится: в апреле
средь разливающихся вод
взлетает монастырь Бобренев
и тихо над рекой плывёт.
Но вот светило на востоке
взошло, и растекался свет,
не задевая новостроек,
как будто их и вовсе нет.
Как будто маятник старинный,
раскачиваясь взад-вперёд,
взлетая, распрямляет спины,
спускаясь, за душу берёт.
Михаил БОЛДЫРЕВ
* * *
Где табун гривастых яблонь
Пьёт вечернее тепло,
За берёзовым окладом
Поле в сумерки легло.
Песня просится на волю,
Словно птица из силка.
Тихой далью кто-то молит
За меня у образка.
Тёмен лик, оклад потёртый:
Видно, там, в пылу дорог,
Мой хранитель, сердцем добрый,
Слово светлое сберёг.
За мои грехи шальные,
За тоску в ночи глухой
Есть заступники святые
За души моей покой.
Бог простит меня, я знаю,
Потому, что зёрна слов
В поле тёмное бросаю,
Чтобы выросла любовь.
Чтобы ею колосилась
Болью выжженная даль,
Чтоб земли моей избылась
Бесприютная печаль.
Наталья КРАСЮКОВА
* * *
И у заката тайна есть своя,
А что мы знаем - много ль это значит?..
Чуть брезжит свет, ещё светла земля,
Но всё темней, темней[?] И только ярче
На западе, где тёмная гряда
Деревьев - то белеющее пламя:
Для полночи встающая звезда,
Бессуетно следящая за нами.
Быть может, в нас огонь её горит,
И в каждом - бесконечное мерцанье?
Наш небосвод с огромным миром слит;
Душа моя - не часть ли Мирозданья?
Каких-то дальних, неземных аллей?..
И только небо странно голубеет:
Чем ближе к горизонту, тем светлей,
И лишь над головой - оно темнее[?]
Альберт Шилин.
Новая книга маститого писателя, 70-летие которого недавно широко отмечалось, содержит два произведения - "Пашуха" и "Самосуд". В первой повествование идёт нарочито замедленно, ибо того требует сюжет. Старый одинокий крестьянин решил, что надо бы ему сегодня помереть, потому как зажился на свете. Но смерть не идёт. И те "инстанции", к которым он обращается со своей "бедой", отказываются ему помочь. Священник говорит о грехе самоубийства, врач выражает, по сути, ту же позицию, только с иной аргументацией, - нечего, мол, торопить природу.
Эта история ни в коем случае не анекдот. Желание Пашухи умереть возникает потому, что порушена жизнь. Убит колхоз имени Коминтерна, опустела деревня, разъехались люди, в том числе дети Пашухи. Они любят его, по возможности заботятся, вот и могилку матери хорошо обустроили[?] Но - по понятиям старика - семья распалась, и нет рядом с ним внуков, которых ему бы холить, молодея душой. Вот такая пошла жизнь.
Несмотря на замедленность повествования, язык писателя отличается точностью и ёмкостью. Вот Пашухе приносят местную газету. Он "принялся вникать в районные новости. Внимательно прочитал от заголовка до выходных данных, но так и не нашёл ответа на мучивший его который год вопрос: когда кончится в этой жизни бардак? И по этому поводу заключил: "Всё исписано, а читать нечего".
Повесть "Самосуд" - это рассказ о судьбе офицера, полковника, который совершил во фронтовые годы два преступления - незаконно "устроил" себе награждение несколькими орденами, а главное - обманул мать и жену, написав им от имени своего генерала извещение о своей гибели. Причина в том, что он завёл себе фронтовую подругу и решил продолжить свою жизнь с ней (тем более она ждала ребёнка).
