Сейчас перелёт от Москвы до Сахалина занимает 9–10 часов. А теперь представим себе, что значило совершить путешествие на Сахалин в 1890 году, когда не было не только самолётов, но и Транссибирской магистрали. До Ярославля – по железной дороге, потом пароходом по Волге и Каме до Перми, снова в вагоне до Тюмени, а дальше четыре тысячи вёрст на перекладных – тарантас, повозки, лодки, паромы, и ещё тысячу вёрст по Амуру[?] И так два с половиной месяца пути.
Чехову в то время 30 лет. Уже написаны такие шедевры, как «Степь», «Скучная история». Шумно прошла премьера «Иванова»; со сцен множества театров не сходят чеховские водевили. И наконец уже присуждена ему высшая литературная награда того времени – Пушкинская премия. Многие писатели, чуть только добившись известности и избавившись от тяжкой нужды, уезжали туристами в Париж или в Рим. А Чехов вместо этого сослал себя на каторжный остров. Сам, добровольно, без официальных предписаний, на собственные средства отправился за одиннадцать тысяч вёрст с единственной целью – принести хоть малое облегчение бесправным, отверженным людям. Больно читать, как жестоко трясло его всю дорогу по кочкам и ухабам, что у него разболелись все суставы, как руки и ноги коченели от холода, как чуть не погиб он от налетевшей на его повозку почтовой тройки, как в мокрых валенках пробирался через разлив, и ко всему этому – злая бессонница, иной раз на полу захудалых станций. И временами кашель с кровью.
Он пробыл на Сахалине три месяца и два дня, за это время один, практически без посторонней помощи, осуществил перепись ссыльно-каторжного населения Сахалина, поговорил с каждым! Привёз 10 000 переписных карточек, «экзотические фотографии», а главное – «миллион сто тысяч воспоминаний». В результате возникла необычная книга – «Остров Сахалин».
И вот наконец тяжелейшее путешествие окончено. Антон Павлович исполнил свой «непрерывный полугодовой труд, физический и умственный». Осень. Золотая пора на Сахалине. Впереди – кругосветное путешествие, морской бриз, новые страны, новые люди.
Первым человеком, который встретил Чехова на борту «Петербурга», был доктор Щербак. Весь день 13 октября «Петербург» стоял на причале Корсаковского порта. Сахалинское начальство общалось с командой, пили шампанское – ведь появление корабля Добровольного флота на Сахалине – праздник. О Чехове в какой-то момент все забыли (Фирса забыли – «человека забыли!»). Вспомнил лишь доктор Щербак и прислал за ним вестового.
Кто же такой доктор Щербак?
Чехов пишет Суворину: «Познакомился с д-ром Щербаком. По-моему, это замечательный человек. Там, где он служит, все его любят, а я с ним почти подружился. В прошлом у него такая каша, что сам чёрт увязнет в ней».
Сведений о Щербаке очень мало. Известно, что он врач, знакомый Чехова по Сахалину, его корреспондент. Встречается несколько раз имя Щербака в письмах Чехова.
В описи имущества покойного Щербака среди других вещей значатся «альбом с карточками и большой конверт с письмами». Наверняка в большом конверте находились драгоценные для Щербака письма Чехова, но, похоже, его наследники в отличие от наследников Чехова не сохранили этих писем.
Погасив вспышки напрасных сожалений, постараемся кое-что реконструировать по письмам Щербака к Чехову, мысленно нарисовать его образ.
Мы знаем, что он молодой, мужественный, самоотверженный и смелый, ему присуща бесспорная внутренняя красота, отличающая лучших представителей русской интеллигенции 60-х годов XIX века, которая, естественно, отражалась в их благородном внешнем облике.
В истории русской литературы выстраивается целый ряд людей, сочетающих в одном лице две благородные профессии: писатель и врач. Это Чехов, Даль, Вересаев, Булгаков и т.д.
Но никогда в этот почётный список не включалось имя Александра Викторовича Щербака. Постараемся восстановить справедливость, для этого есть все основания, ибо в 80-х годах позапрошлого века Щербак был известным журналистом, врачом и писателем. И его имя должно занимать достойное место в почётном ряду врачей-литераторов.
Буквально по крупицам, как мозаика, и не без помощи воображения складывается «клокочущая и мрачная» панорама жизни доктора Щербака. Жизни яркой, необычной, трагической, подчас загадочной и таинственной. Есть в этой жизни события и тайны, которые так и останутся нераскрытыми: ранняя жестокая трагедия в личной жизни; участие в деле Нечаева; особая, неоднозначная миссия в двух военных кампаниях.
Не поддаваясь соблазнам детективного жанра, изложим его жизнеописание.
Короткая жизнь – всего 46 лет, и в ней столько трудов, жертв, ученичества и творчества, самоотверженного служения людям, что их хватило бы на несколько обычных человеческих жизней. И есть в ней то прекрасное «нетерпение сердца», которое всегда уводило его от размеренной благополучной жизни на тернистые и опасные пути.
А.В. Щербак родился в 1848 году. Мы не знаем, где он родился, кто были его родители. О других членах его семьи речь впереди.
Нам неизвестно, где получил Александр Викторович начальное образование, но по некоторым признакам, по определённым штрихам и деталям, извлечённым из его произведений и писем, можно сделать вывод о том, что образование это было хорошее. Изящный почерк; отточенный, местами изысканный стиль речи; традиционная любезность в письмах, их своеобразный лиризм – всё это даётся, как правило, ранним гуманитарным образованием.
Студенческая жизнь Александра Щербака протекала, по-видимому, неспокойно и даже бурно.
В феврале и марте 1869 года все высшие учебные заведения столицы приняли участие в массовом студенческом движении. В разных районах Петербурга устраивались сходки, в которых участвовали студенты университета и Медико-хирургической академии, в которой учился Щербак. В это время к радикальному кругу студенчества примкнул Сергей Нечаев со своей организацией «Народная расправа». Он принимал активное участие в студенческих беспорядках весной 1869 года. Начались массовые аресты; «брали» и активных лидеров, проходивших по «делу Нечаева», и рядовых участников студенческого движения.
16 марта 1869 года был арестован Александр Щербак. Его отправили в тюрьму. По всей вероятности, под арестом он находился недолго, так как ему удалось в срок закончить высшее образование. В возрасте 24 лет в 1872 году он получает диплом Медико-хирургической академии.
С дипломом врача едет на Балканы, туда, где идёт война славян с турками. Щербак – русский врач, и этим уже многое сказано. Русские лекари всегда самоотверженно выполняли своё дело, а в годы войны усердно служили Родине на поле боя.
«Нехорошо быть врачом. И страшно, и скучно, и противно», – признавался Чехов. Однако к медицине он привязан прочными узами («медицина – законная жена, а литература – любовница»). И эта «самая жгучая, самая смертная связь» с медициной диктовала Чехову некоторые героические решения и поступки,непонятные окружающим. Нигде в других странах, пожалуй, никогда не случалось, чтобы люди таких титанических творческих сил, как Гоголь и Лев Толстой, как Чехов, в самом апогее своей славы вдруг начинали презирать то великое, что создано ими, и, считая, что их творчество – никому не нужное дело, принуждали себя к отказу от искусства во имя, как им представлялось, более плодотворного и непосредственного служения людям. Здесь начинался путь подвижничества. По этому пути пошёл Чехов. По этому пути, ещё раньше Чехова, шёл и доктор Щербак. На этом пути они встретились и сошлись.
С уверенностью можно сказать, что на подвижническом пути Чехов и Щербак стояли очень близко друг к другу. Имея столичные дипломы и блестящие возможности практиковать в Москве и Петербурге, они оба направляют свои усилия на то, «о чём кричит действительность», в те горестные круги жизненного ада, где страдали самые бесправные и отверженные. Нельзя не вспомнить и доктора Гааза, главного врача московской тюремной больницы. Всех этих необыкновенных врачей вело по жизни, объединяло стремление «положить душу за други своя».
Но при этом сходстве какая несхожесть судеб, какой неодинаковый резонанс в истории, в памяти людской!
Доктора Гааза знает весь мир, его девиз «Спешите делать добро» стал крылатыми словами.
Сахалинское путешествие Чехова человечество уже давно однозначно называет подвигом.
А Щербак? Имя его известно лишь немногим исследователям Чехова, тем, кто занимался изучением его сахалинской поездки.
Долго занималась я судьбой этого человека, уже довольно много знала о нём, но никак не могла найти разгадку его посмертной судьбы. Рассказывала о нём Владимиру Соколову. Судьба Щербака его потрясла. «Почему же его напрочь забыли?» – восклицал поэт. Вскоре в стихотворении Владимира Николаевича я нашла разгадку.
