class="p1">По мне, если все, о чем шла речь, называется демократией, так пусть бы они ее уже поскорее доели.
«Поп Гапон как зеркало русской оппозиции» [14]
Один человек сказал на первый взгляд довольно смешную, но, к сожалению, справедливую фразу: «В России за 10 лет может перемениться все, а за 100 — ничего». Мне хотелось бы сегодня пунктирно проследить события давно ушедших дней и те события, которые случились совсем недавно, прямо у нас на глазах.
16 октября 1902 года в Ялте разговаривали два человека: это Сергей Юльевич Витте, министр финансов России, и министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве: «Понятно желание свобод, самоуправлений, участия общества в законодательстве и управлении. Нельзя не опасаться, что если правительство не даст выхода этому чувству легальными путями, то оно пробьется наружу другим способом… Невозможно в настоящее время не считаться с общественным мнением; правительству необходимо опереться на образованные классы. Иначе на кого же правительству опираться? — На народ?»
Витте заметно волновался, а Плеве, как всегда, невозмутимо парировал: «Да, очень может быть, что мы накануне больших потрясений. Если у нас, не дай бог, будет революция, то не такая, какие бывали на Западе, где ее делали восставший народ и войско. У нас, слава богу, еще крепок в народе престиж царской власти и есть у государя верная армия. Революция у нас будет искусственная, необдуманно сделанная так называемыми образованными классами. У них цель одна: свергнуть правительство, чтобы самим сесть на его место… У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять… а у лиц из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство, — что будет? — одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевленное, с их точки зрения, любовью к родине. Они никогда не смогут овладеть движением… И тогда выйдут из подполья все преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России… Что будет тогда? Трудно себе даже представить…»
К сожалению, слова Плеве оказались пророческими. Он сам через два года будет убит террористами.
В сентябре 1904 года Николай Второй, который находился к этому времени у власти уже 10 лет, получает докладную записку из Департамента полиции. Вот что там написано: «По совершенно секретным сведениям, в начале осени в Париже состоялся конгресс революционных деятелей, на котором между прочим было решено предпринять усиленную агитацию в России с целью возбуждения целого ряда политических волнений, которые могли бы окончательно дезорганизовать правительство, а затем к концу января создать грандиозные уличные беспорядки с участием рабочих масс».
Этот конгресс организовал «Союз освобождения» (организация, объединяющая либералов, борцов за политическую свободу, — так называемые «освобожденцы»).
Следующим шагом «освобожденцев» была организация Земского съезда. Он состоялся в ноябре 1904 года и должен был показать, насколько жаждет народ политических свобод.
Министр внутренних дел Святополк-Мирский взял на себя ответственность и смелость сказать императору Николаю Второму о том, что если не начать либеральных реформ, то есть опасность начала революции.
Но царь полагал, что перемен хотят только интеллигенты, то есть образованный класс, а народ этого не хочет, поэтому власть должна быть тверда, определенна, и никаких уступок делать не следует.
Таким образом, Земский съезд не достиг своей цели, и либералы не знали, что делать дальше. Необходимо было как-то расшевелить лояльный к власти народ.
Они обращаются к священнику Гапону, который в то время пользовался очень большой популярностью, известностью в рабочих массах. Программа Гапона была довольно либеральной, шел разговор об облегчении рабочего труда, о медицинском обслуживании, о постепенном переходе земли к народу и т. д. То есть эта программа не имела никаких политических требований, это было естественное желание людей улучшить свое положение, более ничего. Задачи же у «освобожденцев» были более серьезные и более обширные. Поэтому они начали снабжать рабочие коллективы газетами «Наша жизнь» и «Наши дни». Кто был неграмотен, тому читали вслух. То есть шла обширная и очень направленная пропаганда.
3 января 1905 года забастовал Путиловский завод. Гапон пришел на прием к петербургскому градоначальнику Фулону и успокаивал его, говоря, что никаких особых проблем не будет, что это будет мирная акция, люди хотят подать петицию царю и не более того. «Не бойтесь, — говорил он — все будет тихо и мирно». Фулон попросил священника поклясться на Евангелии, что народ не пойдет против царя, — и Гапон поклялся.
То есть Гапон сам не предполагал, какая подспудная работа идет вокруг и к чему это может привести.
На собраниях рабочие стали замечать людей из просвещенного сословия, переодетых в рабочих, которые вели пропаганду. То есть, по большому счету, интересы рабочих не учитывались «освобожденцами» и всеми теми, кто на самом деле имел в виду свержение существующей власти и существующего строя. Интересы рабочих были только поводом. «Освобожденцы» начали вставлять в текст петиции совершенно неприемлемые требования, что, естественно, должно было привести к конфликту.
Переговоры с акционерами Путиловского завода вместе с Гапоном вел Александр Матюшенский, сотрудник газеты «Наши дни», который летом 1903 года принимал участие в организации большой стачки в Баку. Чуть позже мы дадим характеристику этому человеку, это очень показательная личность.
Штабом петербургских «освобожденцев» была редакция газеты «Наши дни». Там был свой комитет, и у этого комитета была абсолютно конкретная задача: создать грандиозные уличные беспорядки с участием рабочих масс.
Департамент полиции отмечает, что революционные организации предпринимают все усилия, чтобы требования рабочих не были удовлетворены. То есть мы опять сталкиваемся с абсолютным равнодушием к тому, чего хотят эти самые рабочие массы. Не та задача! Они — пушечное мясо, они — исполнители, они — куклы в руках этих кукловодов.
Акционеры Путиловского завода дали согласие почти на все требования рабочих. Но переговоры с промышленниками были прерваны абсолютно осознанно, потому что, если бы рабочие приняли предложение промышленников, исчез бы сам смысл бунта.
Что же делать дальше? Гапон предлагает использовать старый русский способ: писать челобитную государю, царю-батюшке — он разберется. Эта весть облетела мгновенно все рабочее сообщество, и было решено писать петицию и нести ее к царю.
Задача была в том, чтобы в этой челобитной были требования, априори немыслимые для того, чтобы быть принятыми государем. Мало того: сама интонация этого заявления носила, прямо скажем, оскорбительный характер; там было сказано «повели и поклянись исполнить», то есть, собственно, это был ультиматум. Но самое поразительное и самое подлое, что подавляющее большинство рабочих понятия не имели о том тексте.
Как писал позднее директор Департамента полиции А. А. Лопухин, рабочие хотели идти к Зимнему дворцу с «единственным сознательным намерением
