Республиканского Госбанка как такового в РСФСР не существовало никогда - до 1990 года его функции принадлежали союзному Госбанку, во главе которого стоял Виктор Геращенко (Матюхин до сих пор считает его главным своим врагом), а в 1990-м новые власти, а точнее - лично Матюхин, - основной своей целью поставили демонтаж всей госбанковской системы в РСФСР и создание на ее базе нового Центробанка.
- Госбанк, - говорит Матюхин, - был и государственным, и коммерческим, и Бог знает каким еще. Выдавал кредиты, давал деньги на зарплаты - нам в условиях появления коммерческих банков это было не нужно. Закон о Центробанке провели через Верховный Совет легко, и уже в декабре я возглавлял Центральный банк РСФСР - организацию, созданную по совсем другому принципу, чем Госбанк СССР.
Матюхин и Геращенко были настоящими пионерами союзно-республиканского противостояния в 1990 году. Михаил Горбачев и Борис Ельцин еще пытались делать вид, что, хоть и не во всем согласны, но, по крайней мере, не конфликтуют, а Геращенко с Матюхиным именно воевали - в восьмиэтажное здание конторы Госбанка по РСФСР на Октябрьской площади рядом с МВД Матюхина с его мандатом от Ельцина просто не пустила охрана, пришлось собирать целую делегацию народных депутатов России и буквально штурмовать здание. Даже «павловскую» реформу января 1991 года, когда в течение двух дней нужно было обменять пятидесяти- и сторублевые купюры образца 1961 года на новые, Матюхин считает эпизодом именно этой борьбы, не имевшим больше никакого практического смысла.
- Геращенко хотел показать, что мы не справимся с такой операцией, провалим ее, и он сможет сказать - посмотрите, какой же это Центробанк, они же ничего не умеют делать. Но мы сумели, обменяли все.
Матюхин был несравнимо менее опытным банкиром, чем Геращенко, но, как ни удивительно, в конфликте с союзным Госбанком российский Центробанк одерживал победу за победой. Региональные конторы Госбанка СССР Матюхин объявил Главными управлениями Центробанка России - в обмен на обещание с 1 января 1991 года исполнять указания только российских структур, региональные госбанковские структуры получили повышение в статусе и, что более важно, в зарплате для персонала. Тогда же в регионах стали создаваться расчетно-кассовые центры (РКЦ) - их Матюхин до сих пор считает главной своей заслугой перед российской финансовой системой.
- Даже Гайдар не понимал, зачем нам это нужно. А это же очень просто все было. Вот, создается коммерческий банк - как он будет вести расчеты с другими банками? Наличность, что ли, им возить? Создание РКЦ сняло проблему взаимных неплатежей. Только в Москве нам удалось создать РКЦ не сразу, московское главное управление меня уболтало - мол, зачем нам РКЦ, у нас такой компьютер есть. Ну и мы за это здорово поплатились - в марте 91-го застряли все московские платежи. Пришлось мобилизовать женщин из провинциальных управлений - привезли их в Москву, они ночами сидели у нас на Октябрьской, разбирали мешки с платежками. Разобрали. Потом и в Москве создали РКЦ.
Может быть, главный термин, оставшийся от тех времен и от матюхинской банковской системы - это «авизо». Слово, которое сегодня практически не используется без дополнения - если «авизо», то «чеченские».
- Чеченские авизо - это не моя история, - говорит Матюхин. - Они же были фальшивые, какое же фальшивые авизо могут иметь отношение ко мне? Сама по себе система была очень разумна - клиент вносит деньги в Москве, а клиент в Свердловске, которому эти деньги адресованы, получает их уже на месте. А авизо - это телеграмма из Москвы в Свердловск, в которой написано, что деньги переведены. Операционистка в банке берет у получателя эту телеграмму, звонит в банк, в который приходил отправитель, и спрашивает - а что, правда ли, что клиент внес деньги? Но чеченцы подкупали операционисток, и они никому не звонили, просто выдавали и все.
Матюхин вспоминает, что, начиная с осени 1991 года, президент Чечни Джохар Дудаев «мучил нас телеграммами - пошли наличку, пошли наличку».
- А я видел, что там у них в Чечне творится, и эти телеграммы игнорировал - ну, тянул время. Меня чеченцы с угрозам встречали у подъезда, я был вынужден ходить на работу через черный ход. А потом я уехал во Францию, и Руслан Имранович Хасбулатов как верный чеченец отправил в Грозный несколько «камазов» с наличными. Я, когда вернулся, говорю ему - вы что натворили? А он отвечает - вы что, меня же неправильно поняли, я не это имел в виду. А разбираться уже поздно, деньги-то ушли.
Поездка во Францию, о которой вспоминает Матюхин, - это тоже вполне характерная история из жизни российского Центробанка первых лет его существования.
- Денег на командировки у нас не было никаких, баланс был нулевой. А ездить было нужно, перенимать опыт, консультироваться. У нас же всей техники было - арифмометры и счеты, я компьютера-то в жизни не видел. Надо было ездить. И вот я писал - французам, немцам, англичанам: «У нас нет денег… Если вы оплатите…» Они оплачивали - и дорогу, и проживание, и еду. Ездили за счет принимающей стороны.
Сейчас даже трудно понять, что было главной бедой Центробанка в те времена - бедность или неопытность. Жулики - и внутренние, и внешние - окружали главное финансовое учреждение демократической России с самого прихода Бориса Ельцина к власти.
- Прохиндеев всегда много, как и сейчас вокруг наших фюреров, - говорит Матюхин. - Но нам тогда все было в новинку. В конце девяностого, когда возник сильный дефицит наличности, мы решили печатать чеки Центробанка. А Гознак - в руках Минфина СССР, нас они и слушать не хотят. Стали искать альтернативные способы напечатать эти бумаги. И тут один пронырливый человек говорит - у меня тут есть обойная фабрика, я напечатаю. Ну и напечатал - чуть ли не цветочек. Я забраковал, конечно. Так мы чеки и не выпустили.
Главный финансовый скандал тех времен - дело Фильшина, о котором много писали в газетах. Вице-премьер Геннадий Фильшин весной 1991 года попытался вывезти из СССР 70 миллиардов рублей наличными.
- Это вообще был анекдот. Фильшин где-то услышал, что швейцарские банки покупают валюту любых стран мира по официальному курсу, и договорился с кем-то продать за доллары 70 миллиардов рублей. Силаев очень загорелся - у нас ведь валюты не было вообще, а тут такие деньги. Ельцин тоже рад был. А я говорю - вы что, у нас ведь в обороте всего 70 миллиардов! К тому же это - несколько эшелонов, под завязку набитых наличностью. Если один миллион трешками и десятками - это 16 килограммов, то представьте, сколько тонн весит 70 миллиардов. Естественно, так все и заглохло, только опозорились.
Проблему нулевого баланса российского Центробанка, впрочем, удалось решить тогда же - еще при жизни Советского Союза, - и тоже вполне оригинальным способом. Борис Ельцин выписал Центробанку 50 тонн золота из Гохрана СССР.
- Привезли эти слитки к нам на Октябрьскую, сгрузили в подвал, я спускался смотреть - золото, настоящее. Теперь мы могли не краснеть, отвечая на вопросы иностранных партнеров о том, какой у России золотой запас. Хотя партнеры, конечно, были те еще. У меня до сих пор хранится письмо из Италии от какого-то рыцарского ордена, который под залог этих 50 тонн обещал нас кредитовать на 100 миллиардов долларов наличными. Мы же не знали, что таких денег просто не бывает, физически. Я ездил к этим итальянцам, разговаривал с ними. Смех один.
В августе 1991 года Верховный Совет РСФСР отстранил (как потом оказалось - на несколько дней) Виктора Геращенко от руководства Госбанком СССР. Занять кабинет в здании Госбанка на Неглинной Матюхину удалось только в декабре, уже после Беловежских соглашений.
- Первым делом, - вспоминает Матюхин, - спустились в хранилища - а золотишка-то нет. По всем бумагам проходило, что у Госбанка - 300 тонн золота, а в хранилищах - ни грамма. Это уже потом я узнал, что все это золото еще в августе на пароходах вывезли за границу, но кто вывез - не знаю, и знать не хочу, а то мне голову открутят. 12 миллиардов долларов на счетах Внешэкономбанка за границей - тоже куда-то перевели, концов не найдешь. Сейчас много кто на эти деньги живет, как вы можете догадаться.
Впрочем, в первые постсоветские месяцы Матюхину было не до золотоискательства - перед Центробанком стояли гораздо более скучные задачи. 2 января 1992 года правительство Егора Гайдара объявило либерализацию цен.
- Мне никто ничего не сказал, - жалуется Матюхин. - Об отпуске цен я узнал из новостей по радио. Цены выросли, а деньги остались те же - трешки, пятерки, десятки. Их сразу же стало не хватать, мы даже ветхие купюры перестали утилизировать - а не то совсем все обрушится. Наконец, удалось договориться с Гознаком, чтобы печатать новые деньги - уже не десятки, а тысячи. Депутаты, конечно, подняли хай, что стимулирую инфляцию, - но что мне еще оставалось.
